Партизаны Подпольной Луны
Шрифт:
Но, уж если Северус просит, надо завершить соитие без расспросов. Все вопросы потом. И Гарри привычно, как себе, плотно обхватил кожу на головке любимого и подвигал её несколько раз. Северус с чувством облегчения выплеснул сперму себе на живот и на пальцы утомившего любовника.
Сам же Гарри так и не кончил, ведь он остался одной из больших чудесных птиц, словно выплывших из сказки, на уже тихом море, погрузившемся в сон. Он машинально вышел из Северуса и лёг рядом, обнимая уставшего любимого, перебросив ему руку через живот и нечаянно задев впадинку на нём. Крохотное углубление, словно мирром смазанное, так манило Гарри погрузиться в неё языком. Северус заметно вздрогнул,
– О, сердце мне вернувший Гарри мой Гарри! Ласкай меня, дабы и тебе выплеснуть семя своё, но не одному мне!
– Да как же заставить любимого моего закричать словами родными английскими?– почти впав в отчаяние, подумал Гарри.
Но не все же интимнейшие ласки познать ему за первый такого действенного ублажения любимого!
Они лежали, целуясь в нежной истоме, охватившей обоих, без разницы, кто из них завершил любовь свою, а у кого осталась она неоконченной.
– В конце концов, - думал Гарри, - видел же я, каким желанным блеском загорелись глаза его, лишь я только обнажился. Серебряным…
Правда, нашёл я его на вершине плоской холма не распалённым. Ну да сколько же времени звал я его присоединиться ко мне! За такое время любое возбуждение уж трижды спасть могло бы. Слишком разошёлся я в воспевании неведомо, откуда взявшегося образа ворона, священного для х‘васынскх‘.
А, может, Северусу, любимому до безумия, образ этот показался чуждым, не то, что мне, прожившему рядом с проклятыми «благородными хозяевами» больше четырёх лет?
Северус же впервые почувствовал, что не так уж и молод, несмотря на облик внешний, кажущийся. В первый раз в этом времени так остро ощутил он свой возраст истинный. Был его возлюбленный паче меры Квотриус, навсегда ушедший, столь молод, но не уставал Северус с ним вовсе. А выглядит-то Северус намного моложе своего и тогдашнего, и нынешнего любовников!
Снейп решил списать всё на бессонную ночь с умирающим Куильнэ, хотя…
Сколько же полностью бессонных ночей подряд провёл он, пока не переключились они с Квотриусом на утра! И сосчитать не можно! Скорее, это результат истинной разницы в возрасте с Гарри, человеком из «его» времени. Вот и ощущается возраст иначе, ведь Поттер не Квотриус из времени сего.
Но Квотриуса больше нет, и Северусу теперь искать утешения в объятиях неутомимого Гарри его Гарри. Простой наведённой картинки хватает ему, чтобы неостановимым стать!
Уже слышатся чувствительному уху профессора чьи-то уверенные шаги, верно, вестфала, пришедшего за дровами в ещё не Запретный, а просто близкий лес.
– Пора одеваться нам, Гарри мой Гарри. Но прежде произнесу я Очищающее заклинанием для нас обоих.
– Что ж, произнеси, не отказался бы я от заклинания сего.
Скажи лишь одно мне, о Северус, ворон мой чёрный, птица священная Альбиона всего. Отчего не воскликнул ты словесами англскими, как во время ласк с почившим Куотриусом, мир ему?
– От того, что не приласкал ты меня столь же неистово, как соделывал сие Квотриус, возлюбленный погибший мой.
– Скажи тогда, чего не соделал я такового, что Куотриус догадался совершить в ночь первую в селении сём, когда были вы вместе?
– О, сие есть тайна великая, она между мною и ним осталась. Придётся разгадать тебе загадку самостоятельно. Скажу лишь тебе, что последнее действие твоё по нраву мне пришлось, но не совсем.
