Паниклав

Чейз приезжает к моим воротам поздно вечером. Я конечно же выхожу, но уже заранее знаю, что будет. Провидица.

— Привет, — Чейз почти не смотрит мне в глаза, он знает, что виноват и он раскаивается, но с этим ничего уже не сделать. Ребенок — это новая жизнь. Это дар божий. Надеюсь у них получится ради малыша построить хорошую семью.

— Привет, Ты думаешь мне недостаточно плохо? Хочешь, чтобы стало хуже? — с трудом готова к диалогу.

— Джесс, я понимаю, как это все смотрелось и вообще сам не до конца осознаю, как решить эти проблемы. Но я точно могу сказать, что люблю тебя и ты мое будущее. Я что-нибудь придумаю, просто верь мне и будь со мной, пожалуйста, детка ты одна нужна мне, — Чейз смотрит мне в глаза и видит там ответ, он не оспорим, я все решила. Он это понимает. Его глаза заполняются слезами, но он не моргает, чтобы они не выдали его слабость. Я знаю он любит меня, это правда, но ребенок важнее.

— Ты знаешь ответ, ты понимаешь меня и чувствуешь. Я не отказываюсь от тебя, но и вместе мы быть не сможем. Я люблю тебя Чейз, спасибо, что помог мне открыться и снова начать жить. Пожалуйста позаботься о малыше, он не виноват, что его мать очень хочет Чейза Ричардсона, я ее понимаю, все хотят, я была в их числе.

— Прости меня Джесси, прости, — слезы все-таки срываются с его длинных ресниц. Он снова поднимает свои прекрасные глаза на меня, я понимаю, что мы прощаемся. Это конец.

— Я люблю тебя, — он почти шепчет, его голос срывается. Он подходит и целует меня в губы. Последний поцелуй. Мне больно, слишком больно. Даже погода чувствует нашу боль. Дождь крупными каплями начинает заливать наши лица. Теперь не видно наших слез. Теплый дождь смывает все. Чейз отстраняется, заглянув мне в глаза с надеждой и не увидев ее уходит в темноту.

— Я люблю тебя, — шепчу в занавес, нити дождя скрывают силуэт капитана футбольного клуба.

Я благодарна ему, он помог мне найти мой свет.

Дальше, я продолжаю этот путь одна.

Больше Чейза Ричардсона — нет в моей жизни.

Его было слишком много.

Закрываю за собой дверь, скидываю мокрую обувь, пишу Мэри сообщение, чтобы она не трогала меня недели две, она тут же отвечает, что принимает мое решение. Плетусь по коридору, дядя сидит в гостиной.

— Все хорошо Джесси? — как же мне повезло с таким дядей.

— Нет, но я пойду прилягу, ладно? — он кивает и целует меня в лоб.

— Ты всегда можешь мне доверять, — знаю дядя Сэм, знаю. Я сама себе не могу доверять.

Скольжу мокрыми ногами по мрамору, с меня капает, вся одежда промокла до нитки. Впереди лестница, первая ступенька и вот вторая, повторяю про себя как мантру «Всё будет хорошо», третья ступенька «Всё будет хорошо», еще несколько «Всё будет хорошо».

Слышу его голос, всё тело резко покрывает ледяной коркой, я облокачиваюсь рукой к стене, но не чувствую ничего, будто мои нервные окончания отморожены.

Снова слышу его голос.

— Ты моя Джесс? — голос Чейза вытаскивает из меня последние силы, резкая боль в груди, я произношу на выдохе.

— Я твоя Чейз, — белая вспышка, я могу наблюдать, как в замедленной сьемке мое тело начинает падать с лестницы. Так странно, я не чувствую боли.

Первый удар приходит на спину, второй — моя голова получает удар о каменные перила, третий и последний — затылком о мраморный пол.

На экране полоска с пульсом, тонкая белая линия исчезает и мне остается лишь мрак.

глава 33

Джесси

Но я же всего лишь человек. Я — всего лишь человек. И не возлагай свою вину на меня, Не возлагай свою вину на меня. (Rag'n'Bone man — Human)

Слышу незнакомые голоса, что доносятся из старого трескучего радио, не могу разобрать, о чем их диалог. Кажется, меня трогают, но это не точно, так как я не чувствую свое тело.

