Падший ангел за левым плечом
Шрифт:
– Мне необходимо осмотреть квартиру. Точнее, вещи вашей племянницы. Что-то из вещей ее ведь осталось? И надо сделать это как можно скорее. Мы не могли бы проехать в квартиру прямо сейчас? Поверьте, время не терпит.
– Да там же осматривали все. Тот из полиции, Вавилов, про которого вы говорили. Он тогда приходил.
– Он ничего не нашел. Может, я что-то найду.
– Через пять лет? – Белоносова недоверчиво смотрела на Катю.
– Пожалуйста, это очень важно. Это ради вашей племянницы!
Белоносова колебалась, потом пошла в комнату и что-то сказала
– Ладно, идемте. – Она позвенела ключами в кармане.
– У меня машина.
– Да это через две улицы. Ладно, можно и на машине прокатиться.
И они прокатились.
Катя через пять минут смотрела на дом Аглаи Чистяковой – обшарпанная старая блочная многоэтажка. Домофона нет, подъезд весь исписан граффити. Лифт вознес их на седьмой этаж.
Квартирка оказалась крохотной – две смежные комнатушки, микроскопическая прихожая и кухня, смахивающая на узкую щель.
Катя сразу почувствовала, что квартира эта теперь – общага. Вся мебель, некогда принадлежавшая матери Аглаи, была сдвинута, чтобы освободить место для двух диванов и двух раскладушек. Один диван – старый, продавленный, второй поновее, чувствуется, что куплен не так давно, но все равно выглядел уже подержанным. Раскладушки так и остались разложенными, на них – скатанные матрасы.
– Съехали мои квартиросъемщики, – вздохнула Марина Белоносова, – что вы хотите тут найти?
Катя огляделась. За пять лет квартира утратила свой прежний вид.
– Где комната Аглаи?
Белоносова кивнула на смежную крохотную комнатушку. Катя вошла и увидела там еще один продавленный диван, раскладушку, сложенную и прислоненную к стене и обшарпанный письменный стол. Ничего, что напоминало бы о девочке, – ни фотографий, ни плакатов на стенах, что так любят подростки, ни старых игрушек.
– А вещи? Какие-то вещи Аглаи остались?
Белоносова молча пошла к кухне. И открыла дверцу узкой кладовки, похожей на шкаф.
– Помогите мне, – попросила она.
Вместе они стащили с полок три большие тяжелые картонные коробки, заклеенные скотчем.
– Вот, тут все. Выбросить у меня рука не поднялась. Здесь ничего ценного.
– Откройте, пожалуйста, – попросила Катя.
Белоносова принесла с кухни ножницы и взрезала скотч.
В двух коробках была одежда – старые детские вещи, зимние и летние вперемешку. В третьей коробке сверху лежали ролики, а внизу книги – учебники и тетради.
– Ко мне еще одна ученица должна прийти, – сказала Белоносова. – Я вас тут оставлю, вот берите ключи. Потом принесете. Не знаю, что вы здесь хотите найти.
– Я ищу дневник Аглаи.
– Дневник? – Тетка усмехнулась. – Я вспомнила, этот ваш Вавилов тоже меня про дневник спрашивал. Я сомневаюсь, что Аглая вообще когда-то вела дневник. Это совсем другое поколение, понимаете?
Она положила ключи от квартиры на сервант. Когда дверь за ней захлопнулась, Катя опустилась на колени и начала осматривать коробки.
Пять лет… что можно отыскать через пять лет?
Но ведь она нашла «Железо и софт».
Ну и что? Вавилов тогда тоже приходил в это интернет-кафе… И даже не счел нужным оставить в уголовном деле об этом какие-то документы, протоколы…
Все-таки почему он так поступил? Ведь он был так аккуратен?
Она тщательно перетряхнула для начала обе коробки с одеждой. Она искала дневник, записную книжку, может, электронную записную книжку – шарила по карманам детских курток, кофточек, джинсов. Она представляла себе этот самый «дневник» в виде маленького блокнота с розовой корочкой. Но потом подумала – это стереотип.
Она так ничего и не нашла. И стала разбирать коробку с книгами. Это были учебники – старые учебники за седьмой, восьмой и, что удивительно, за девятый и десятый классы – в основном по алгебре, геометрии, физике и химии. Точнее, за девятый и десятый классы были лишь учебники по алгебре. Аглая Чистякова – высокоодаренная девочка в сфере математики – занималась дома по программе старших классов, изучала то, что ее сверстникам лишь предстояло узнать.
Среди книг ей попались два сборника ЕГЭ по математике, а также сборник математических олимпиад МГУ. Еще какая-то книга, вся в графиках уравнений.
На дне лежали тетради – толстые ученические тетради. Их было так много, что Катя растерялась.
Никакого блокнота с розовой корочкой. Никакого дневника. Только школьные тетради маленького математического гения.
Катя села на пол, выгребла их из коробки. И начала пролистывать.
Уравнения икс-игрек…
Целые столбцы уравнений…
Числа, числа, числа…
Смешные рожицы на полях, нарисованные рукой Аглаи…
И снова числа, числа…
Примеры, задачи, уравнения…
Графики…
Катя пролистывала тетради.
У нее начало двоиться в глазах от всех этих чисел, в которых она ничего не понимала.
Аглая писала бегло, неряшливо, шариковой ручкой. Исправляла, зачеркивала – все это походило на творчество, на полет мысли. Девочка действительно жила математикой. Она дышала воздухом цифр и чисел.
От долгого сидения на полу у Кати затекли ноги. На дне коробки оставалось еще много тетрадей. И она решила, что просмотрит их все.
Она уже начала просто пролистывать – числа, задачи, примеры…
«Я не знаю, как все получится…»
Катя резко развернула лист, который уже проскочил у нее между пальцев при пролистывании.
Среди столбца уравнения она увидела эту надпись.
Я не знаю, как все получится…
Но это легкие деньги. И они нам не помешают.
Катя осмотрела тетрадь – засаленная, вся исписанная, исчерканная, самая обычная, с задачками по алгебре и уравнениями. А между цифр и графиков – россыпь записей, девочка делала их машинально. А может, ей было просто так удобно выражать саму себя?