Память пепла

Будто прочтя его мысли, женщина застыла у фотографии, что висела над кроватью вместе с медалями.

На девушке был белый костюм, в руках — шпага с лезвием, тоньше паутины и какой-то круглый предмет. На груди — орден. Ее посвятили в воины? Такую…хрупкую? Как странно. Она всматривалась в тонкие, изящные черты, пытаясь найти хоть что-то, что могло бы помочь связаться, почувствовать. Но нет. Ничего…

— Я не собираюсь здесь жить. Нам необходимо взять с собой несколько вещей из покоев Таи. Собирайтесь! Мы уходим.

— Уходим? Куда?

— Увидите.

— Послушайте Вы! Ваше…как вас там…

— Герцогиня Рэймская. Вы можете называть меня Дарина, если угодно.

— Послушайте, Дарина… Может быть, Вы объясните, наконец, что здесь…

— У нас мало времени. Вы хотите найти дочь?

— Да.

— Собирайтесь.

…

— Где мы?

Сколько недовольства в голосе! Даже император Тигверд не позволял себе разговаривать с ней в подобном тоне. А этот… Некто полковник Лукьяненко… Уже начинал раздражать.

— Мы в Империи?

— Нет, — голос правящей герцогини был сух и спокоен.

— Зачем было вообще куда-то переноситься? Голова болит… — последние слова полковник произнес устало. Почти жалобно. Как будто сдался, потому что вдруг раз — и кончились силы. А вместе с ними и злость.

— Магия чкори здесь сильнее. Вас надо научить. Быстро. Хотя бы элементарным вещам.

— Ненавижу магию, — прошептал полковник, в надежде что его не услышат.

Герцогиня вздохнула. Когда к ней обратился Фредерик Тигверд с просьбой помочь в поисках девочки-чкори, Дарина Рэймская никак не предполагала, что ей придется нянчиться с мало вменяемым господином, который, к тому же, «ненавидел магию»… Может, его дочь просто сбежала — пусть даже и с нэйро? Но тут она вспомнила. Вспомнила силу и безжалостность, с которой похититель обрушился на Ричарда. На сильнейшего мага, имперского палача. Неужели девочка связалась с этим типом добровольно?

Они шли вниз по песчаной дороге, к лесу. Мимо холмов, покрытых мелким багровым мхом.

«Будто пролили кровь», — подумал Лукьяненко, с удовольствием вдыхая ароматный, свежий воздух. Женщина что-то пробормотала над его головой, едва коснувшись седеющих висков, и боль ушла. Чувствовал он себя намного лучше, надо признать. Над ними летела все та же птица, вот только вместо перьев — золотой песок.

Они пришли на поляну. Женщина села на траву, жестом приглашая его присоединиться. Огромная песчаная змея свернулась тут же. Вот ведь…чертовщина! Чертовщина и есть…

Что она задумала? Не на пикник же они сюда притащились…

— Расскажите мне о дочери.

Герцогиня Рэймская разложила вокруг себя вещи Таи, которые отобрала в ее комнате. Миро тяжело опустился рядом. Сердце сжалось…Где же ты, девочка?

— Это ее любимая игрушка. Кот облезлый. Она до сих пор, когда нервничает, прижимает его к себе.

— Не кот. Манул. Видите — пятнышки на макушке. Лапы толстые.

— Какая разница. Дикий. Домашний. Городской. Из каменистых степей Азии. Все равно кот.

— Для Таи это было важно. Она писала стихи. Вы знали?

— Стихи? Да все девушки в этом возрасте пишут стихи! Стихи, мальчики…Но только не она. Она… Вот это, — Миро взял в руки золотую медаль, покачал перед носом у герцогини, — для нее было гораздо важнее.

Он вздохнул. Потянулся за шпагой:

— Это ее шпага. Спать не ляжет, пока не надраит всю эту их амуницию. Форму, маску. Только на это деньги и просила. Нет чтоб на платья какие-нибудь там, косметику… Нет. Папа, мне нужна шпага. Папа, маска порвалась. Папа, я из обуви спортивной выросла. Папа, перчатки нужны еще одни, у нас соревнование скоро… Знаете… Это, пожалуй, все наше с ней общение и было. Нет, не всегда, конечно, но… Последнее время…

— А это? — Дарина осторожно, будто хрустальную вазу, подняла со дна саквояжа пояс. Точно такой же был и на ней.

— Странно… Я считал, что его выкинул. Много лет назад.

— Зачем? Это же… Это принадлежало вашей жене? Пояс — сила колдуньи нашего племени! Если бы мама Таи была жива, она подарила бы дочери такой же. В двенадцать лет. Скажите, а волосы вы…

— Хватит! — Миро вскочил, попытался вырвать пояс из рук чкори, но та оказалась проворнее. «Неплохая реакция», — мелькнуло в голове.

— Не трогайте!

— Ненавижу! Ненавижу весь этот хлам! Я сжег! Сжег все! Травы, книги на непонятном, тарабарском языке, вещи, шкатулку с драгоценностями отдал тетке, и вот это! Это тоже надо было сжечь! Где? Где вы это нашли? Откуда взяли?!

— Анук-Чи нашел. Под кроватью. У Таи был там тайник. Под паркетом.

— Я…хотел сделать ремонт. Она все откладывала. То соревнования на носу, то еще что… Лиса!

— Тая надевала его? Вы не знаете?

— Хуже! Она татуировку с этой штукой сделала!

— Сделала что? Сядьте! И перестаньте кричать!

— Татуировку, — мужчина, обессилев, опустился на траву, обхватил голову руками, и заговорил тихо, еле слышно, — это…такой узор. Иголкой под кожу впрыскивается краска. На всю жизнь…

— Где? — спросила чкори.

Миро молча указал на поясницу. В голосе герцогини было что-то…Какая-то сила, заставляющая покоряться.

— Почему вы отказались от дороги? Чтобы заблокировать магию? — вдруг спросили его.

Надо же. Она…знает. Хотя чему я удивляюсь? Колдунья! Она все, наверное, знает.

— Дорога, — усмехнулся Миро. — Магия. Мои предки, сколько себя помню — они были защитниками. Воинами. И дорог в их жизни было предостаточно. А магия… Глупости это все. Неумение найти себя. Страх. Страх ответственности. Жаль, что я… — он сжал пояс, словно хотел разорвать его. Уничтожить.

— Вы, наверное, очень рассердились на дочь тогда? — женщина смотрела ему прямо в глаза.

— Да. Рассердился…

— Представляю, какой был скандал, — герцогиня осторожно забрала у мужчины пояс и спрятала в складках плаща.

— Вы считаете, что в праве осуждать меня?

— Ни в коем случае.

Герцогиня вспомнила о том, что так и не рассказала своему сыну правду. Пауль — его названый брат — в госпитале. Но мальчику ничего не грозит, а она так давно не видела Геральда. Ее сын предпочитал общаться с Паулем и Феликсом. Все-таки мальчишки, общие интересы. Но если бы только это…Внутри сердце сжалось от еще одной мысли…Геральд охотнее разговаривал с Вероникой, чем с ней.

Дарина вздохнула. И спросила, стремясь изгнать из головы мучившие мысли: