Паломники Бесконечности

Через год брат и сестра похоронили отца рядом с мамой. Крепившаяся до этого Катя разрыдалась:

— Вот и остались мы, Руди, вдвоем.

— Не смей плакать! — прикрикнул Руди, стараясь суровостью скрыть свое отчаяние.

— Смотрите, какой страшный, — сквозь слезы улыбнулась Катя.

«Она у меня молодец», — с нежностью подумал Руди и мысленно поклялся никогда не грубить сестре. Закончив хозяйственные дела, она всегда заходила в лабораторию. И теплее становилось на душе у брата.

— Ты скоро заменишь мне Мистера Грея, — пошутил он однажды. — Отлынивать он стал, разленилсяа — Заболел он.

— То есть как это? — удивился Руди. — Ах да, понимаю. Где он?

Мистер Грей сидел на кухне перед иллюминатором и безучастно смотрел на проплывающие облака.

— Печень у меня барахлит, — пожаловался он. Брат и сестра вскрыли у Мистера Грея пластиковый живот и заменили «печень» — электронный блок питания. Мистер Грей при этом отчаянно выл и визжал.

— Операцию без наркоза делаете! — кричал он. — Изверги вы! Варвары! Душегубы!

— Не притворяйся, — рассмеялась Катя, понимавшая, что, потешно изображая человеческую боль, Мистер Грей старается развеселить брата и сестру.

— Сердце у тебя тоже пошаливает, — заметил Руди. — Лечись сам. Детали можешь брать у этих, у «пауков». Ни к чему они сейчас, да и энергия на исходе.

Ради экономии энергии даже завтраки и обеды готовили на костре, а потом на очаге, который смастерил Мистер Грей рядом с кораблем.

Однажды ранним утром, когда Катя и Мистер Грей готовили завтрак, Руди ушел далеко в поле. Вот и речка, мостик, уже изрядно покосившийся от времени. А за ним синела вдали почти забытая тополиная роща. Юноша перешел мостик и будто шагнул в давно минувшее детство. Защемило в груди, закружилась голова от запаха трав, от гудения проснувшихся пчел. Не в силах бороться с зовами детства, промелькнувшего как сон, как журавлиный крик в вышине, Руди сел под тем самым мшистым старым тополем и подумал: «А не плюнуть ли на все и уйти в природу?» Он взглянул на розовые облака, башнями громоздившиеся на горизонте, услышал ликующую песню жаворонка. Разве это не счастье? «Нет, — усмехнулся Руди. — Жить бездумной птичьей жизнью — это страшно. А самое главное — мой долг. Я должен довести дело родителей до конца. Но как? С машиной времени ничего не получается. И не получится. Никогда». От этой внезапно возникшей и беспощадно ясной мысли юноше стало так жутко, что он обхватил голову руками и застонал. И вдруг услышал голос:

— Не отчаивайся, мальчик.

— Я уже не мальчик, — обиделся Руди и, вздрогнув, оглянулся по сторонам.

— Ах, извините, пожалуйста. Забыл. Ты сейчас взрослый дяденька. — Насмешливый голос слышался из кустарника, в котором еще вился утренний туман. И голос как будто знакомый.

«Дед. Опять он мне чудится», — подумал Руди и, закрыв глаза, представил: вот сейчас выйдет из кустарника самый настоящий дед, этакий патриарх с седой окладистой бородой и в лаптях. Кустарник зашумел, оттуда как будто и в самом деле кто-то вышел. Руди открыл глаза и обомлел: перед ним на бугристых корнях сидит дед. Не в лаптях, правда, а в старых стоптанных сапогах. На нем серые штаны с неумело пришитыми заплатами на коленях и пиджачок, мешковато сидевший на худых плечах. Но лицо точно такое, какое нарисовал Руди в своем воображении: густая белая борода и веер морщинок вокруг веселых насмешливых глаз.

— Ты… ты мираж?

— Ха! Ха! Ха! Господи, до чего забавные эти люди, — расхохотался дед. — Увидят хоть чуть-чуть необычное и сразу же: «Караул! Мистика! Мираж!»

Руди присмотрелся. Сквозь ветви упал лучик света и заиграл, заискрился на седой бороде. Кружившийся вверху сухой лист опустился на дедово плечо, с шорохом скользнул по пиджаку и упал на землю. Ничего не скажешь, все — как в действительности. Желая убедиться в осязаемости деда, Руди пощупал его штаны и даже подергал их. Да так неловко, что заплата затрещала, разошлась по шву и повисла лоскутом. — Но-но! — нахмурился дед. — Зачем же штаны рвать.

