Память льда
Шрифт:
— А разве Серебряная Лиса не поедет вместе с рхиви? Или вы просто хотели проститься с нею?
Лицо командора еще больше помрачнело.
— Серебряную Лису в одинаковой степени можно считать и рхиви, и малазанкой. Мне хотелось спросить ее, с кем она поедет.
— Должно быть, она уже сделала свой выбор.
— Думаю, что нет, — ответил Скворец, продолжая обшаривать глазами местность.
Пока они говорили, из-за ближайшего холма показались две всадницы — сопровождающие Серебряной Лисы. Они ехали галопом. Заметив Скворца, обе повернули лошадей в его сторону.
— Где она? — коротко спросил малазанский
Та стражница, что ехала справа, смущенно пожала плечами:
— Мы ехали за нею до самого берега. Там в одном месте понатыкано холмов, а между ними — болотистые канавы. Серебряная Лиса въехала на холм…
— Ну да, — вступила в разговор другая стражница. — Серебряная Лиса поднялась на самый верх. Мы подумали, что она вот-вот спустится и мы увидим ее снова. Но она все не появлялась. Тогда мы поскакали на ту вершину. Никаких следов — только трава, земля и камни. Ни на холме, ни вокруг. Мы потеряли ее, но, похоже, именно этого она и хотела.
Скворец молча выслушал морячек. «Серый меч» думал, что сейчас он начнет их упрекать, а то и вовсе разразится проклятиями, однако командор не произнес ни слова. Итковиана восхитило его самообладание.
— Едемте со мной, — наконец произнес Скворец, обращаясь к стражницам. — Мы переправляемся на другой берег.
— Художника с его жабой не забудьте, — напомнила ему одна из женщин.
— Я уже сказал им, чтобы собирались. Они едут в самой последней повозке. Ормулоган нам уже все уши прожужжал, беспокоится насчет сохранности своей коллекции.
Стражницы кивнули.
— А велика ли его коллекция? — заинтересовался Итковиан. — Сколько картин Ормулоган написал со времени выступления из Крепи?
— Этого мы не знаем, — улыбнулась одна из малазанок. — Но в повозке сотен восемь холстов наберется. Весь итог десяти… даже одиннадцати лет его творчества. Дуджек во всех видах. Дуджек во всех местах… даже там, где на самом деле его и не было, но где по замыслу нашего художника ему надлежало быть… Кстати, он уже написал картину про осаду Капастана. Там у него Дуджек появляется в самую последнюю минуту и триумфально въезжает в ворота. Хорошо хоть баргасты это полотно не видели. Ормулоган изобразил их соплеменника, который выворачивает карманы у убитого паннионца. А наверху, в грозовых облаках, если хорошенько присмотреться, можно увидеть лицо Ласин.
— Хватит сплетничать! — одернул ее Скворец. — Между прочим, человек, который стоит перед вами, — это Итковиан.
Улыбка стражницы стала еще шире.
— Мы это знаем, командор, — со смехом объявила другая морячка. — Вот моя сестра и решила немного пошутить. Простите нас, Итковиан. На самом деле такой картины нет. Ормулоган — наш историк. Ему поручено вести летопись армии и под страхом смерти запрещено приукрашивать события.
— Поезжайте, — велел малазанкам Скворец. — Мне нужно поговорить с Итковианом.
Женщины уехали.
— Примите мои извинения, Итковиан.
— Они излишни. Напротив, весьма отрадно, что после стольких лет войны люди еще не разучились шутить. Я получил истинное удовольствие.
— Ну, положим, они так ведут себя только с теми, кого уважают. Однако, к сожалению, частенько их понимают ровно наоборот, что ведет к целому ряду проблем.
— Могу себе представить.
Итковиан думал, что сейчас Скворец распрощается
и уедет, но случилось то, чего бывший несокрушимый щит никак не ожидал. Малазанский командор спешился, подошел ближе и протянул ему закованную в железо руку.— У солдат Малазанской империи, которые надевают боевые перчатки исключительно на поле брани, пожать другому руку, не снимая их, считается редчайшим жестом, — пояснил он.
— Который, как я подозреваю, тоже частенько истолковывают с точностью до наоборот, — заметил Итковиан. — Я же, сударь, понимаю его значение верно и весьма польщен. Не ожидал такого радушия.
— Жаль, что вы едете не с нами. В пути мы смогли бы познакомиться поближе.
— Ничего, вскоре мы встретимся в Маурике.
Скворец кивнул.
— До встречи, сударь. — Он вскочил в седло, натянул поводья и уже собирался было тронуться. Но слегка задержался и спросил: — Скажите, а в Элингарте все такие?
— Я не считаю себя особенным, — ответил Итковиан.
— Тогда берегитесь того дня, когда легионы малазанской императрицы подойдут к границам вашего города.
— И когда это случится, вы поведете их на Элингарт?
Скворец улыбнулся:
— Счастливого пути, сударь!
И, развернувшись, поскакал прочь. Наблюдая за тем, как из-под копыт его лошади вылетают комья дерна, Итковиан вдруг понял, что больше они с малазанским командором никогда не увидятся. Он и сам не знал, откуда взялась эта уверенность, и не хотел доискиваться объяснений. «Серый меч» резко встряхнул головой, отгоняя страшную мысль.
— Ну да, разумеется, Крупп обязательно благословит это общество своим присутствием!
— Ты меня не так понял, — вздохнул Быстрый Бен. — Это был вопрос, а не приглашение.
— Бедный чародей, как же ты утомился. Шутка ли, задействовать столько магических Путей сразу, и все лишь ради того, дабы удерживать на плаву дырявые лодки и жалкие плоты. И тем не менее Крупп искренне восхищен твоими способностями. Давно уже перед его скромным взором не проносился такой вихрь магии! Древнего колдовства! Твои действия стали сущим оскорблением для глупца, опутанного цепями. О, сколь дерзкий вызов! Какой…
— Ты можешь немного помолчать?
Быстрый Бен стоял на северном берегу реки, почти до пояса заляпанный грязью и речной тиной. Такова была плата за то, чтобы максимально облегчить переправу отрядам солдат, повозкам, стадам бхедеринов и запасным лошадям. Оставалось дождаться лишь нескольких отставших, в числе которых был и Скворец. Быстрому Бену и так приходилось несладко, а тут еще Таламандас со своими упреками. Этот наглец из прутиков и веревочек, предусмотрительно сделавшийся невидимым, восседал у мага на плече и вовсю брюзжал.
В чем-то Таламандас был прав. Такой всплеск магической силы не мог не привлечь нежелательное внимание врагов.
«Это же чистой воды самоубийство, — назойливым комаром звенел Таламандас. — Теперь Увечный Бог обязательно найдет нас. Лучше было потратить лишний день на переправу, чем столь легкомысленно обнаруживать себя. А Паннионский Провидец? Напрасно ты думаешь, что он ничего не почуял! Да от твоих фокусов сотрясаются не менее двух десятков магических Путей. Решил показать, какие мы стойкие к заразе? Или ты полагаешь, будто наши противники молча проглотят это и никак не ответят?»