Падение Иерусалима

Жалю понимающе кивнул.

— Поэтому отложите ручку и блокнот. Записывать тут нечего, — сообщение будет кратким и простым.

Минут десять он объяснял собеседнику: хотя случай достаточно серьезен, чтобы объявить сигнал тревоги на всех предприятиях, делать этого пока не стоит. Тем не менее принять меры предосторожности необходимо. Есть основания полагать, что некто попытается заполучить либо плутоний, либо даже боеголовку — точно пока неизвестно. Фактически, ничего пока не известно, кроме того, что такая попытка возможна. К сожалению, он не в силах сообщить ничего определенного, но пока придется принять к сведению то, что сказано. Есть вопросы?

Жалю ответил, что есть. И действительно задал несколько вопросов, на которые Баум отвечать был не готов, за исключением, пожалуй, одного: что ему, Рене Жалю, надлежит в данном случае делать?

— Во-первых, составьте для меня список мест, где злоумышленники могли украсть бомбу или ее компоненты.

— Понятно, — Жалю явно боролся с желанием записывать.

— Во-вторых, немедленно свяжитесь с начальниками охраны этих предприятий, предупредите их. Скажите, будто итальянская террористическая группа что-то замышляет. Нас, мол, тут предостерегли, и хоть мы этому доносу не слишком доверяем, осторожность не помешает.

— Относится это к военным частям, располагающим стратегическими материалами?

— Относится.

— Поставить в известность комитет по атомной энергии?

— Не надо. А то информация попадет в газеты.

— Все понятно. Список я подготовлю сегодня же.

— И дайте его мне как можно скорее.

После его ухода Баум позвонил приятелю, который работал на улице Божон в здании без вывески — там, где находится главный компьютер полиции.

— Жак, это Альфред. Извините, что беспокою…

— Ничего, дружище.

— Помнишь, ты позавчера по моей просьбе проверил некоего Таверне?

— …и не нашел такого. Помню.

— Мне знаешь что в голову пришло — может, в компьютере эта фамилия чуть изменена, Таберне, например, или как-нибудь эдак. Стоит проверить, как ты считаешь?

— Думаю, не стоит, Альфред. Когда мы ищем какое-то имя, то программа дает все варианты написания. Если Дюпона записали по ошибке Дюмоном, на дисплее он все равно появится, никуда не денется.

— Эти ваши научные чудеса всю радость жизни истребили, — посетовал Баум. — Раньше поработаешь мозгами, вдохновение накатит — раз, и решил загадку. Теперь уж так не бывает. Все равно спасибо.

— Не за что. Обращайся в любое время.

Когда мадемуазель Пино принесла кофе, Баум сидел, опустив голову на руки, а на листочке бумаги перед ним лежали две таблетки.

— Могу я помочь? — сочувственно предложила секретарша.

— Спасибо, ничего не надо. Только стаканчик воды, пожалуйста.

В тот же день произошли еще кое-какие события.

— Поймите, — Баум старался говорить убедительно. — Вовсе я не хочу доводить дело до того, чтобы причинить вам ущерб.

Женщина, сидевшая напротив него за столиком невзрачного кафе на улице Тампль, только кивнула в ответ, но ничего не сказала.

— Известно, что этот человек имеет некоторые садистские наклонности — об этом говорит его поведение в Тунисе. Уж конечно здесь, в Париже, он не изменился, но в нынешней должности ему приходится быть осторожным — не дай Бог какой-нибудь скандал. Но он не устоит перед искушением, если вдруг подвернется партнерша, которая даст понять, что садомазохизм — ну, хоть малая толика, ее не испугает…

Голос его совсем упал — от того, что ему приходится говорить о подобных вещах, от неловкости всего разговора.

— Понимаю, — произнесла женщина. — Только садомазохизм не по моей части.

— Я же и не предлагаю, — совсем смешался Баум, он уставился в свой стакан, пиво было наполовину выпито, он старался подобрать слова помягче. — Речь идет о том, чтобы возбудить у него… ну, кое-какие надежды, что ли. И все.

— Вам, господин Баум, пора бы знать, — был ответ, — что мужчина расценивает подобные намеки как обещание и разрешение. Тут уж бесполезно, смешно даже протестовать — всякое сопротивление он сочтет частью игры, его только подхлестнет.

— Конечно, — согласился Баум с несчастным видом. — Но все-таки вынужден повторить свою просьбу. Мы примем меры предосторожности. С вами будет поддерживать постоянную связь один из моих сотрудников и я сам, конечно. Я верю, что вы сумеете все устроить. Вспомните тот случай с Кодреню — задание было исполнено просто блестяще.

Рядом со своей собеседницей он выглядел добрым папашей, однако устремленный на него прямой, холодный взгляд синих глаз выражал отнюдь не родственные чувства.

— Вы безжалостный человек, господин Баум, хоть и кажетесь таким славным. Ответьте мне на два вопроса. Если я выполню это ваше поручение — какое будет вознаграждение? И что произойдет, если откажусь?

— В случае успеха вам заплатят десять тысяч франков.

— Ну а если ничего у меня не выйдет, несмотря на все мои уловки?

— Все равно получите некоторую сумму. Скажем, пять тысяч. Я вам доверяю, знаю, что вы приложите все силы…

— Вы еще не ответили, что произойдет в случае отказа.

— Надя, дорогая, — тут и Баум заговорил жестко. — Я ведь на государственной службе, и все, что я делаю, служит интересам моей страны. Я не волен поступать так, как, может быть, и хотел бы. Поверьте, мне в самом деле неприятно, но вынужден вас предупредить, что если откажетесь от этого поручения, то не оставите нам выбора: придется вернуть ваше дело полиции. Если вас вышлют за пределы Франции — это будет еще мягкое наказание.

— А как мне жить дальше — в любом случае?

— Это задание — последнее, — пообещал Баум.

— Я должна верить вам?

— Вот что скажу, дорогая, — не как представитель своей службы, а просто как человек. Я свое обещание выполню, и, по правде сказать, у меня камень с души свалится.

— Еще бы, — недобро усмехнулась Надя. Она была поразительно красива — иссиня-черные волосы собраны в узел низко на затылке, светлые, широко расставленные глаза, высокие скулы, выразительный рот — такая женщина дорогого стоит…

— Ладно, — решилась она, наконец. — Расскажите все, что мне следует знать.

— Дело срочное, время не терпит, — Баум приступил к изложению своего плана.

Перед самым концом работы к нему заскочил Алламбо:

— У тебя есть минута? Посмотри фотографии Беляева, есть кое-что интересное.

Они спустились в фотолабораторию — там вдоль стен разместилось новое электронное оборудование: большой экран, пульт с кнопками, все это подсоединено к компьютеру. Вокруг собрались сотрудники лаборатории. На экране возникло цветное фото: мужчина под деревьями, рядом девушка. На заднем плане — шоссе, видны машины. Снято с большого расстояния, к тому же камера дрогнула: изображение размыто.