Перебежчик

— А если они решат, что игра стоит свеч? Что уничтожить заодно со мной двух виверр будет не таким уж серьезным проступком? Как тогда нам быть?

— Этого не случится, — уверенно заявил Джон. — Мы на нейтральной территории. Ни мы, ни серпиенсы не могут здесь трогать даже аборигенов. Даже преступников. А уж тем более нельзя нападать на представителей другого клана. Будет скандал.

— Для международных дел скандалы — обычное явление.

— Для ваших международных дел. У нас дела ведутся иначе. Нейтральные территории останутся неприкосновенными, даже если на территориях кланов начнется ядерная война. Это закон, который не может нарушить никто.

— Даже Белая Мангуста или Великий Дракон?

— Никто.

— А если все-таки кто-то посмеет его нарушить? Чисто теоретически. Что будет?

— Ничего не будет, поскольку это нереально, — чуть раздраженно ответила Теана.

— Я понял, но все-таки?

— Нарушитель будет отлучен от клана и передан пострадавшей стороне, — ответил Джон. — Зачем вам эта теория, Грин? Серпиенсы — хорошие солдаты, дисциплина у них в крови, они не нарушат закон. Даже ради вас.

— В первую очередь ради вас, — внесла поправку Теана. — Не такой уж вы… как это по-русски?

— Особо опасный тип, — Филипп усмехнулся. — Вы так думаете?

— Мы это знаем, — Теана смерила Грина насмешливым взглядом. — Мы читали о вас в Интернете. Особо красочно ваши «подвиги» описывал блогер под ником «Сафрон». Не знаете такого?

— И знать не желаю. И что он писал?

— Что вы Иуда, что работали на серпиенсов, помогая накрыть медным тазом Сопротивление.

— Прямо так и написано?

— Про медный таз? Да, так и написано. Более того, именно вы придумали всю провокацию и обеспечили ее осуществление, подсунув Сопротивлению недоработанное оружие возмездия, пресловутый излучатель «Пилигрим». Но когда чужаки разгромили подполье, справедливость все-таки восторжествовала, и подлые змеевики решили, что провокатор им более не нужен. Они слили вас в канализацию… это тоже цитата… то есть, отдали на растерзание подпольщикам. И те с удовольствием выместили на вас, Грин, всю свою ненависть. Три месяца вас пытали в застенках, а потом расстреляли. Но, как это часто бывает с негодяями, вам, Грин, повезло, вы умудрились выжить и, пока вас считали мертвым, сбежали на нейтральную территорию.

— Если отбросить цитаты и учесть, что обвинение сфабриковано настоящим провокатором, все верно, — Грин кивнул. — Были и три месяца тюрьмы, и расстрел, и побег. Но если ваши знания базируются на этой версии в целом, то вы заблуждаетесь.

— Неужели? В чем же тогда реальная причина повышенного интереса людей и, главное, серпиенсов к вашей персоне? Чего они от вас хотят?

— Люди хотят добить. А серпиенсы… не знаю, чего они хотят. Спросите у них сами. Может, думают, что я знаю нечто особенное, а может, подозревают, что я звено в цепи какого-нибудь вселенского заговора. А возможно, просто подозревают, что я двойной агент, допустим, ваш.

— Вот это вряд ли, — Джон усмехнулся. — Я бы знал. А вы сами-то, Грин, что думаете на этот счет? С людьми все понятно, их обманули, как вы утверждаете. Но серпиенсы неспроста ищут вас четвертый месяц кряду. Что-то им от вас нужно. Но что конкретно, как считаете?

— Так я вам и выложил, — пробурчал Филипп. — Сначала вы скажите, что нужно вам, а там посмотрим, стыкуются наши интересы или нет. Лично я пока этого не понял.

— Деловой подход, — Джон кивнул, а затем снова поднял взгляд к небу. — Мы скажем. Если серпиенсы не помешают.

— Они снижаются, — сказала Теана. — Кажется, над причалом. Хотят перекрыть нам путь? Не пускают на паром?

— Нет, они хотят встретиться, — Джон прищурился и внимательно изучил дорогу впереди. — И как раз на борту парома. Неторопливая беседа на верхней палубе — это в стиле Адрона Тео Серви, начальника местного гнезда разведки серпиенсов. Что ж, поговорим. Я поговорю. Вы останетесь в машине.

