Парадокс Севера

Блондинка не смогла скрыть удивления. Она буквально открывала и закрывала рот, с которого не срывалось ни звука. Сверкнув глазами, буркнула что-то нелесное и удалилась прочь.

А я вся сжалась.

Север смерил меня долгим взглядом, таким, от которого даже самым смелым становилось неуютно, но промолчал.

— Моя бабушка в больнице. Такси отказывается ехать за город в новогоднюю ночь. Помоги добраться хотя бы до Эльблонга. Там я найду кого-нибудь, — с губ сорвался шумный вздох. Все самое главное я уже сказала, но, заглядывая ему в глаза, добавила шепотом: — Пожалуйста. У меня кроме нее никого не осталось.

Я чувствовала как, пока он молчал, нить между нами натягивалась все сильнее. 

— Я знаю, ты не обязан мне помогать, — закончила я осторожно. — Но я без тебя не справлюсь.

Секундное замешательство, а потом он холодно произнес:

— Одевайся, я только ключи от машины возьму.

Всю дорогу мы молчали. Словно оба понимая, сейчас как никогда не стоит сотрясать воздух. Я лишь изредка указывала Виктору, куда повернуть.

Границу мы пересекли быстро и без проблем, а вот в родной стране столкнулись с тем, к чему оказались не готовы.

— Информацию о состоянии больного вы можете узнать по телефону, днем. — Так как приехали мы ночью, да еще и в канун нового года, с нами даже разговаривать отказались.

— Послушайте, — распинался перед медсестрой в старом потертом халате Северов. — Нам просто узнать, где она. Хотя бы в каком состоянии.

Я же стояла, прислонившись плечом к стене просто в какой-то жуткой прострации. Бабушкин телефон не отвечал. В приемной, ничего толком не говорили. Попасть в нашу больницу — все равно, что в бермудский треугольник. Тебе: а) никто не поможет, б) пытаться просить об этом — просто бесполезно.

— Нет, — упорно твердила женщина, начиная раздражаться. — Я не могу вас пропустить. Вам нужен дежурный врач, но он сейчас занят. Завтра звоните на горячую линию.

— Завтра первое января.

— Молодой человек, я уже все сказала!

Северов промолчал. Встретил ее нервный взгляд со спокойствием бездны. Нервно постучал телефоном по стойке.

— Подожди в машине, — сказал он и я знала, он своего добьется.

Я вышла на улицу, ежась от стоящей в воздухе сырости, села на переднее сиденье, и обхватила себя руками. Убегая из академии, я накинула лишь тонкую ветровку на шелковую блузу, а на улице похолодало. Из дымоходов домов вился дым, смешиваясь с низко висящими тучами. Пока меня не было дома, вокруг больницы поставили новый забор. Побеленный свежей известкой он смотрелся на фоне серого здания по-особому нарядно.

Север, приложив к уху телефон, кому-то что-то доказывал.

Мой же мобильный завибрировал. От неожиданности я вздрогнула. Но это оказался Пашка.

«Как дела?» — спросил он.

Перед отъездом, я оставила короткое сообщение, предупредив, что нашла машину. Не стала уточнять чью. Надеясь, что хотя бы на этот раз судьба окажется благосклонна, и нас с Севером не видели вместе.

«Пока ничего», — ответила я и выключила экран.

Открылась дверь, окатив левый бок холодным воздухом.

— Она не в этой больнице, — процедил Север, включая фары и заводя машину. Одного взгляда на него хватило, чтобы понять, дай ему волю, он бы сжег тут все. Вместе с забором.

— А где тогда? — Я буквально заставляла себя сидеть неподвижно, хотя внутри разрывалась от волнения.

— Где-то на проспекте Дружбы Народов, ты знаешь где это?

Я кивнула.

— Да, я покажу.

— Отлично, потому что там нас уже ждут.

Я не знала, с кем он говорил, но нас действительно впустили внутрь. Виктор долго пытался узнать в какое бабушка могла попасть отделение и только спустя полчаса, нам наконец ответили, что врач, наблюдающий ее, сейчас спустится.

Я сидела, обняв себя руками. Нет, это не было панической атакой. Хоть я и находилась в больнице. Я просто была опустошена. Бабушка — единственный человек, который у меня оставался и, потеряв ее, я бы, наверное, до конца себя потеряла. Виктор накрыл мои плечи своим пальто. Длинное, на мне оно касалось пола. 

— Тут холодно, — произнес он. Вот только не знал, что внутри меня сковал лед гораздо суровее. Такой, что не растопить даже самым горячим пламенем.

— Спасибо, — ответила я, постаравшись улыбнуться в ответ на заботу. — За все.

Ведь если бы не его настырность, нас бы не пустили сюда. Мы бы не знали, что бабушка совершенно в другом месте. Да я бы даже домой не попала.

— Не тот случай, когда благодарят, — отозвался он. Стыло, строго.

— Прости… — слова будто все повываливались разом из головы. — Наверняка Макс передал тебе наш с Пашкой разговор… я не имела ввиду… а вышло так глупо. Я... Я не хотела тебя обидеть. 

— Ты меня не обидела, — произнес он спокойно. — Я тебе что, ребенок, на такую ерунду обижаться?

Я посмотрела на него с неверием. Но он даже внимания не обратил. Подошел к стоящему в холле автомату с кофе, наверняка на вкус столь же гадким, как и это место, и закинул внутрь пару монет.

Дребезжа, аппарат зашумел.

— Держи, а то у тебя уже губы синие, — произнес Север, совершенно бесшумно деревянной палочкой размешав в стаканчике сахар.

Я прикусила свои синие губы, глядя пустым взглядом на это простое действие. Почему-то подумала о том, что даже стараясь не касаться краев чашки, у меня так не выходило.

Распахнулась дверь, и я подскочила, поставив стаканчик на подоконник. Но это оказалась всего лишь санитарка. Прошеркав с ведром мимо, она скрылась за соседней дверью.

Я опустила взгляд, сдерживая слезы. И вдруг почувствовала, как Север коснулся моей руки. Коротко, невысказанной поддержкой.

Я повернулась к нему лицом. Теперь мы молча стояли друг напротив друга.

Его пальцы сомкнулась на моих запястьях, и я уткнулась лбом в его грудь. Я не стану на этот раз плакать. Слишком много было между нами слез, разделенных на двоих.

Он молча прижал меня к себе, прошептав в волосы:

— Ну потерпи ещё немного. Ты же сильная, мушкетер. 

Я покачала головой. Потому что не хотела больше быть сильной.

Потому что устала, исчерпав свой ресурс до дна. Потому что быть сильной всегда означало одиночество.

Потому что все уходят. А я остаюсь. Всегда. Одна. Сильная.

И я выдохнула:

— Только когда ты рядом.

Ощущая твердость его плеча.

И какую-то особенную поддержку, на которую только он был способен.