Парадокс Севера

Я неуверенно вошла внутрь, чувствуя сладкий аромат домашней выпечки. Дом был не большим, но уютным. Немного старомодным, словно вынырнувшим их прошлого столетия. Низко висящие желтые лампочки освещали комнату. Так удивительно и одновременно странно было находиться по другую сторону особняка. Как будто в другом мире. Крохотном, тесном, но я не могла сказать, что мне не нравилось.

Ощутив поток сквозняка со спины, я обернулась. Хлопнула дверь. Вернулся Антон. Полина ускакала в свою комнату. Хозяйка тут же скрылась в кухне, принявшись накрывать на стол, а мы остались стоять посреди коридора, глядя друг на друга. Он по привычке потянулся к лицу, но вдруг не стал снимать очки.

Дом. Он оказался дома. И то, что не позволил себя такую открытость лишь говорило о том, что ощущал меня чужой.

— Я знаю, тебе неудобно, — попыталась извиниться я. — Если хочешь, я могла бы уйти. Не хочу, чтобы ты чувствовал себя обязанным…

— Адель…

Мы смотрели друг на друга пару секунд, пока кто-то не подергал меня за рукав.

— Да… — я опустила взгляд, обнаружив, что Полина, улыбаясь во весь рот, на меня смотрит.

 — Ты совсем не слышала? Я говорю, идемте чай пить, — покачала головой девочка.

— Прости, я… видимо, и правда.

Дверь кухни открылась. Изнутри повеяло запахом тушеного рагу и свежего хлеба.

— Проходите, пожалуйста.

Мы разместились вокруг небольшого стола так, что если встанет один, никто не сможет больше выйти из комнаты. Кухня была по настоящему крошечной. В центре стола высилась стопка тарелок и небольшой казанок тушеных с мясом овощей. Брусочками нарезанный хлеб лежал рядом.

Было видно, мама Антона чувствовала себя неуютно в моем присутствии. Она то и дело дергала за край фартука, как будто желая что-то сказать, но не осмеливаясь, впервые заставляя меня задуматься о правильности спонтанного решения заявиться в чужой дом почти без приглашения.

— Адель, вы будете ужинать? Если необходимо я принесу с кухни. Там сегодня медальоны из телятины и...

— Мам, — словно готовый под землю провалиться, протянул Антон. Вместо ответа перед ним приземлилась тарелка, полная рагу.

— Нет, нет, ничего не нужно. Только чай, — попросила я.

А Полина, ничего не замечая, принялась тараторить:

 — Адель, а ты придешь к нам завтра? Завтра выходной и мне не нужно в школу. И мы могли бы…

— К сожалению, я не смогу, — слова, что я произнесла дальше вдруг даже мне показались жутко неуместными. — Улетаю в Париж.

Повисла напряженная тишина.

— Ух ты, — снова вывел всех из оцепенения детский голосок. — Там Диснейленд есть.

— Точно, — щёлкнула я ее по кончику носа. — Ты все знаешь.

— Мы с Антоном по телевизору смотрели. Там и Замок Спящей красавицы, и Пиратский корабль, и Горки. А ты пойдешь?

— Вряд ли. — Не говорить же ей, что взрослые не ходят на горки. Да и Виктора с трудом можно представить рядом с замком принцесс. — Я, Поль, по делам. Взрослым и скучным делам.

— Жаль, — опечаленно опустила она глаза. — Ну ты хоть на Эйфелеву Башню сходи, ладно?

И я не могла не пообещать.

Прощались мы скомкано, неловко. Полина отпросилась проводить меня до дома, хотя там не больше ста метров по прямой. Антону прошлось идти с нами, чтобы уже по темноте возвращать сестру обратно.

Всю дорогу она рассказывала про то, что еще во Франции есть огромные цветочные поля, которые я обязательно должна увидеть. И сфотографироваться. Потому что вернуться из Парижа без фото — то еще преступление. Я не стала говорить ей, что сейчас почти зима, а значит не выйдет, только улыбалась, любуясь ее непосредственностью.

Когда мы подошли к дому, Полина поведала по секрету, что ее мама больше всего любит пионы.

— …на каждый праздник, даже в самую холодную зиму, мой папа ей дарил, — восторженно рассказывала она. Я подозревала, что тот мужчина, о котором вспоминала ее мать, был отцом Антона, но потом поняла, девочка считает, что у нее с братом один отец. — Тот, кто тебя любит по-настоящему всегда знает о тебе все! Так мама говорит. Любимое пирожное, у меня корзиночка с кремом если что, и суп, и время года, и цветы конечно же. Ведь всем девочкам должны дарить цветы, — а потом на прощание спросила: — А какие твои любимые? Наверное, розы?

Я улыбнулась, ведь на самом деле так думали почти все. Каждый праздник одаривая меня шикарными букетами на высоких колючих стеблях. Почему я не любила их? Потому что эти цветы ничего не выражают. Не знаешь, что подарить девушке? Подари розы. Статусно и солидно. Банальный жест внимания от того, кто не знает о твоих настоящих вкусах ничего. Воспринимая тебя как ту самую розу — дорогое украшение для его приема, ужина, гостиной. Но я не успела ответить.

— Идем уже, Полин. Хватит! — Не выдержал Антон. — Давай домой! Тебе давно спать пора.

Мы попрощались. И до того, как я успела закрыть за собой дверь, уловила еще слышное, тихое: — Тюльпаны. Ее любимые цветы — белые тюльпаны.

Глава 33 - Как спасти квартиру и купить платье от Кельвин Кляйн

Я проснулась от того, что Север пытался из-под меня выбраться. И как бы не старался сделать это не потревожив, у него не вышло.

— Который час? — спросила я первое, что почему-то в этот момент пришло на ум.

— Девять. Лежи. Я просто хочу там наверху убраться.

Он встал. Его одежда выглядела помятой с одного бока и только тогда я поняла, что она просто мокрая. Как и я сама.

— Да, и тебе стоит переодеться. Вон там сухое, — кивнул на лежащие небольшой горкой вещи Север.

— Я тебе помогу, — подняла я руку. Меня больше не трясло от холода и истерики, да и оставить его разбираться с устроенным хаосом самостоятельно было жутко стыдно.

В час ночи, после минимум сорока ходок туда-сюда по лестнице, затаскивания матраса и ковра на балкон, оттирания пола и всей мебели, мы рухнули на диван. Напоминая не больше не меньше, двух бродяг из ночлежки. Обокравших местный ГУМ. Мужской отдел, если конкретнее.

На мне, словно на вешалке, болталась футболка, а черные шорты, доходившие до колена, так и норовили сползти. Север тоже переоделся в майку и сидящие на бедрах спортивные штаны, из-под которых периодически виднелась резинка боксеров, от чего каждый раз, когда он тянулся вверх что-то убрать, мне приходилось стыдливо отворачиваться. Волосы он собрал сзади тонкой резинкой, и вкупе с внешним видом, хаосом в доме, все это ощущалось настолько странно, что я не знала, куда себя деть. Но спустя пару часов мы настолько уработались, что стало уже плевать и на сползающие шорты, и на растрепанные волосы, и на Кельвин Кляйн на резинке трусов, наглыми черными буквами все время мозолящий мне глаза.