Переход

С Николаем Николаевичем разговор получился очень короткий: тот выслушал Алексея, быстро (но внимательно) прочитал постановку задачи:

— Молодой человек, сам я вам тут помочь не смогу. Но если вы сможете подъехать завтра, то я приглашу несколько аспирантов, которые помочь уже смогут: тема весьма интересная, и им такую работу поручить было бы крайне полезно. Вы, как я понимаю, точно знаете, что вам нужно, а когда узнают и они… вы же сможете ответить на некоторые вопросы?

— Хорошо, я приеду.

— Часов в одиннадцать вас устроит? Значит договорились, а заодно и я послушаю, чем молодежь нынче живет. Потому что, как я вижу, живет она очень интересно…

На следующий день Алексей очень подробно рассказал Семенову и четырем приглашенным Николаем Николаевичем товарищам все, что он знал о производстве полупроводниковых приборов. То есть не все, конечно, а именно «основы производства» в части планарных МОП-приборов, вызвав у собеседников неподдельный интерес. И он даже внимания не обратил на то, что ни один из них не поинтересовался «а откуда он все знает». Скорее всего, просто к такому положению дел привык. А заодно он отдал Семенову и один экземпляр когда-то воспроизведенного «по памяти» справочника по сплавам и керамическим материалам: все же при изготовлении чистого кремния и оборудование должно быть «достаточно чистым».

И на этом его непосредственное участие в полупроводниковой программе закончилось: теперь заниматься ей стали люди весьма грамотные, способные сами до многих вещей догадаться. Или вынужденные догадываться: все же Лаврентий Павлович довольно внимательно следил за «партизаном Херовым», буквально пригоршнями таскавшим для страны новые — и самые разнообразные — изобретения, поэтому и товарища Семенова, и всех остальных «причастных» уже предупредили насчет абсолютного запрета интересоваться у парня «источниками информации». А еще им сообщили, что парень «рассказывает всё, что знает, а если чего-то не рассказывает, то он этого не знает и спрашивать его бесполезно». Так что весенний семестр у Алексея начался без необходимости отвлекаться на «всякую ерунду».

Он и не отвлекался, продолжая «практиковаться» в районной детской поликлинике и усердно осваивая новые знания. А вот с «новыми изобретениями» стало несколько сложнее: «экспериментальное производство опытного завода» как раз за время зимних каникул переехало в район деревни Нагатино, по дороге переименовавшись в «Завод фармацевтического оборудования». Не очень и далеко, но добираться до него «своим ходом» стало очень непросто. Поэтому Алексей решил заняться тем, что не требует для производства какого-то особо сложного оборудования, и для начала синтезировал простенький ветеринарный препарат на основе пенициллина. Этот препарат, насколько он помнил, довольно активно применяли в США в начале двадцать первого века, а вот в Европейском Союзе он был почему-то запрещен, и Алексею стало интересно, был ли этот запрет как-то связан с остаточными количествами антибиотика в мясе или яйцах или это случалось «по политическим мотивам». Но как «швейцарский фармацевт» он знал лишь о факте запрета — а вот для чего этот препарат использовался, он был не в курсе. То есть не знал, применялся ли он для животных или для птицы, да и про дозировки не имел ни малейшего понятия. Но то, что какие-то болезни животных препарат даже не излечивает, а предотвращает, он был в курсе — и о подготовке методик его применения сумел договориться с институтом ветеринарии.

Забавно договоренность проходила: его там сначала и слушать не захотели. Но когда он сказал, что препарат требуется испытать и все нужные методики разработать, а он этим заниматься не может и не хочет, то ситуации мгновенно развернулась на сто восемьдесят градусов. Что Алексею было понятно: одно дело просто «подтвердить применимость» — тут тебе ни славы, ни премий. И другое дело — выступить автором методики лечения животных, за что пряники могли обломиться исключительно серьезные.

Пенициллин в ветеринарии уже применялся, но в основном с крупными животными, причем уже больными: его все же колоть требовалось, но новый препарат, хотя и был раза в три менее губительным для микробов, противно не вонял и на вкус мерзким не казался, поэтому его вроде бы можно было добавлять скотине в пищу или даже в питье, что давало ветеринарам много новых возможностей — однако они Алексея не разочаровали. То есть они даже отказались «руку протянуть за пряниками», и пришлось парню лично отвезти партию препарата в ветлабораторию. Которая размещалась в здании рядом с Птичьим рынком…

Выбрав пару свободных часов, он заехал в лабораторию с коробкой, но встретившаяся ему там женщина сообщила, что подписывать накладную нужно у начальника, и только после этого она коробку заберет. А когда Алексей поднялся на второй этаж и зашел в дверь с табличкой «Заведующий лабораторией», он увидел там знакомую личность, напряженно, одним пальцем что-то печатающую на машинке.

— Привет, Сона, а ты что тут делаешь?