— Только дешево меня не продавайте, — сквозь зубы процедил Грин. — Вдруг я действительно чего-нибудь да стою?

— Расслабьтесь, Филипп, — Джон усмехнулся. — Я не первый год в тайной политике.

Курсирующие между островом и материком паромы, или ферри, выглядели довольно грациозно для своего утилитарного назначения. Если бы не погрузочные аппарели на носу и корме, в профиль эти посудины даже могли сойти за полноценные трехпалубные суда.

На первой палубе парома перевозились машины, а вторая предназначалась пассажирам. Она имела тонированные окна и оборудовалась множеством пластиковых кресел. Также на ней обычно располагались несколько киосков, продающих всякую мелочь вроде чипсов и напитков. Здесь приходилось терпеть духоту, зато на этой палубе не палили прямые солнечные лучи. Местные жители относили это к плюсам, ведь в отличие от европейцев тайцы никогда не считали шоколадный загар красивым. У них в почете благородная бледность кожи. Почему? Все просто. Если ты загорелый, значит, работаешь на улице, каким-нибудь дворником или строителем. Если же ты бледный, значит, сидишь в офисе на высокооплачиваемой должности, то есть твой социальный статус выше, чем у других.

Именно по этой причине третья палуба, открытая всем ветрам и с половинчатым навесом от солнца, пользовалась особой популярностью лишь у иностранцев. Именно на ней Джон и предполагал встретиться с агентами серпиенсов. Ведь свободная от навеса половина палубы была еще и свободна от скамеек, то есть на ней вполне могли сесть летающие коконы змеевиков.

В связи с тем, что акватория перед причалом оказалась пуста, очередной ферри успешно сманеврировал и причалил кормой. Правда, сам процесс швартовки убывающая с острова троица не видела. Когда джип кошатников подъехал к причалу и встал в очередь из двух десятков автомобилей, паром практически разгрузился. Бодрый поток встречных машин уже укатил по узкому шоссе в глубь острова, и на палубе остался лишь какой-то допотопный пикап, который матросы скатывали на берег вручную. Вскоре разгрузка завершилась, и строгая дамочка в форменной жилетке открыла сетчатые ворота, разрешая въезд на палубу ферри.

Когда все машины въехали на паром, Джон вышел из авто и неторопливо поднялся по трапу на верхнюю палубу. Грину оставалось только украдкой поглядывать на Теану и держать скрещенные пальцы, в надежде, что кошатник успешно «разведет» агентуру серпиенсов.

Впрочем, очень скоро Филиппа посетила дельная мысль, и он сосредоточился на ее «материализации». Он решил обратиться за советом к своим друзьям на том конце линии мысленной связи. За четыре без малого месяца, прошедших с момента «второго рождения» Грина, то есть после фальшивой казни, Филипп не раз воплощал подобные идеи в жизнь, и каждый раз советы тех, к кому Грин собирался мысленно обратиться и сейчас, оказывались полезными.

Положа руку на сердце, Грин пока так до конца и не поверил в реальность своих мысленных собеседников. Где-то глубоко в душе он считал все эти «внутренние» беседы просто одним из приемов мозгового штурма, но одновременно Филиппу приходилось соглашаться с доводами другой части собственного разума, утверждающей, что слишком уж много фактов — именно фактов, а не домыслов — говорят о том, что мысленная связь с неведомыми друзьями-подсказчиками все-таки существует. Что эти двое загадочных собеседников, «голос извне» и «провидица», не плод нездоровой фантазии Грина, а действительно телепаты, так называемые люди-индиго, которые поддерживают постоянный мысленный контакт с Филиппом.

Последним аргументом стало именно то, что мысленных собеседников оказалось двое. Грин читал о раздвоении личности, но никогда не слышал о «растроении». Плюс, если верить «провидице», в мысленный эфир людей-индиго частенько выходили еще несколько человек, правда, с ними Грин не контактировал, да и сами они пока оставались только начинающими, неопытными носителями телепатического дара индиго, как выражался голос извне, — «заготовками».

Но самое главное доказательство того, что Грин не сумасшедший, а действительно человек нового вида — индиго, заключалось в том, что он и его друзья по мысленному эфиру умели предугадывать события, фактически заглядывать в ближайшее будущее. Все они продемонстрировали это в «прошлой жизни» Филиппа.