Отступники

Джон тут же вспомнил, как Элет спасла его от смерти — и не один раз. Он был благодарен ей до сих пор, хотя и не знал, кому и как теперь возносить эти благодарности. Разве что воспоминаниям, обрывкам снов и мечтаний…

И правда, ведь делать зелья её научили именно в Шабаше. Раз уж там учат в том числе и спасать жизни, то, может, действительно стоит помолчать и спасти репутацию этого места?

Помимо всего прочего, была ещё одна причина, по которой Джон не стал брать с собой гвардейцев. Он понимал, что путь предстоит неблизкий и явно опасный. На дорогах наверняка бродят разбойники, а ещё всякая нечисть вроде упырей или тех же оборотней. Если Врата на тот свет оказались приоткрыты, если в мир то и дело вырываются призраки и духи… Джон не хотел, чтобы кто-то снова погибал из-за него, как это случилось с Элет. Он решил взять всю эту ношу на себя и ни с кем, кроме Кары, её не разделять. Неважно, адский дух бы угрожал его людям или шайка разбойников. В любом случае умирать за него они не будут.

Пожалуй, эта причина была даже важнее для Джона, чем спасение репутации Шабаша. Ну узнает простой люд, что какая-то поехавшая ведьма хотела захватить мир, и что дальше… Он понимал, что в Резерфорде и окраинах и так об этом что-то знали: Жанетта ведь жила здесь долгое время, её видели многие, в том числе и те разбойники, на которых не повезло (или, скорее, как раз повезло) наткнуться ему и Элет. Да, эти слухи могут разойтись по всему королевству, и тогда зажиточные горожане перестанут отдавать своих одарённых дочерей на обучение, бедняки не будут доверять знахарям, а лорды и королева прогонят придворных магов прочь из замков. Но через несколько лет это забудется и всё вернётся на круги своя. Джон ведь прекрасно знал, как это бывает.

Однако чувство вины действовало на него сильнее. Он не хотел больше быть причиной чужих страданий и смертей. Не хотел видеть эти смерти. Не хотел втягивать в опасное, мутное, странное предприятие тех, кто от него зависел.

Поэтому и не взял с собой никого, кроме лошади.

Кара, хоть и не подавала виду, была рада, что они наконец отправились в путь. Как успел заметить Джон, она была девушкой весьма сдержанной и редко проявляла какие-либо яркие эмоции, кроме, разве что того момента, когда они встретились впервые. Но тогда она была уставшей, измотанной и простуженной. Выздоровев, Кара стала куда спокойнее и уравновешеннее.

Они шли весь день почти молча, лишь пару раз она попросила у него воды. Но к вечеру они внезапно разговорились, чего Джон никак не ожидал, несмотря на то, что задал вопрос первым — от нечего делать:

— А главы Шабаша сами решают, кто станет, например, знахарем, а кто — придворным магом?

— В основном да, но они обычно прислушиваются к желаниям ведьм, — пожала плечами Кара.

— А ты помнишь, кем хотела стать?

— Уж точно не придворной магичкой у королевы, — коротко рассмеялась она, отведя взгляд. — У меня никогда не было больших амбиций. Странно вообще, что Жанетта выбрала меня.

— Мы не всегда выбираем, кем нам родиться и быть во взрослой жизни, — заметил Джон, посмотрев на неё с долей сочувствия. — Я, например, точно не выбирал.

— Но не то чтобы тебе совсем уж плохо живётся?

— Да, может… может, при немного других обстоятельствах я мог бы быть счастлив.

Кара на это ничего не ответила, лишь коротко усмехнулась.

На закате, как она и рассчитывала, они дошли до деревни — действительно большой и довольно богатой, судя по тому, что за высоким частоколом виднелись новые двухэтажные дома. Джона здесь сразу узнали и отвели на ночёвку в дом старосты, посчитав, что их маленького постоялого двора будет недостаточно для его благородия. Лошадь оставили в стойле, дав ей овса и сена. Вскоре вышел и сам староста.

Это был не старый ещё мужчина по имени Алрик, с седыми волосами и длинной тёмной бородой, в которой тоже серебрилась седина.

— Как только узнали, сир, что вы, дескать, к нам, так сразу и… заходите-заходите! — Он открыл дверь, пропуская Джона в дом — высокий, крепкий, двухэтажный, с белёными стенами, кирпичным фундаментом и искусно расписанными ставнями. — А это никак жёнка ваша?