— Я-то тут работаю, а ты что делаешь?

— Мне накладную нужно у начальника вашего подписать.

— Тогда садись и жди, он на обед ушел. И сиди тихо: мне тут еще печатать и печатать, а если собьюсь, то все придется переделывать.

— А что печатаешь?

— Да характеристику, их нужно только в печатном виде куда-то сдавать, а у нас никто на машинке не умеет. А у меня сейчас дел нет, вот меня печатать и послали.

— Давай я напечатаю, я умею.

— Точно умеешь? Тогда садись!

Через пару минут девушка, взяв отпечатанный лист (там и было то меньше страницы текста), с долей ехидства в голосе поинтересовалась:

— Это ты специально сделал?

— Что «специально»?

— Напечатал «характеристика на страшного научного сотрудника»?

— Извини, ошибся… машинка незнакомая. Но это же не на бланке, я сейчас перепечатаю.

— Ага, ошибся он… ты это специально сделал, чтобы меня потом взгрели.

— Говорю же: ошибся. И готов вину тут же искупить: приглашаю тебя в кино. Только я не знаю, что в «Иллюзионе» идет.

— Нет, мне после работы нужно будет домой ехать, а это далеко. Но если ты всерьез извиняться решил, что можешь меня в воскресенье в кино сводить. Запиши телефон домашний…

— У тебя и телефон дома есть? Отлично…

— Отец же на автобазе работает, и соседи тоже, а их часто вызывают… вызывали на работу хоть ночью, хоть в выходной. Но ты ночью не звони!

— Договорились, в воскресенье жди звонка. А где ты хоть живешь-то? Это я спрашиваю, чтобы на сеанс билеты взять заранее и чтобы ты не опоздала. И кинотеатр поближе к тебе выбрать…

Глава 22

На самом деле Алексею стало просто жаль эту шестнадцатилетнюю девчонку, все же мужчина в возрасте за семьдесят к таким относится почти как к правнучкам. А жаль ее было потому, что еще когда Сона принесла ему деньги, она — правда, после того, как они вышли из кинотеатра — все же рассказала, почему на самом деле это затянулось так надолго: пока она трудилась «в поле», отец, работавший водителем на автобазе, устроил аварию, и ОРУД лишил его водительских прав — и хорошо, что лишь «на время». Начальство перевело «на год» в слесари в гараже, а суд постановил, что он обязан выплатить нанесенный ущерб. Так что у него мало что зарплата уменьшилась почти что вдвое, так еще и треть бухгалтерия из нее вычитала, а младший брат за лето сильно вырос, ему пришлось к началу учебного года новую форму покупать и новую обувь — так что родители не только все накопленные деньги потратили, так еще и занять им пришлось изрядно — и вся зарплата девушки ушла в семейный бюджет. Так что даже посещение кино стало для нее на долгое время роскошью практически недоступной…

Но с работой ей все же хоть немного, но повезло: ее взяли лаборантом в ветлабораторию. Зарплата, конечно, была весьма скромная, но Сона благодаря своей работе сильно помогала семье решить проблемы питания: в лаборатории постоянно проводились испытания различных ветеринарных препаратов и «новых кормовых добавок» на цыплятах — на одномесячных цыплятах. Которых через месяц-полтора забивали и изучали на предмет съедобности получившегося в результате мяса. И почему-то чаще всего мясо оказывалось совершенно несъедобным (почему в лаборатории почти год пытались кормить кур ДДТ, каждый раз получая все тот же «отрицательный» результат, Алексей так и не понял), и тушки подопытных кур просто сжигались в специальной печи. Но вместе с каждой «подопытной» партией цыплят рядом в тех же условиях выращивалась и «контрольная группа», которой всякие гадости в корм не добавляли — и вот этих птиц лаборантки честно делили между собой. Так что девушка раз в неделю или в две приносила домой до десятка цыплят. Худосочных (курица в два месяца обычно и до размеров голубя не вырастала), но все же вполне съедобных.

Завлаб на такое «нарушение трудовой дисциплины» не то что сквозь пальцы смотрел, он даже отдал всем трем лаборанткам негласное распоряжение «всех контрольных в теплое время года сразу не забивать чтобы мясо не протухло». Потому что был он мужиком умным и заботливым. Хорошо понимающим, что на зарплату в сто шестьдесят рублей женщины без такой «подкормки» просто не выживут. И он внимательно следил, чтобы лаборантки «несъедобную живность» все же не забирали.

Еще пару раз в лаборатории с кроликами эксперименты ставили, но кролики Соне «не понравились». Не потому что мясо оказалось невкусным, а потому, что их было просто мало — а вот цыплят было много. Но девушка, хотя и со смехом, пожаловалась Алексею, когда он проводил ее домой после фильма, что с птицей тоже хлопот у нее многовато получается, так как ей — самой младшей и неумелой — поручали работу по общипыванию этих цыплят, а это было довольно утомительно.