— Смешной ты, дедушка, — несмело улыбнулся Руди. — Ну как есть живой.

— Я и есть живой. Ты видишь мою человеческую ипостась, шагнувшую в пространство из дерева.

— Из дерева? Ты одновременно и человек, и вот этот древний тополь? Что за чушь?

— Вот что, мальчик… Ой, извини, пожалуйста. Ты уже большой дяденька, — хохотнул дед и, посерьезнев, продолжал: — Вот что, дяденька Руди. Отнесись внимательно к тому, что услышишь. Это очень важно. Только с моей помощью ты сумеешь проникнуть в прошлое и вернуть планету на прежний и нормальный путь развития.

— Не шути, дед. — От волнения у Руди заколотилось сердце. — Для меня это и в самом деле важнее жизни. Не шути.

— Я и не шучу. Отбрось привычные представления и пойми, что на этой планете все пошло наперекосяк после ядерной войны. Появились какие-то вихри во времени. Животный мир погиб, а растительный приспособился.

— Верю, дедушка. — Сердце у Руди все еще трепыхалось от волнения. — Верю. Еще мама говорила, что отдельные, и чаще всего старые деревья усложнились так, что могут чувствовать и думать как люди. Но разве это возможно? Я так понимаю: высокоорганизованным и мыслящим организм становится только в случае, если овладеет способностью передвигаться в пространстве. Но ты же, как дерево, прикован к месту.

— Правильно рассуждаешь. Ты смышленый мальчик… Извини. Привык считать тебя мальчиком, — усмехнулся дед и показал рукой на кусты и травы, на соседние деревья. — Видишь? Никто не шагнет, не сдвинется с места. Растительный мир вообще не знает ни пространства, ни времени. Животные обладают чуть большей свободой. Они овладели пространством, передвигаются, бегают, но ничегошеньки не знают о времени. Для них нет ни будущего, ни прошлого. Они живут только настоящим моментом. А вот вы, люди, обладаете еще большей степенью свободы. Фу!.. Устал я от ученых лекций и вто же время привык к ним. Я ведь был когда-то профессором.

— Профессором? — удивленно шепнул Руди.

— Ну-ну, дружок. Не падай в обморок, — улыбнулся дед. — Услышишь и не такое, привыкай. Но обо всем по порядку. Итак, люди обладают большей степенью свободы, чем животные. Вы овладели пространством и знаете о времени, изучаете прошлое и строите планы на будущее. И все же вы рабы времени, не способны ни на миг шагнуть в будущее и прошлое! Но зато как овладели пространством! — вздохнул дед. — Даже завидно. Вы ходите пешком, стремительно передвигаетесь на машинах и даже летаете к звездам. Ах как завидно! А я вот прикован к месту. Но моя беспомощность в пространстве с лихвой возмещается свободой во времени. Потому и стал я существом мыслящим, что хожу пешком в веках.

— Пешком в веках, — прошептал Руди. — Вот мне бы так… Завидно, но поверить трудно. Но постой! — воскликнул он. — Ты же сейчас двигаешься. В качестве человека живешь и в пространстве.

— Только вблизи своего истинного тела, вблизи дерева, — с сожалением сказал дед. — Смотри.

Дед встал и начал удаляться от своего «тела» — старого тополя. С каждым шагом он туманился, таял и шагах в двадцати от дерева исчез совсем. Затем он вновь вышел из воздуха, как из тумана, подошел к тополю и Уселся на корнях в своем прежнем виде.

— Понял? Моя человеческая ипостась держится в пространстве силой моего биополя — биополя дерева. С расстоянием эта сила убывает, убываю и я в своем человеческом виде. Веришь?

— Да, складно получается, — согласился Руди. — А во времени далеко ходишь?

— Далеко, милый. Ой как далеко. Дошел до мезозойской эры и начал догадываться, что зернышко зла посеяно там.

— Зернышко зла! — воскликнул Руди. — Откуда знаешь о зернышке? Ты что, подслушивал нас?

— Несколько раз пришлось. Временами сила моего биополя нарастает, и раза три невидимкой побывал в вашей лаборатории. Бедненькие мои, как мучаетесь со своей дурацкой машиной времени. Невдомек людям, что не дурацкий бездушный механизм, а живой организм может передвигаться во времени.