Пари на развод

– Захотелось поближе к солнышку? – подкалываю, улыбаясь. – Про Северную столицу рассказывают, что она подобна Лондону. Серый, мрачный город с вечными ветрами, слякотью, туманами да штормами.

– Глупости говорят, – отмахивается, снова улыбаясь. – Петербург прекрасен. Это город романтики и эстетики. И, несмотря на пасмурную погоду, в нем уютно.

– Ты романтик? – уточняю, паркуясь там, где он просит.

– Нет, ни разу, – качает головой.

Отстегивает ремень безопасности, но не уходит, хотя, казалось бы, опаздывал. Сверлит меня взглядом и словно адреналин вливает.

Еще минуту назад спокойно бившееся сердце берет разбег и суматошно долбит в ребра. Ладони потеют и тихонько скользят по оплетке руля.

– Нам обязательно нужно вместе выпить кофе, – произносит Роман ровно.

Не спрашивает, ставит в известность. Открываю рот, чтобы охарактеризовать это, как лишнее, но мужчина уже подхватывает куртку и, открыв дверь, выбирается наружу.

– Увидимся, Олеся, – подмигивает и, не дожидаясь моих слов, устремляется к центральному входу.

Хмыкаю и качаю головой на знатную самоуверенность.

Мы?

Увидимся?

В городе, где проживает почти полмиллиона жителей?

Глупости.

Но почему-то, когда нажимаю на газ и отъезжаю от бизнес-центра, на губах блуждает улыбка. Легкая и естественная. А проблемы, которые поджидают дома, больше не кажутся катастрофой вселенского масштаба.

Глава 4

ОЛЕСЯ

– Привет, мам.

– Привет, Лекс! – улыбаюсь, разглядывая Алёшку.

– Как у тебя дела?

– Мне кажется, или ты подрос?

Задаем вопросы одновременно. На секунду оба замираем, чтобы дослушать, и смеемся.

Вот так всегда. Стоит созвониться или увидеться с сыном, не замолкаем. Закидываем друг друга вопросами, обсуждаем новости и впитываем ответы, как губки.

Нам всё важно.

Всё интересно.

Всё «вкусно».

Алексей – стопроцентный мамин сын. Не маменькин, за которого подтирают сопли и собирают по комнате грязные носки, а именно мамин.

Всегда таким был. Погладь спинку, почеши голову, давай поедим мороженое, а научи меня готовить.

Но в последние несколько месяцев – особенно. Как магнитик.

Мамуль, пойдем в магазин вместе, чтобы тебе сумки не таскать. Скинь мне код, я сам в Озон сгоняю, зачем тебе ходить? А хочешь, массаж сделаю?

Он тянется ко мне еще сильнее.

И пусть все специалисты, психологи и даже учителя в школе наперебой утверждают, что четырнадцать – это переходный возраст, который у мальчиков проявляется особенно заметно. Через агрессию, максимализм, нежелание подчиняться старшим. Я этого не замечаю.

Совершенно.

Он не пьет. Не курит. Не гуляет по ночам. Хорошо учится в школе. И души не чает в тхэквондо.

Борьба – это его всё. То, ради чего он каждый день сам, по будильнику, поднимается в пять часов утра, идет на пробежку, после готовится к урокам, а спать ложится строго в десять вечера. То, ради чего он целеустремленно худеет, чтобы попасть в нужную категорию на соревнованиях. Учит тули с непонятными названиями и дважды в неделю ездит с пересадкой на другой конец города, чтобы ходить именно к своему тренеру.

Для меня мой сын – идеальный. Он – маленький мужчина, который с каждым днем все больше демонстрирует волевой характер и целеустремленность, кто, несмотря на юные годы, во всю старается меня (Мам, ну, ты же – девочка!) оберегать и защищать.

Но в то же время он – обычный подросток, который в какой-то момент способен ругнуться матом, пошалить вместе с одноклассниками, зависнуть на целый выходной в телефоне и в плохом настроении закрыться эмоционально.

Что касается последнего…

Не знаю, с чего вдруг отношения между ним и мужем в последние пару месяцев заметно охладели. Сергей говорит, что это возраст, и всё со временем нормализуется. Я же теряюсь и тревожусь.

Сын, рассказывающий о себе и своих интересах буквально всё, в этом вопросе закрывается. Замыкается намертво, как створки раковины моллюска. Прочно и непроницаемо.

И, как не стараюсь, на диалог не идет.

Раньше столь явной разницы между теплотой и лаской, адресуемыми мне, и холодным отчуждением, демонстрируемым отцу, у Алешки не наблюдалось. Но чем больше времени проходит, тем это становится заметнее.

– Ну же, говори, мам? – выпытывает Алексей с заметной настойчивостью. – У тебя точно всё хорошо?

– Конечно, Лекс. Что у меня может быть плохого? – смеюсь вполне натурально. – Хотя нет, я по тебе очень скучаю, – пользуюсь беспроигрышным вариантом смещения акцентов. – Жду не дождусь, когда ваши выездные соревнования закончатся и ты, наконец, вернешься домой.

– Вернусь, мам. Ну, куда я денусь? Всего-то три дня осталось, – произносит уверенно, словно меня, капризулю, успокаивает.

Такой взрослый уже. Красавчик. Гордость моя.

– А с ростом что? Вытянулся? – напоминаю ему про первый вопрос.

– Метр семьдесят два, – произносит, задирая нос. – Вчера Геннадий Иванович измерял.

– А с весом норма?

– Ага, не переживай. Шестьдесят четыре с половиной. В свою категорию попадаю.

– Опять не ужинал? – читаю между строк.

И по глазам, которые от улыбки слегка прищуриваются, вижу, что догадалась правильно. Целеустремленный – жуть. Весь в моего покойного отца. Для него сесть на диету – нет ничего проще, не то что мне… сладкоежке.

– Норм, мам. Вот выступлю и тогда себе ни в чем не откажу. Обещаю. Кстати, когда приеду, мы с тобой в «Чили» сходим?

– Конечно сходим, – естественно соглашаюсь и беззлобно подкалываю. – По шашлыку соскучился, мясоед?

– Есть такое дело. А тебе твои любимые тортильони с овощами и со страчателлой закажем, – фыркает довольно. – Я сам выбор озвучу, не переживай.

Смеюсь, подловил.

До сих пор не могу запомнить и правильно выговорить эту абракадабру. Честное слово, ересь какая-то. Язык сломать можно. По мне, макароны с сыром – это и есть макароны с сыром, а не бла-бла-бла в сливочном соусе с креветками.