Печать позора

– Но Дин - такой красавчик.
– Яна хлопнула в ладоши и расплылась в улыбке.

– Ага, а Деймон - нет?

– Ну, он тоже. Хотя слишком слащавый!

– Ты невозможна!
– засмеялась я.

Я, конечно, возмущалась, но очень радовалась. Пусть лучше кричит и критикует. Пусть делает все, что угодно, лишь бы не плакала и не грустила.

О Маркусе мы больше не говорили. Яна упорно старалась делать вид, что всё прекрасно, что она не парится по поводу его исчезновения, но я видела, как ей нелегко. Маркус так и не появился ни в школе, ни в больнице. Никто не знал ни где он, ни почему пропал.

Николас продолжал ходить за мной по пятам. Я даже привыкать стала, что он всегда рядом - так странно, но так приятно. Временами Николас подходил ко мне слишком близко, прижимался и касался меня.

Иногда мне казалось, что он затеял со мной какую-то сексуальную игру. Ну, знаете, типа «настолько хватит моего терпения?». Каждое его прикосновение пробирало до самого нутра, но я стойко сопротивлялась, не подавая виду. Хотя с каждым разом это становилось все труднее.

Он магнит для меня. Его глаза, губы, волосы, дыхание, тело, запах - всё это притягивало к нему. И было бы легче отказаться от Николаса, если бы он оставался самодовольным, грубым, агрессивным и ненавидящим меня. Но Николас вел себя по-другому - был очень внимателен и заботлив.

Я постоянно задавала себе один и тот же вопрос. Почему сейчас? Почему он не был таким два года назад? И ответить не могла. Николас молчал.

– Как продвигаются ваши отношения?

Сегодня четверг. Мистер Палмер обещал выписать Яну через пару дней. Она уже была на старте. Только дай знак, и она рванет из больницы со скоростью пули.

– Никак, - ответила я, закрывая учебник по химии.

– Вы не?..

– Нет, - я даже не дала ей договорить.

И неважно, что именно хотела узнать Яна. Нет на все. Мы не целовались, не обнимались, не занимались любовью. Ничего.

– Мы просто вежливо общаемся.

– Ага, конечно, - на лице Яны появилась улыбка маньяка.

– Что?

– Николас смотрит на тебя взглядом трахну-в-любое-время-в-любом-месте-в-любой-позе. А ты говоришь мне про общение.

Я закатила глаза.

– Я не знаю, смогу ли перешагнуть через все.

– А как же та фигня про доверие, прощение и принятие?

Да, так говорил мистер Дик.

– Говорить об этом намного легче, чем выполнить. Я не знаю, что должно произойти, чтобы я смогла принять все это.

– Он знает?

– Да, я говорила ему много раз.

Последний такой разговор состоялся возле больницы сразу после того, как я написала заявления. Прошло уже три недели. Казалось, Николас все понял и больше не пытался давить на меня, просить прощение или что-то подобное.

Нас прервал телефонный звонок. Я не ожидала, поэтому замерла, тупо уставившись на вибрирующий телефон. Мне никто не звонит, кроме Яны. Ни у кого ведь нет моего номера.

– Ответь, - подтолкнула меня Яна.

– Алло, - неуверенно ответила я.

– Привет, Жаки.
– Джереми?
– Мы можем поговорить?

– Джереми? Откуда ты узнал мой номер?

– Это не так важно, - замялся он.

– Что тебе нужно?

– Послушай, я извиняюсь за то, что произошло в тот вечер. Я просто испугался за свой бизнес. Ты должна понять...

– Я поняла, - перебила я. С чего я вообще должна слушать его нытье?

– Ты за этим позвонил?

– Нет. Я хотел спросить - собираешься ли ты возвращаться в бар?

– Что?! Почему я должна собираться?

– Ну, тебе вроде бы нравилось...

– Нет, подожди. То есть ты хочешь, чтобы я продолжила петь в баре?

– Да, хочу.

– Но как на это отреагируют посетители?

– Они... постоянно спрашивают о тебе, просят вернуть тебя на сцену. И завтра как раз пятница...

– Мне надо подумать.

– Хорошо, я позвоню тебе завтра утром.

Я нажала на отбой, затем уставилась в потухший экран.

Я правильно все поняла? Джереми хочет, чтобы я продолжила петь в его баре? Это что-то из разряда фантастики. Его посетители хотят вновь слушать мое пение? Но разве им не важно, кто на сцене?

Эй, привет, это все еще я - школьный изгой, который к тому же посадил за решетку пять человек.

Я сказала Джереми, что подумаю, но, по правде говоря, жутко соскучилась по сцене. Скорее не по самой сцене, а по пению. Я давно уже не пела - это странно для меня. Музыка была моим другом, когда вокруг никого не было. Она помогала мне справляться какое-то время.

– Это был хозяин бара?

– Да, - кивнула я, убирая телефон в сумку.
– Он хочет, чтобы я снова начала петь.

– Это же круто!
– Яна чуть ли не подпрыгнула.

Её реакция была более бурной, нежели моя. Но это только так кажется. Яна всегда открыто проявляла свои эмоции. Я же замкнута, многое держу в себе. Мне иногда сложно проявлять свои чувства. Но временами я взрываюсь как бомба, только замедленного действия. Я не знаю, хорошо это или плохо, это просто есть.

Я широко улыбнулась.

– Но он же понимает, что ты больше не собираешься оставаться в тени?

– А смысл? Все ведь и так узнали, кто поет на сцене.

– Да, но если ты скроешь себя, оставив только свой голос, они смогут сделать вид или убедить себя, что не знают, кто ты.

– Но это же бред!

– Это самовнушение, - покачала головой Яна.
– Люди могут закрывать глаза на то, что им не нравится видеть.

– Мне все равно, нравится это им или нет, - твердо сказала я.

– Я прям горжусь тобой!

В палате я провела еще пару часов, после чего направилась домой.

Утром в пятницу меня подкараулила мама. Она знала, что я не зайду на кухню, поэтому ждала меня у входной двери.

– Завтрак - самый важный прием пищи.
– Мама не улыбалась.
– Почему ты пропускаешь его?

– Я ем, мама.

– Как твоя подруга? Её выписали?

– Еще нет. Но Яне уже легче, если тебя вообще это волнует.

Мама никак не отреагировала. Я давно ее не видела. Мне показалось, что она как-то изменилась.

– Отец сегодня приедет.

– И?

– Ты должна прийти на ужин, Жаклин.

– Нет, у меня дела.

– Жаклин, - голос мамы дрогнул, - ты должна поговорить с отцом.

Я открыла дверь, уже собираясь выйти, но обернулась.

– Мама, он не скажет мне ничего нового. Я прекрасно понимаю, чего вы хотите, но я не буду жить по вашим правилам. Я не такая, как вы. И сегодня у меня дела.