— Если бы я женился, вы бы уже узнали об этом, поверьте, — усмехнулся Джон, заранее подготовивший себя к подобным вопросам. — Это моя двоюродная сестра.

— И по совместительству его придворная ведьма, — добавила Кара, проходя вслед за ним в тепло крестьянского дома.

Хотя это звучало несколько нелогично, старосты вопросов не возникло: видимо, он попросту не знал, что в Шабаше ведьмам стирают память и они забывают всё о своих родственных связях. С другой стороны, радовало, что Алрик не знал Жанетту в лицо и теперь не спутал Кару с ней.

В доме старосты было уютно и просторно. Джону и Каре выделили одну комнату с общей кроватью — свежий тростник на полу, несколько свечей, вода и полотенца на столе, белоснежная постель… Высокий потолок, длинные льняные занавески — редко в доме у простолюдина можно их увидеть. В общем, Джону здесь вполне понравилось, к тому же он помнил, как и на какие средства жил год назад… Его пристанищами были грязные постоялые дворы, общие комнаты в ночлежках, иногда вообще подворотни, а сеновалы или просто расстеленный на земле плащ служили ему постелью. Лишь когда в его жизни появилась Элет, он понял, что вовсе не прочь заночевать в лесу, под деревом, заснув на лесной подстилке — лишь бы она была рядом.

Пока Джон и Кара располагались в комнате, внизу готовился ужин, и здесь, на втором этаже, уже чувствовался запах жареной курицы, тушёных овощей, гороховой похлёбки и свежего хлеба. Вспомнив, что за день съел лишь пару кусков солонины с чуть чёрствой хлебной коркой, Джон тут же услышал тихое журчание в животе. Кара, видимо, его тоже услышала, потому что посмотрела на него как-то хитро и улыбнулась.

Вскоре их позвали за стол. Помимо старосты, усевшимся во главе стола, трапезу с ними разделила его жена — полная низкая женщина по имени Элва, с длинной седой косой, тремя рядами бус на шее и ярко-красной шёлковой отделкой на сером платье. Джон знал, что простолюдины редко могли себе позволить даже самую тоненькую полоску шёлка, и в очередной раз убедился, что староста этой деревни был весьма богат.

Через минуту после того, как все расселись, на кухне появилась дочь старосты — совсем ещё юная девушка лет семнадцати, высокая, стройная и очень красивая. Джон невольно засмотрелся на неё, благо смотреть было на что: ярко-рыжие волосы, убранные в высокую причёску, карие глаза, кротко смотрящие в пол; вырез синего, расшитого цветами платья обнажал верхнюю часть небольшой девичьей груди, а на тонком правом запястье висел скромный браслет с деревянными бусинами.

— А это Гилина, — сказал староста, с явной гордостью смотря на дочь, которая осторожно отодвинула стул и присела как раз рядом с Джоном, — моя младшая дочь, радость и помощница.

— Ой, помощница… — возразила Элва. — Тоже скоро уйдёт скоро от нас, и какая будет помощь?

— Не век же ей в девках сидеть, — отозвался Алрик. — Обе её сестры уже давно замужем, а она у нас как обиженная.

Несмотря на то, что речь шла о ней, Гилина скромно молчала, изредка поднося ко рту ложку с похлёбкой.

— Главное, чтобы жених ей нравился, — подала голос Кара и внимательно посмотрела на девушку. Та, кажется, смутилась ещё больше.

— Нравится, куда деваться, — усмехнулся староста. — Он, кстати, скоро тоже придёт, с минуты на минуту. Каждый вечер ходит.

— Ага, за дармовыми харчами, — снова забрюзжала хозяйка. — Попробуй его накорми…

— Ничего, скоро он сам Гилину кормить будет, — спокойно отозвался Алрик, а потом добавил суровее и строже: — Хватит, мать, бухтеть, при гостях-то.

Кара сдержанно рассмеялась, Джон тоже хохотнул в кулак. Гилина всё ещё сидела тихо, и он подумал, что здорово было бы услышать её голос… Сложно было сказать, нравился ли ей пресловутый жених или нет. Видно, что родителей она уважала и даже боялась, а потому молчала.