Ожог
Шрифт:
Он громко хмыкнул, но ничего не сказал.
Почти шепотом, она продолжила:
– Он мне сразу предложил... это самое.
– Нервный смешок.
– Что?
– Ну, это... секс за деньги.
Он ошалело покачал головой.
– А ты?
Она вздохула.
– Немного повыделывалась. А потом согласилась.
– Вот как, - тупо сказал он.
– Сначала сказала, что не могу. Я, дескать, не трахаюсь. А он говорит приличный такой старичок - что этого не будет.
Он насторожился.
– Это как?
– Да я сама не поняла.
– Она пожала плечами.
–
Он вскинул голову:
– Так ведь...
– Продожди, - она тряхнула головой.
– Слушай, что дальше... В общем, села к нему. Он один в машине, никого больше не было. Поехали. На квартиру, что-ли - где-то в центральных районах. Он меня завел, посадил в кресло, - как здесь, - она шмыгнула носом, - только крутое такое кресло, кожаное, знаешь?
– Знаю, - нетерпеливо сказал он.
– Дальше!
– Дальше что...
– она помолчала.
– Он переоделся где-то, пришел в халате. Ну, и началось... Разделась перед ним. Он просил - медленно. Ну, я и медленно, как могла. Повернись, говорит - я повернулась. Дай потрогать - ну, трогай, пожалуйста. Он тихонько так щупал меня - везде, ничего не пропустил. Долго это было. Потом сказал, чтобы я легла. Я легла на живот. Он трогал меня, целовал, ноги, пальцы, все, - задумчиво перечисляла она, а он смотрел на ее пальцы на ногах - она чуть шевелила ими, словно оживляя воспоминания. Розовый большой пальчик наскакивал на соседний, как будто боролся с ним.
Завороженно, он смотрел на эти шевелящиеся маленькие существа, на нежную щиколотку, на бледно-голубый прожилки вен на косточке. Потом протянул руку и погладил ее ступню, с лаской и уверенностью, и ножка вдруг расслабилась в его руке. Пальчики замерли, прекратив возню, растопырившись. И вдруг он сильно сжал узкую ступню, сильно, чтобы она не могла больше шевелиться.
Ирина ничего не сказала на это, только вздохнула. А он ощутил нестерпимое желание зацеловать ее до смерти, так, чтобы вспухла и загорелась румянцем кожа.
– ... тогда он сказал, что даст еще, если я так сделаю.
Он очнулся:
– Что сделаю?
– Полижу у него там, - тихо ответила она.
– Где?
– спросил он. Его голос был напряжен.
– В попе.
– Что??
– Я же говорила, что тебе не понравится, - почти шопотом проговорила она.
– И ты...
Она кивнула.
– Один раз. Только один раз, - извиняющимся тоном сказала она.
– Я чуть лизнула, там все такое вонючее, волосы и ...
– Ты что, оправдываешься??
– кровь бросилась ему в лицо.
– Мама родная...
Он отрешенно отпустил маленькую ножку, и встал.
– Ты лизала задницу? У этого старика?
Она кивнула:
– Это не так страшно, как оказалось.
– Мама родная...
– пробормотал он.
– За триста баков...
– За сто, - возразила она.
– А остальные??
– Взяла в рот, - буднично сказала она.
Он чуть не упал.
Со ужасом он всматривался в ее лицо, невинное, нежное, со
следами слез. Покрасневший носик. Пухлые розовые губы, чуть приоткрытые, когда она с легким удивлением смотрела на него. Наверное, поражалась, чего это он так взвился.– Я только лизнула с краешку, и взяла в губы, неглубоко, и сразу же выплюнула... Я сказала, что не хочу это делать... а он сказал: "Ну ладно, не надо".
Он вдруг теперь понял, глядя на сидящую на диване полуголую девочку с светлыми растрепанными волосами, с прижатыми к груди коленками, что произошло то, чего он не испытывал много лет. Случилось странное - он влюбился. Влюбился в малолетнюю начинающую проститутку. Шантажистку. Проклятье.
– Встань, - тихо попросил он.
– Это зачем?
– Я сказал, встань, - устало проговорил он.
Она сползла с дивана, неохотно встала на ноги, отбросила прядь со лба. Живот ее подрагивал. Лифчик тесно стягивал небольшие крепкие груди. Пальчики на ногах нервно сжимались и разжимались.
– Ну, - напряженно выдавила она, - что еще?
Он взял ее за руку и притянул к себе.
– Хочу тебя обнять.
И он крепко прижал ее к себе. Его руки гуляли по ее спине, от шеи до ягодиц, пожимая и лаская. Она задрожала в его руках.
– Мне так больно.
Он сжал ее еще сильнее.
– А так?
– Д-да, - почти прохрипела она.
Он посмотрел ей в глаза, продолжая мять ее тело. Сдернув трусики пониже, он вцепился в ее ягодицу, словно в тесто, заставив ее вскрикнуть. Ее тело затрепетало, а он чувствовал ярость, которой не было выхода. Его съедало нестерпимое желание укусить ее. Ударить так, чтобы она заревела, как тогда. Когда он вырвал из нее девственность с корнем, словно больной зуб, а она исходила неистовым криком, содрогаясь и корчась над ним, с толстым членом в своем узком девичьем влагалище.
– Никогда, - тихо проговорил он, - никогда не делай такого, за что бы я захотел тебя убить.
Она оскалилась, как тигрица, тяжело дыша.
– Обещай, - потребовал он.
Она вдруг всхлипнула, бессильно и жалобно, и опустила голову ему на плечо. И он ослабил тиски. Тихо, почти неслышно, до него донеслось:
– Обещаю...
Он повернул ее лицо к себе и поцеловал девушку в мягкие губы.
– А теперь... нам действительно пора уходить.
Часть 4. Бестия
– Заходи, не бойся, - он легонько подтолкнул ее в спину.
Она тряхнула головкой, и вошла в приемную. Мягко, как кошка. Была в ее походке необычная, тренированная грация. Любуясь ее узкой спиной, он подумал, что девочка наверняка занималась каким-то спортом - в детстве.
Он кивнул секретарю - пожилой женщине с сердитыми глазами - и пробурчал:
– Здравствуйте, Мария Сергеевна. Мы на минутку.
Секретарь ухмыльнулась. "
Черт," - сказал он себе, "Сволочи".
Он не смог бы сказать, к кому это относится. Это было наваждением. Ему казалось, что все знают про них все. Что его вчерашние поцелуи просвечивают сквозь нежную ткань колготок на ее бедрах. Что любой встречный может разглядеть сквозь спокойное выражение лица девушки уже знакомую ему звериную маску боли.