Пепельное небо

— Рипкард Уиллакс. Все зовут меня Партридж.

Добрая Мать улыбается и качает головой:

— Так, так, так.

Она обращается к Прессии:

— Ты видишь, как он неоткровенен? Он ведь скрывает информацию? У него есть что сказать, но он не говорит. Все смертные так делают. Никогда не бывают честными.

— Я ничего не скрываю! — возмущается Партридж.

— Смертные не должны обращаться к Доброй Матери, если их не спрашивают! — Женщина с метлой ударяет Партриджа по спине.

Добрая Мать говорит сейчас только с Прессией.

— Взрыв застал нас здесь, одних, в наших домах или в капкане автомобиля. Некоторые вышли во двор, чтобы посмотреть на небо, или, как я, стояли у окна. Мы прижали детей к груди. Детей, которых смогли собрать. Были среди нас и те, кто умирал в тюрьмах. Нас всех бросили на смерть. Мы ухаживали за умирающими. Мы хоронили мертвых. Мы хоронили своих детей, и когда их стало слишком много, мы соорудили костры и сожгли на них тела наших детей. Смертные, вот кто с нами все это сделал. Мы называли их Отец, или Муж, или Мистер. Мы видели их темные грехи. Пока мы бились о ставни домов, как птицы в клетке, или головой о стены тюрем, мы наблюдали за ними. Только мы знаем, как они ненавидели себя, как им было стыдно за их слабость, за их эгоизм, их ненависть и как они обратили это все против нас, против собственных детей — и против всего мира. — Добрая Мать снова садится в кресло: — Они оставили нас умирать, и мы вынуждены нести наших детей, детей, которые никогда не перерастут нас, и будем делать это вечно. Наше бремя — наша любовь.

Повисает пауза. Прессия думает, что произошло с ребенком Доброй Матери или, может, с детьми. Вроде бы с ней слит только крест и куски стекла, никакого малыша не видно. Она сожгла тела всех своих детей на костре?

— Где ты была, когда тебя забрали? — спрашивает Добрая Мать.

— Меня схватили солдаты УСР, чтобы подготовить на офицера. Сначала я не понимала почему. Меня отвезли в дом к главному офицеру, и оказалось, что он и его жена работают на Купол. У них есть культурная пища.

— Несъедобная, — добавляет Добрая Мать. — Мы знаем. Мы обнаружили это недавно и следим за ними.

— У них мой дедушка, в Куполе. Он заложник. Моя задача состоит в том, чтобы отдать Чистого и его мать в руки Ингершипу. Где-то здесь бродит Спецназ, дикие мутанты. Им мы должны передать Партриджа и его мать.

— Спецназ? За пределами Купола? — спрашивает Партридж.

— В приказе было сказано, когда мы обнаружим твою мать, нам нужно найти лекарства, — отвечают Прессия. — Они думают, что она в каком-то бункере или что-то вроде того.

— Если в Куполе думают, что она здесь, это хороший знак, разве не так? — говорит Партридж.

— Это означает, что мы должны найти ее прежде, чем это сделают они, — мрачно замечают Брэдвел.

— У нас появились конкуренты!

— Моя мать и я не сможем вернуться. Мы точно не вернемся назад.

— Мы можем помочь, — говорит Добрая Мать. — Я обычно не говорю со смертными, но сейчас я должна. Все зависит от оплаты. Смотрите, мы нашли девушку, и если вы хотите выбраться из Тающих земель живыми, вам понадобится наша защита.

Прессия смотрит на Брэдвела. Это правда, что им нужны матери?

Он кивает.

— Я не знаю, есть ли у нас что-нибудь стоящее, чтобы расплатиться с вами, — говорит Прессия.

Добрая Мать бросает взгляд на их оружие.

— Где вы все это взяли?

— В мясной лавке, — отвечает Брэдвел.

— Ты мясник?

— Нет. Я нашел лавку, когда еще был ребенком, сразу после Взрыва.

— Вы хотите, чтобы мы расплатились оружием? — тревожно спрашивает Прессия.

Добрая Мать смотрит на нее с улыбкой.

— У меня есть любое оружие, о котором только может мечтать девушка. — Она протягивает руку: — Дайте-ка мне.

Прессия наклоняется, поднимает один из ножей и, поклонившись, протягивает.

— Ты была с матерью, когда все произошло? — спрашивает женщина.

— Да.

— Потеря есть потеря, — говорит Добрая Мать, касаясь лезвия. — Ты либо принимаешь это, либо нет.

— Какую плату вы хотите? — повторяет Прессия.

Добрая Мать наклоняется к Партриджу и говорит:

— Мы наблюдали за вами в течение долгого времени, еще до того, как мои женщины подошли к вам. Знаете, сколько раз мы могли убить вас и какими способами?

Он качает головой.

— Если хочешь найти мать, тебе не справиться без нашей помощи. Все дело в том, готов ли ты принести жертву ради своей цели.

Партридж смотрит на Брэдвела и на Прессию.

— Это тебя спрашивают, — тихо произносит Брэдвел.

Добрая Мать указывает ножом на Партриджа:

— Это то, как я вижу ситуацию. Ты ведь здесь уже достаточно давно?

— Достаточно для чего? — спрашивает Партридж.

— Достаточно, чтобы перестать быть Чистым.

— Я не понимаю, о чем вы, — шепчет Партридж.

Прессия думает о рубцах, ожогах, отметинах, слияниях, а затем, глядя на нож в руке Доброй Матери, почему-то об ампутации.

— Чистота — это бремя, — заявляет Добрая Мать. — Вот что мы обнаружили. Когда ты уже не Чистый, когда тебе уже не нужно это защищать, ты свободен, терять нечего.

Партридж яростно мотает головой:

— Я не против этого бремени!

— Я хочу, чтобы твоя плата стала также подарком для тебя. Я помогу тебе расстаться с Чистотой. Ты никогда не поймешь до конца, но я сделаю тебя одним из нас, правда, в очень маленькой степени, — она улыбается.

Партридж обращается к Прессии:

— Скажи ей, что не нужно этого делать. Мы придумаем что-нибудь другое, чем расплатиться. Я сын Уиллакса. Он же может быть полезным?

— Ты больше не под Куполом, — напоминает Добрая Мать.

— Нет, давайте придумаем что-нибудь другое, — говорит Прессия.

Добрая Мать качает головой. Брэдвел тихо и спокойно спрашивает:

— Что вы хотите с ним сделать?

— Просто знак, отметину, — отвечает Добрая Мать.

— Какую отметину? — снова спрашивает Брэдвел. — Палец?

Желудок Прессии завязывается в узел. Хватит с нее крови. Больше никаких потерь. Нет, нет.

— Мизинец, — произносит Добрая Мать, держа обеими руками рукоятку ножа. Она бросает взгляд на Партриджа. — Женщины могут тебя подержать.