Пасынок империи (Записки Артура Вальдо-Бронте)
Шрифт:
— Вам идет сигнал с детектора? — спросил Салаватов.
— Всем присутствующим, кроме госпожи Камиллы. Но, если хотите, мы можем это исправить.
— Не надо… пока.
— Как скажете. Мне кажется вашему адвокату тоже надо быть в курсе. Впрочем, если вы сочтете нужным, мы потом скинем результат госпоже де Вилетт.
— Я подумаю. Потом будет БП? — спросил Салаватов.
— Скорее всего.
— У меня больное сердце, — заметил Руслан Каримович.
— Гера, посмотри состояние, — повернулся Нагорный к специалисту по биопрограммеру, — на предмет можно ли Руслану Каримовичу
— Хорошо, — кивнул «Гера». — Только пара вопросов.
— Угу, — кивнул Нагорный.
— Руслан Каримович, какие конкретно проблемы с сердцем?
— Ишемия.
— ИБС. Понятно. Какая форма?
— Стенокардия.
— Угу. Какая?
— Не знаю. Вроде, стационарная напряжения…
— Понятно. Сейчас сердце болит?
— Да, немного.
Гера кивнул и посмотрел на Александра Анатольевича.
— Саш, значит так. Стационарная стенокардия напряжения не противопоказание. Под нашим замечательным прибором допрашивать можно. Я даже более спокоен за допрос под БП, чем за обычный. БП-115М в случае обнаружения проблем, тут же начинает работать в режиме реаниматора. Да и моды контролируют ситуацию. В наше время стационарная стенокардия — это не очень опасно.
— Безопасный режим ставим? — спросил Нагорный.
— Это конечно. И еще. За допрос под БП я практически спокоен, а вот за допрос под детектором — в куда меньшей степени. У меня был случай, когда человеку стало плохо на допросе, хотя его пальцем никто не тронул, голоса никто не повысил. Я, конечно, рядом сидел, и было понятно, почему я рядом сижу, но мы ничего не делали. Правда, перспектива у нашего подопечного была нерадостной. Грозил блок «D». И все! Эмоциональная перегрузка.
— Откачали хоть? — спросил Нагорный.
— Если бы не откачали, я бы здесь не сидел. Откачали. Втроем: адвокат, следователь и я. Но, если бы присутствовал врач, было бы лучше. Я конечно первую помощь окажу, но на большее у меня квалификации не хватит. Так что давайте врача пригласим от греха. Тем более что ИБС. У нас же серьезный разговор предстоит, насколько я понимаю?
— Не то слово, — сказал Александр Анатольевич.
— Я поддерживаю, — кивнула Камилла. — Без врача мы вообще не будем разговаривать.
— Не вопрос, — согласился Нагорный. — Я сейчас свяжусь.
И, очевидно, включил громкую связь.
— Андрей, доброе утро, — сказал он, — ты сейчас не занят?
— Нет.
Я смотрел на графики с детектора. После совершенного ровного фона предварительной беседы с Салаватовым на графике вверх вылетел протуберанец с пиками на слове «Андрей» и «Нет».
— У нас сидит клиент, — продолжил Александр Анатольевич. — Жалуется на ИБС, а нам надо с ним с помощью БП пообщаться. Гера сказал, что можно, но лучше в присутствии врача. Сможешь спуститься?
— Да, пять минут. На боли в сердце клиент не жалуется?
— Жалуется.
— Тогда надо подготовить. Я лекарства возьму. И как зовут клиента? Мне надо медицинские документы запросить.
— Салаватов Руслан Каримович зовут клиента.
— Ух, ты! А это законно? Я же свидетель.
— Ну, ты же ему смерти не желаешь, я надеюсь…
— Мы
протестуем, — вмешалась Камилла. — Участие свидетеля в следственных действиях в другом статусе совершенно незаконно.— Хорошо, — сказал Нагорный, — он будет участвовать в статусе свидетеля. Против очной ставки нет возражений?
— Нет, — вздохнула Камилла.
— Ну, вот и прекрасно, — кивнул Александр Анатольевич. — А пока Андрей Кравченко к нам спускается, Руслан Каримович, скажите мне, пожалуйста, признаете ли вы вину в подделке документов.
— Каких?
— Ага! Значит, есть еще.
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Да? А ваши моды понимают. Такой был замечательный всплеск на имени «Андрей». Так что вас связывает с Андреем Кравченко?
— Мы знакомы естественно. Он тюремный врач.
— И все?
— Все.
— Понятно. А что о Федоре Геннадиевиче Привозине помните?
— Я расследовал его дело. Хищение в особо крупных размерах.
— Замечательно. А почему под БП не допросили?
— У него ИБС, также как у меня. А я, в отличие от вас, под БП с ИБС не допрашиваю.
— ИБС ему сами написали?
— Кравченко ему написал.
Салаватов волновался по графикам бежал протуберанц за протуберанцем, а на изображении мозга, переданным модами, участок, отвечающий за страх, горел ярко-оранжевым.
— Руслан Каримович, мы Андрея под БП допрашивали, — заметил Нагорный.
— На справке его подпись. Не знаю, может быть, не его. Он не при мне подписывал. Мне просто передали справку.
— Кто передал?
— Пришла с адреса тюрьмы. Официально.
— Ладно, под БП мы этот разговор повторим, — заметил Нагорный.
— Смотрите, — сказал Салаватов, — вам отвечать.
— Я и не бегаю от ответственности. Теперь объясните мне, пожалуйста, почему у вас программа детектора по допросу Привозина выдала результат, что он лжет, а у нас совершенно противоположный?
Детектор тут же зарегистрировал всплеск эмоций, который никак не отразился у Салаватова на лице. Внешне он был совершенно спокоен. Вздохнул, пожал плечами.
— Техника несовершенна. Значит, у кого-то из нас барахлил либо детектор, либо программа.
— Допрос господина Привозина под БП подтвердил наш результат, — заметил Нагорный. — БП барахлит?
— Вы и его с ИБС под биопрограммером допрашивали?
— Наш врач не подтвердил диагноз, так что допрашивали. Врач барахлит?
— Не знаю. Почему я должен верить вашему врачу, а не моему?
— Ваш врач — это Андрей Кравченко?
— От него была справка…
В дверь постучали.
— Да, — сказал Нагорный, — заходите, Андрей.
На пороге появился молодой врач в таком же зеленом халате, как у Дмитрия Николаевича.
Кивнул Салаватову. Подошел к нему и протянул таблетку в пластиковой упаковке.
Тот таблетку взял, но пить не торопился.
— Руслан Каримович, под язык, — сказал Андрей и сел рядом с Герой, — я посмотрю состояние.
— Господин Кравченко, вы подписывали справку о состоянии здоровья Федора Привозина? — спросил Нагорный. — Я знаю ответ, но хочу, чтобы вы повторили это в присутствии господина Салаватова.