Пашкины колокола

Шел быстро, почти бежал.

Предчувствие не обмануло. В двух окошках "красной" помигивал зеленоватый свет. Колыхались за окнами тени.

Интересно: что у них там?

По привычке сначала заглянуть в окно. Ух ты, сколько народищу, прямо толпа! Из фортки столбом валит табачный дым. За галдежом не разобрать слов, кто-то раскатисто хохочет, кто-то хлопает в ладоши. Блеснули меж головами стрекозиные крылышки. Где же Люсе теперь и быть?!

С крыльца, приоткрыв дверь, выглянула тетя Даша.

– Пашуня, что ль? Только тебя и не хватало! Мне Люсенька наказывала поглядывать, кабы кто чужой не подкрался. Хотя все чужие забились по своим закутам. Ошалели от страха.

– А не заругают, теть Даш?

– Да из ваших кружковских тут уж и так трое, которые с Сытинской. Свертки какие-то из печатни приволокли... Люсенька и про тебя спрашивала...

Словно в ответ на слова тети Даши, голос Люсик в глубине комнаты требовательно крикнул:

– Да распахните же окошки, господа курильщики! Дышать нечем! Дымите, словно десяток михельсоновских труб!

– Сию минуту, Шиповничек!

Задребезжали стекла законопаченных на зиму рам. Пахнуло холодком, сыростью, кто-то дурашливо запел:

– Весна! Выставляется первая рама, и в "красную" шум ворвался!..

Но певца перебили:

– Итак, друзья, половина дела сделана! Товарищи из Сытинской типографии хорошо поработали ночью. Напечатано более пятисот экземпляров...

Привстав на цыпочки, опираясь на плечо Яшки-газетчика, Пашка заглянул через головы. У стола, в накинутой на плечи студенческой шинели, Костя помахивал бумажным листком.

– Мне думается, товарищи, нужно еще разок прочитать воззвание! Проверим: не вкралась ли ошибка, опечатка! Могли ведь и чужие руки прикоснуться к нашему делу.

– Читай, Островитянов! Давай, Костя!

– Итак, читаю... Шапка: "Российская социал-демократическая рабочая партия". Дальше, после отбивки: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" Внимание, читаю текст: "Товарищи! В Петрограде революция! Солдаты присоединились к рабочим. На сторону народа перешли Преображенский, Волынский, Павловский и Семеновский полки. После недолгих колебаний к ним присоединился Кексгольмский полк. Восстание победоносно растет. Восставшие захватили арсенал, артиллерийское управление и тюрьму "Кресты", из которой выпустили политических заключенных". Что произошло и в Москве, товарищи! "После двухчасовой осады восставшими взята Петропавловская крепость. По последним известиям, взорвана охранка, восставшие приближаются к департаменту полиции..." Следующие строки, товарищи, набраны жирным шрифтом... Продолжаю...

В "красной" стояла тишина. Кроме голоса Кости, Пашка услышал за спиной вздох тети Даши:

– Ну и дела! Владычица богородица, матушка-заступница...

Точь-в-точь как мамка!

– "Российский пролетариат должен поддержать петроградское восстание! Иначе потоки пролитой там крови останутся бесплодными. Товарищи, бросайте работу! Солдаты! Присоединяйтесь к восставшим! Помните, сейчас решается судьба народа!.."

Бочком-бочком, а Пашка все-таки протискивался в комнату. Очень уж хотелось оказаться поближе к Шиповнику, поймать на себе взгляд ее блестящих темно-карих глаз, добрую улыбку!..

Занятый своими хитростями, Пашка не очень вслушивался в слова воззвания. Да и что слушать?! И так ясно: война царям и всем буржуям!

Он добрался до Люсик как раз в тот момент, когда Островитянов кончил читать и стоял, помахивая листочком над головой, разгоняя дым.

– Как будто, товарищи, обошлось без огрехов!.. Естественно, за эти часы в Питере произошли новые важные события, о которых...

– Скоро узнаем! На телеграф и телефонную отправились наши!