Поторопимся же в одежды облечься, да холм
покинуть, аки дровосеки мирные, ибо заговорились мы, уж грозит нам изгнание из Некитахуса, а в худшем случае…Знаешь сам.
Evanesco!
Разгорячённый и прогретый солнечными лучами Северус одел лишь верхнюю тунику свою с рукавами длинными, вторую же уменьшил и, подвязавшись поясом многоцветным, сунул кусок тряпицы за пазуху себе.
Они отправились в сторону от холма и приближающихся к нему вестфала, и углубились в лес.
Каковым же было изумление волшебников, когда услышали они… вскрики мужские. Вот и среди праведных и правильных жителей Некитахуса нашлась пара мужеложцев, приходящих на холм сей. Предавались они любви запретной, рыча от похоти, их переполнявшей, по-звериному отдавая дань натуре своей «неправильной», законами строгими и непреложными караемой.
Снейп вскоре и думать перестал о каких-то дикарях, бездарных варварах, не умеющих любить искусно, нежно, достойно и благородно, как он сам, конечно.
Северус принялся размышлять, отчего простенькая картинка с лебедями на море и над морем так сильно возбудила любовника, нет, пожалуй, возлюбленного. Не было в ней ничего необычайного, кроме, пожалуй, сотворённого им, Севом, по безмолвной, но хорошо слышимой просьбе Гарри, заката на море.
И тут простая догадка пришла в голову Северуса. Гарри никогда не видел лебедей воочию! Потому-то и показались они ему неземными в красоте и грации своей, созданиями не из плоти, крови, пуха и перьев, но из материала некоего божественного, что религиозному юноше показалось особенно прекрасным и сказочным. Что и побудило его на дальнейшие любовные подвиги.
– Неужели в самом деле мир Гарри столь узок, что даже лебедей не видел он, прилетавших весной и поздней осенью на Озеро?
Эта мысль отозвалась какой-то тревогой в душе Мастера Зелий.
Меж тем, он нашёл подходящий, довольно молодой, но крепкий дуб, ещё не искорёжившийся, но прямой, как корабельная сосна, которых слишком мало встречалось в лесу, и было откровенно жаль пилить их. Пусть растут, а саксы строят из них свои дома. Вряд ли понравится вестфалам, если иноземцы вырубят дубы хоть в части леса. Но вот рядом с дубом высится такая дивная соснушка, что грех не спилить её:
– Seco pinum* prolongum!
И дерево, жалобно заскрипев, подкосилось и упало, повалив при этом две молоденькие берёзы.
– А теперь, - провозгласил Снейп, - Seco quercus* * prolongum!
И это дерево с грохотом повалилось, не до конца отпиленное потому, что у Снейпа уже не хватало сил, хоть и казались они безграничными. Но соитие с Гарри его Гарри принесло лишь усталость, сказавшуюся и на магическом потенциале волшебника.
Столь много сил отдано было опытнейшим легиллиментом на создание образа птиц обычных…
И Северус задал вопрос без обиняков:
– Видел ли ты когда-нибудь лебедей, кои на Озеро близ Хогвартеса, тебе хорошо известного, ибо выучился ты там, прилетают?.. Правда, не получил ты диплома должного, но не о сём речь. Видел ли ты…
– Кого или чего не видел я на Озере или близ его? Кажется, всех тварей перевидал я, лишь только птиц сих не видывал, коих зовёшь ты словами прекрасными cygnus olar* * * , о Северус мой. Ворон ты священный, схожий с ним глазами, блестящими ярко, и волосами длинными, кои схожи с оперением его, сверкающим во свете дня, так и в пламени костров кочевых х‘васынксх‘. Ибо никак не могу я забыть ни племени сего, ни обычаев его страшных. Вот Тома же в жертву посмертную принесли варвары сии, и не ведаю я, что ныне с душой того, кто брата старшего мне заме…