Пепельное небо

— Кто? — спрашивает Прессия.

— Спецназ, — отвечает Партридж. — Один из солдат. Они превратили его — я даже не знаю, осталось ли хоть что-нибудь от него. Я не знаю, что стало с его душой. Мы не можем…

Впереди снова слышится мужской голос:

— Сюда, мы здесь.

Партридж тянется к ее руке, но вместо здоровой хватает руку с головой куклы. Прессия ожидает, что он отпрянет, но вместо этого он просто обхватывает голову куклы, будто ладонь, и оборачивается:

— Ты готова?

ПАРТРИДЖ ВНИЗУ

Грязный пол туннеля уступает место перепачканной плитке, практически черной. Воздух влажный, пахнет плесенью. В конце зала горит свет. Вокруг порхают, стуча металлическими крылышками, существа, похожие на мотыльков. Партридж держит сестру за руку, за голову куклы. Она частью ее — не с ней, но ее. Он ощущает человеческое тепло, настоящую руку под пластиком, живую. Партридж чувствует ответственность за сестру. Дальше все может пойти плохо. Он знает, что Прессия сильная и ей защита не нужна. Она прошла через большее, чем он может себе представить.

Мать где-то здесь. Но окажется ли она той матерью, что помнит он? Практически вся правда, которую он знал, — даже ее смерть — оказалась ложью. Тем не менее она оставила ему все эти загадки. Она привела их сюда, что было правильно, по-матерински.

У человека в конце зала сутулые плечи и угловатое лицо.

— Вы Чистый? — спрашивает, не задумываясь, Партридж.

— Нет, не Чистый. И даже не Несчастный, — отвечает мужчина. — Я выжил здесь. Я бы сказал, что я американец, но этого термина больше нет. Думаю, можете звать меня Карузо.

Затем он спрашивает, хотят ли они увидеть мать.

— Это то, зачем я проделал весь этот путь, — отвечает Партридж.

— Да, — произносит Карузо, — но лучше бы ты этого не делал.

— Не делал чего? — удивляется Партридж.

— Не покидал Купол, — отвечает Карузо. — У твоей матери был план.

— Что вы планировали, если бы я остался?

— Захват Купола, изнутри.

— Не понимаю. Захват? — недоумевает Партридж. — Это невозможно.

— Не болтайте слишком много, — напоминает Прессия, — меня прослушивают.

— Правда? Кто?

— Купол, — отвечает Прессия.

Карузо останавливается и смотрит на нее.

— Ну, тогда они могут смотреть во все глаза. Гляди сюда. Мне-то какое дело? Я не разрушал планету. Мне нечего стыдиться. Мы жили здесь, изолированные от остальных. Мы выжили, несмотря на все усилия нас уничтожить.

Он обращается к Партриджу:

— Захват изнутри вполне реален, если у вас есть лидер.

— Лидер внутри? Никто не способен на это! Кто же он? — поражается Партридж.

— Ну, предполагалось, что это будешь ты. Пока ты не сбежал.

Партридж пошатывается и опирается о стену.

— Я? — переспрашивает он. — Лидер восстания? Я ничего не понимаю.

— Иди сюда, — произносит Карузо. — Пусть мать тебе все объяснит.

Они идут дальше по коридору. Цикады кружат над их головами.

Мужчина останавливается около металлической двери с рядом петель и смотрит в пол.

— Имейте в виду, Арибэль уже не та. Но она выжила ради вас. Помните это.

Партридж не совсем понимает его. Он бросает взгляд на Прессию:

— Ты готова?

— Да, — кивает она. — А ты?

Партридж напуган. Он чувствует себя так, будто стоит на краю пропасти. И совсем не так, будто снова станет сыном и вернется в прошлое. Нет ощущения, словно он в начале чего-то непознанного.

— Да, — отвечает он, — я в порядке.

Он надеется, что это на самом деле так. Карузо нажимает на кнопку, и дверь отъезжает в сторону.

ПРЕССИЯ ОБЛАКА

Комната, в которую они попадают, немного напоминает домашнюю сцену из журналов Брэдвела. Здесь есть кресло с вышитыми птицами, шерстяной ковер, небольшой торшер и занавески. Но они не обрамляют окно, так как комната под землей, а просто скрывают стену.

Но это совсем не маленькая домашняя сценка — из-за длинного металлического стола, полного всяких устройств связи: радио, компьютеры, старые серверы, мониторы. Ни одно из устройств не включено. Вдоль стены стоят совсем уж необычные вещи — длинные металлические капсулы с защитным стеклом, наполненные мутной водой. Прессия вспоминает, как дед рассказывал ей о лодках с прозрачным дном, туристических приманках, как он их называл, вывозящих вас в болота во Флориде, где вы могли пересчитать аллигаторов на дне. Странно думать о Флориде сейчас, откуда Прессия якобы возвращалась домой, когда дедушка встречал ее в аэропорту. Дисней, мышь в белых перчатках. Этого ничего не было.

Еще металлическая капсула напоминает Святую Ви, статую девушки из склепа, и каменный гроб, который стоял за оргстеклом.

И еще она напоминает Прессии ее шкаф.

Интересно, ее мать лежит внутри?

Несколько цикад влетает с ними, и теперь они кружат под потолком. А вдруг Карузо сумасшедший? Неудивительно — столько лет прожить взаперти. Они что, попали на похороны? Или это жестокая шутка?

Партриджу, видимо, приходит в голову то же самое, потому что он смотрит на Карузо, стоящего в дверях.

— Что это такое?

— У нас таких шестьдесят два, — отвечает Карузо. — Мы их придумали на случай загрязнения воздуха и нехватки кислорода. Для этого они нам не пригодились, но пришлись кстати из-за вирусного заражения и распада органов.

— Шестьдесят два? — изумляется Партридж.

— Все, что мы смогли достать тогда. Нас здесь было триста человек. Ученые и их семьи.

— Где они все сейчас?

— Твоя мать и я — единственные, кто выжили. Многие погибли. Остальные покрыли себя шрамами, чтобы смешаться с остальными выжившими, и ушли. Они по-прежнему поддерживают контакт с нами. Благодаря им мы узнали, что ты сбежал. Все слухи. Мы не были уверены, что они не врут, пока не подобрали источник света для камня.

— Он отразил свет? — спрашивает Прессия.

— Преломление, верно.

Заглянуть за стекло оказывается очень трудно. Прессия встает за Партриджем, пропуская его вперед. Он наклоняется и задерживает дыхание, его лица не видно. Тогда Прессия тоже склоняется над капсулой. Внутри лежит женщина, с закрытыми глазами и безмятежным лицом. Это женщина с фотографии Партриджа, их родная мать. Ее темные, вьющиеся, слегка поседевшие волосы свободно рассыпались по подушке. Она все еще красива, хотя кожа тонкая-тонкая, а под глазами виднеются синяки.