Сколько проходит времени? Не знаю, но звуки затихают, и я чувствую, что мое тело парит. Я падаю, но не пойму куда, распираюсь и пытаюсь зацепиться хоть за что-нибудь, но ничего нет. Удар.

Открываю глаза. В них все дребезжит, чувства что наполняют меня изнутри: настороженность, неуверенность, грусть, подавленность, отстраненность, отчаяние, потерянность.

Пытаюсь встать, все такое странное. Все вокруг живое, даже стены. Они движутся, но в тоже время все на месте. Встаю с колен, коридор в котором я нахожусь мне не знаком, стены со старыми темно-зелеными обоями, фонарики что светят очень тускло почти не дают света. Я слышу свое дыхание, свой пульс. Мои напарники: одиночество, озадаченность, опасность, беззащитность.

Впереди коридор и четыре двери. Две справа они находятся близко друг к другу, та что слева чуть подальше. В конце коридора последняя четвертая дверь, но почему-то, туда страшно идти. Предчувствие. Коридор начинает сужаться и расширяться, мой страх заполняет все в радиусе этого странного сна. Только во сне может быть такое или я ошибаюсь? Где я? В коме. Падение с лестницы, но перед этим резкая боль в груди и голос, его голос.

Закрываю глаза руками, слышу скрип, открываю снова, освещение стало еще хуже, в конце коридора перед той самой четвертой дверью, стоит чья — то темная тень. Я не могу разглядеть кто это, по очертаниям не понятен даже пол стоящего. Но он поднимает свою руку и указывает на меня пальцем. Темное огромное худи и широкие брюки, капюшон скрывает лицо. Страшный и опасный тип. Бугимен?

Я должна проснуться, такие сны они же не реальны, странно, почти ничего не чувствую, кроме дикого страха. Но я не просыпаюсь, пытаюсь нащупать ручку от первой двери, что совсем рядом.

Пальцы почти онемели, страх сковал все тело, я даже кричать не могу. Хрип и мое громкое дыхание. Наконец — то ручка проворачивается, и я со всей своей онемевшей и ступорной скоростью забегаю в комнату и закрываю дверь на ключ, что оказался в замке. Пытаюсь успокоить дыхание.

Оглядываюсь по сторонам, комната очень знакома, это комната из моего детства, это моя комната, обои в цветочек у меня были лет до двенадцати. Тогда еще не было Джереми.

Я прохожу и трогаю свои детские вещи. Из ванной комнаты выходят мама с папой. Я теряю дар речи. Я умерла? Это то место, куда попадают после? Это не сон?

— Мам, пап? — мама улыбается и тянется ко мне — обнять.

— Джесси как же я соскучилась, кроха моя.

— Эй, мне тоже нужны обнимашки, она и моя кроха, — папа обнимает нас обеих.

— Не могу поверить, как же мне вас не хватало, — я сжимаю их еще крепче.

— Ну ты чего, крошка? Раздавишь нас, мы всегда с тобой, помнишь? — папа показывает на свое сердце потом на мамино, а потом на мое, дергает меня нежно за носик. Он так всегда напоминал, о любви нашей семьи. Я стою и не могу поверить в это чудо. Они живы, они со мной. Или это я мертва? Вопросы, от которых мои мозги начинают дребезжать вместе с глазами. Но это точно они, я чувствую их объятия, мамины нежные легкие духи с капелькой сандала, папин родной запах сигарет и мыла.

— Я люблю вас, простите меня, я должна была быть дома в тот вечер, — мой хрип и вся боль отчаяния выходят наружу, но родители явно не понимают, о чем я.

— Эй, кроха, что с тобой, какой вечер? Все хорошо, мы не сердимся. Ты наше солнышко Джесси. Мы очень тебя любим, — папа смотрит на меня внимательно, а мама на него, а я на всех. Что вообще происходит в этой комнате? Это комната желаний?

Мы болтаем обо всем, но не о том, что было с ними, они будто из моих детских воспоминаний, ничего не помнят о пожаре. Меня укладывают на кровать посередине, как в моем детстве, гамбургер из папы, мамы и меня. Я мечтаю увидеть Джереми, если могу обнять родителей и снова почувствовать их рядом, то может и с братиком такое можно провернуть. Я прикрываю глаза и снова этот треск поломанного радио.