Патриарх Никон

— Спокойна я!

Сёстры благословили друг дружку и разошлись. Морозова легла на пуховик в своей постельной комнате, близ Феодоровской иконы Пресвятой Божьей Матери, а Урусова ушла в небольшой чулан, находившийся при постельной комнате, где раньше ночевала старица Меланья.

Едва сёстры улеглись, как кольцо дубовой двери застучало.

Чья-то сильная рука рванула дверь, и в опочивальню, вместе с струёй холодного воздуха, вошло несколько человек.

Пристально осматривая горницу, еле освещённую трепетным огнём лампад, вошедшие, не видя хозяйки, громко спросили:

— Эй, кто тут есть живые?

Но сёстры молчали.

— Поищем, — дерзко проговорил думный боярин Илларион Иванов, присланный царём вместе с чудовским архимандритом Иоакимом к Морозовой.

Поиски были недолгие.

— Вот ты где, боярыня, — снова сказал Иванов, — посланы мы к тебе государем великим. Вставай. Отец архимандрит сейчас будет тебе допрос чинить.

Архимандрит приблизился к боярыне.

— Не в силах я встать, — слабо ответила Морозова.

— Ой, неправду говоришь ты, боярыня, — усомнился архимандрит, — садись тогда, коли стоять не можешь.

Но вдова опять отказалась, говоря, что и подняться с перины не может.

— Что ты говоришь ещё с нею, честной отец, вели стрельцам, они поставят её перед тобою.

Но Иоаким не решился поступить так грубо с боярыней.

— Ну, коли не можешь встать, ответствуй так против царских повеленных слов.

Морозова молчала.

— Како крестишься и како молитвы творишь? — спросил её архимандрит.

Вдова, сложа по староверскому пальцы, перекрестилась и начала читать молитвы.

В это время один из стрельцов нашёл огарок восковой свечи и зажёг. В опочивальне стало светлее.

— Тако я крещусь, тако и молюсь, — твёрдо произнесла Федосья Прокопьевна, смело показывая сложенные персты.

— Была у тебя, боярыня, беглая старица Мелания; здесь она в дому у тебя проживала под именем Александры. Где она теперь, сказывай скорей!

Гордо посмотрела вдова на спрашивающего её Иоакима.

— По милости Божией и молитвами родителей наших, по силе нашей в убогом нашем дому ворота были отворены для странных рабов Христовых. Когда было время, были и Сидоры, и Карпы, и Мелании, и Александры. Теперь же никого нет из них, — проговорила Морозова.

— Дерзка ты на язык, боярыня, — недовольно проговорил архимандрит и, отойдя в сторону, стал советоваться с Илларионом Ивановым.

— Всё равно толку от неё не добьёшься, святой отче, — решительно проговорил думный дворянин, — ты побудь здесь, а я поищу, нет ли где в дому спрятавшихся.

С этими словами он вступил в смежный чулан.

В чулане было совсем темно.

Ничего не видя, Илларион Иванов стал шарить по стенам руками.

Вдруг его руки коснулись человеческого тела; он испуганно отдёрнул их и вскрикнул:

— Отче святый, Александра-то здесь!

Но Авдотья Прокопьевна спокойно ответила:

— Нет, я не старица Мелания.

— Кто же ты? — изумлённо спросил Илларион.

— Я князя Петра жена, Урусова, — тем же тоном ответила сестра Морозовой.

Думный дворянин, не ожидавший найти здесь такую знатную особу, ошеломлённый выбежал из чулана.

Заикаясь, испуганный Илларион Иванов едва мог произнести:

— Там княгиня Урусова!

— Княгиня Евдокия Прокопьевна, князя Петра супруга? — воскликнул изумлённый архимандрит.

— Да, это она, — ответил Илларион.

— Поди-ка, спроси её, како она крестится? — сказал Иванову Иоаким, по-видимому, что-то сообразивший.

Думный дворянин изумлённо уставился на говорившего.

— Что ты на меня так смотришь? Как возможно вопросить о сём такую особу?

— Повторяю тебе: исполняй, что тебе приказано!

— Невозможно это сделать, отче, — отозвался Илларион, — посланы мы только к боярыне Федосии Прокопьевне, а не к сестре её.

— Ещё раз говорю тебе, спроси её, — раздражённо возразил архимандрит, — я тебе повелеваю.

Но Илларион Иванов всё ещё колебался.

— Коли ты отказываешься, так я пойду сам и доложу царю о твоём ослушании.

Думный дворянин повиновался и, войдя в чулан, дрожащим голосом спросил Урусову:

— Како ты крестишься, княгиня?

Стрелец внёс в чулан огарок, стало светло.

Авдотья Прокопьевна пристально взглянула на царских посланных и, не вставая с постели, облокотилась на левый локоть, пальцы же правой руки сложила в староверский крест, именно большой палец с двумя малыми, указательный со средним, и, протянувши их, показала боярину, а потом и архимандриту.

— Так я верую, — спокойно произнесла княгиня.

Оба посланные были поражены.

Отозвав в сторону Иванова, Иоаким начал с ним совещаться, что им теперь предпринять.

— Я побуду здесь, отец, — сказал думный дворянин, — а ты ступай прямо к царю, объясни ему всё, он тебе сам укажет, как нам поступить.

Архимандрит поспешил отправиться к царю, тогда как Илларион Иванов остался ожидать.

Только теперь, узнав о намерении Иоакима, смутилась княгиня.

В эту минуту она готова была отказаться от своих слов, но было уже поздно.

Сёстры продолжали лежать, одна в опочивальне, другая в чулане.

Они томились невозможностью переговорить друг с дружкой, но ни та, ни другая не решались подняться со своего ложа.

Стрельцы, оставшиеся в горнице, пересмеивались.

Думный дворянин сидел у стола и что-то писал.

Кони быстро донесли Чудовского архимандрита до царского дворца.

Царь находился в Грановитой палате, посреди бояр.

Заметив вошедшего Иоакима, государь подал знак, чтобы он подошёл к нему.

Алексей Михайлович наклонил к архимандриту голову и тихо спросил:

— Ну, что?

Иоаким, не осмеливаясь ответить громко, прошептал на ухо царю:

— Государь, не токмо боярыня Морозова стоит мужески, но и сестра её княгиня Евдокия, обретённая в её дому, также ревнует своей сестре и твоему повелению сопротивляется крепко.

Царь нахмурил брови и заметил:

— Княгиня смирен обычай имеет и не гнушается нашей службы, а вот люта эта сумасбродка!

— Нет, государь, — упрямо сказал Иоаким, — и Евдокия Прокопьевна не только уподобляется во всём своей сестре старшей, но и злей её ругается над нами.