– Добро!
– кивнул Костя.
– Теперь задача в том, чтобы побыстрее донести воззвание до рабочих и в первую очередь до воинских казарм. Московский гарнизон сейчас насчитывает около ста тысяч штыков и сабель...

– Да ты-то, Костя, откуда знаешь? Ты же сам вчера из тюремного каземата вылез!
– с дружеским смешком заметил Столяров.

Островитянов повернулся к Алеше.

– А тебе, дружище, тоже следовало бы посидеть в тюрьме. Тогда бы ты убедился, что там знают больше, нежели на воле. Пересылка-то забита солдатами-большевиками! И не мешай мне, пожалуйста, Алексей! Время не терпит! Да, гарнизон Москвы - сто тысяч штыков! Это огромная сила. Если она не поддержит восставших, а будет брошена на их разгон, кровь неминуема. И большая кровь! Значит, задача - побыстрее распространить листовки в казармах гарнизона. Но осторожность, друзья! Враги революции не сложили оружия! Хочу добавить, что командующий округом Мрозовский отдал приказ о стягивании в Москву воинских частей из ближних губерний.

– Он не арестован, этот мастер заплечных дел?
– крикнул кто-то.

– Пока не знаю, - ответил Костя.
– Да его арест мало что изменит, товарищи! Знаем, что преемником Мрозовского на посту командира округа станет полковник Грузинов. Сей молодчик тоже известен своей жестокостью!.. К сожалению, связи с центром и другими районами крайне затруднены. На телефонной станции мало наших людей, а меньшевики, эсеры и оборонцы всех мастей всемерно стараются помешать революции...

Люсик почувствовала прикосновение Пашкиной ладони и обернулась. Ее глаза блеснули лаской:

– Павлик!

Я!

– Вот славно!

А он-то боялся, что Шиповник заругается!

– Давай послушаем, Павлик, - шепнула Люсик, показывая глазами на Костю.

Тот продолжал:

– Нам следует торопиться, друзья, пока враги не оправились от вчерашнего шока. Сейчас распределим листовки. Учтем, что Сытинская типография - крупнейшая в Москве. В соседних с нами районах - Хамовниках, Рогожском, Симоновском - нет типографий, поэтому часть этих листовок отправим туда. Но повторяю: прежде всего в казармы - в Хамовнические, Александровские, Крутицкие и прочие. Сделать это не легко! Здесь мы попросим помочь наших женщин: матерей, сестер и невест тех, на ком сейчас серые шинели. В казармы отдадим половину листовок. Пусть это возьмут на свои плечи милые товарищи в юбках: Лисинова, Карманова, Солуянова и другие.

Островитянов повернулся к Люсик, наклонился, положил на плечо руку:

– Готовы, Люся?

– Сделаем!

– Часть листовок расклеим на улицах, в самых людных местах: на базарах, у лавок, на площадях. Тут нам, наверно, помогут такие, как Гаврош нашей революции, с которым меня познакомила Шиповник. Вот этот самый Павел Андреев!

Это была одна из самых счастливых минут Пашкиной жизни.

Большую часть врученных ему листовок он отдал Гдальке, Витьке и Васятке. А у самого нашлось другое дело. Через полчаса он и Люсик сидели в ершиновском полуподвале, а напротив них за столом - старики Андреевы. Люсик читала им только что отпечатанную листовку. Кузнец дымил махоркой, отдувая дым от девушки, а его жена слушала, испуганно глядя на Люсик синевато-серыми, до сих пор красивыми глазами.

– Всё в точку!
– одобрил Андреич, кивнул на лежавший перед Люсик листок.
– Складно. Варит у вас голова, Люсенька! Но мы-то с моей хозяйкой как тебе поможем, черноглазая?

– Очень просто, Андреевич! Вот, смотрите! У майрик в руке веник, подметала она пол.

– Ну и что?

Люсик взяла из рук хозяйки веник.

– А вот что, Андреевич. Каждый прутик по отдельности сломать легко, а веник даже ваши могучие руки не переломят!

– Н-да!
– покрутил головой Андреич.
– Тебя не переспоришь, Люсенька. Зело умна, как наш поп Серафим выражается. Так в чем же к нам-то твой вопрос, доченька?