Переход

— Тебе угрозишь, ты же, партизан, вообще ничего не боишься! И совести у тебя нет… Ладно, поговорили — и хватит. А про недра… я с тобой где-то ближе к весне свяжусь, хорошо?

Тридцать первого августа к Лаврентию Павловичу с «важнейшим сообщением» пришел Николай Николаевич, то есть академик Семенов. Пришел очень взволнованный:

— Лаврентий Павлович, я тут на днях дочитал справочник, который мне товарищ Воронов принес…

— Что, интересное чтиво?

— Очень, в особенности примечания в конце. Там этот Воронов, описывая области применения отдельных специальных сплавов, указал, что некоторые из алюминиевых сплавов, цитирую, «идеально подходят для газовых центрифуг, предназначенных для разделения изотопов урана».

— Очень интересно, откуда… впрочем, неважно. Вы проверили сплав?

— Нет еще, он довольно непростой и ряд компонентов его еще требуется как-то получить. Мы примерно знаем как, людям уже соответствующая задача поставлена и они работают. Но меня сильно удивило примечание: конкретно по скандию там отмечено, что проще всего его получать из руды уранового месторождения у Желтой реки.

— В Китае что ли? Нужно с товарищем Мао по этому поводу…

— Нет, из руды уранового месторождения на Украине.

— Наш пострел везде…

— Но о том, что у поселка Желтая река есть урановая руда, стало известно только этим летом, а Воронов свой справочник составил больше года назад…много больше: я запросил копию его же справочника, который он передал на Оршанский завод, и там написано то же самое.

— Про газовые центрифуги?!

— Нет, про месторождение. Причем там было просто указано «месторождение тяжелых металлов» без расшифровки, но процент содержания скандия в руде был указан тот же. И отмечено, что при условии добычи нескольких ценных металлов одновременно рентабельность их добычи увеличится не менее чем наполовину…

— То есть, вы хотите сказать, что Воронов скорее всего знал о наличии там урана практически сразу после войны, но никому об этом не сообщал?

— Вот этого я утверждать не буду. Он знал, что там есть скандий, и, как я понял, его именно наличие скандия и заинтересовало, а то, что в руде есть и какой-то тяжелый металл… скорее всего, он считал его — я имею в виду уран — каким-то побочным продуктом, лично для него интереса не представляющим. А вот когда у нас появилась бомба и мы даже в журнале «Пионер» стали писать о том, что стране нужен уран, он в новой копии своего справочника и про него упомянул.

— Остается непонятным лишь одно: почему до вас никто так плотно этим справочником не заинтересовался, ведь он вроде уже раз десять его в разные организации предоставлял.

— Ну почему же, самим справочником многие интересовались. А вот относительно спецсплавов тоже объяснимо: он же в основной части рядом с указанием состава, параметров прочности и способов термообработки ставил графу «ориентировочная стоимость производства» — а когда специалисты видят числа с тремя-четырьмя нулями за килограмм, интерес читать дальше уже пропадает. Лично я знаю лишь одного человека, пожелавшего продолжить чтение про сплав ценой за килограмм такой же, как у автомобиля «ЗиМ».

— И кто же это был?

— Товарищ Люлька из ЦИАМа, он даже подсчитал, что применение такого сплава в его моторах все равно окажется выгодным. Но смог ли он это доказать своему руководству, я не в курсе.

— Надо будет с товарищем… как его, Люлькой побеседовать… Спасибо, Николай Николаевич, вы сообщили действительно важную информацию…

А первого сентября уже товарищ Сталин, выслушав доклад товарища Берии, довольно спокойно заметил:

— Этот товарищ Воронов дает нам очень важную информацию, и дает он ее тогда, когда мы оказываемся в состоянии понять, что же он нам сообщает. То есть он дает ее раньше, но мы просто не понимаем, о чем он нам пишет, так что винить его в том, что он что-то скрывает… А вот в том, что он не старается объяснить нам важность его информации, мы его винить вправе.

— Я об этом и говорю!

— И я говорю об этом же: у него просто нет возможности нам это объяснять! Хотя тут, пожалуй, товарищ Семенов тоже в чем-то прав: он ведь и сам чаще всего не знает, какая информация важна. Про тот же металл… скандий, я верно запомнил? Он про него узнал из немецкого справочника, но в том, немецком справочнике про важность урана ничего не было, и пока мы не написали об этом в журнале «Пионер»… кстати, кто придумал об этом в «Пионере» написать-то?

— Было принято решение на заседании Спецкомитета, по результатам расследования дела о сокрытии геологических данных об урановой руде. Пионеры-то часто геологам помогали, была надежда, что они что-то полезное расскажут.

— И что, рассказали?

— Сколь ни удивительно, рассказали. Пионеры помогли найти два довольно интересных месторождения, правда небольших, но одно по качеству руды, то есть по содержанию металла, оказалось вообще самым богатым в СССР. А это уже даст стране не меньше сотни тонн чистого металла…

— Остается лишь придумать, как пионерам… и особенно нашему товарищу Воронову без ущерба для обороноспособности страны сообщать, в чем страна очень нуждается.

— Мы сейчас этим уже занимаемся… то есть не по пионерам, у меня сформирована группа, которая будет аккуратно формировать вопросы этому… партизану Херову.

— А заранее узнать, что его заинтересовать может и на какие вопросы он вообще в состоянии ответить…

— В этом-то и загвоздка: никто не понимает, что у него в голове творится. Я, например, вообще понять не могу, какого рожна он в Корее полез руководить диверсионно-разведывательной группой, действующей во вражеских тылах. Пользы-то от этого товарищу Киму перепало очень много, но ведь обычно в таких группах человек выживает… у нас было, что около месяца. Два, максимум три выхода во вражеский тыл — а он с корейцами раз пять на операции ходил…

— И никого в группе не потерял. Я думаю, что как раз для армии человек, два года в одиночку провоевавший во вражеском тылу, может много полезного рассказать. Но он не хочет, а заставлять его мы не можем…

— Он вспоминать не хочет, и — судя по тому, что Виктор Семенович о его похождениях разузнал — правильно делает, такого никто бы вспоминать не захотел. Хотя бы чтобы окончательно не свихнуться.

— Считаешь, что он все же немного свихнулся?

— Он по-прежнему с людьми… с большинством людей общается с трудом. То есть видно, что ему с людьми даже разговаривать… не особо приятно. Есть некоторые исключения: с девочкой, которую он от полицаев спас, с ее матерью он нормально разговаривает, еще с товарищем Пономаренко у него неплохие отношения. А даже в институте… девицам он сильно помогает, но сами девицы ему вообще неинтересны…

— Он что…

— Нет, ему вообще посторонние люди… ту же девчонку спасенную он как сестру рассматривает, а мать ее, сколь ни удивительно, вообще как дочку непутевую. И нет, он не сумасшедший, но, боюсь, к этому близок. Ну не может нормальный человек ничего не хотеть!

— Да уж… но ты все же не прав: институт закончить и стать врачом детским он точно хочет. Так что пока просто подождем, пока он диплом не получит, а там…

У Алексея первого сентября снова началась учеба, но теперь его, как будущего педиатра, на практику отправляли в педиатрическое отделение МОНИКИ. Непонятно, то ли в ММИ решили «на всякий случай» сплавить подальше кавалера корейского Ордена национального Флага и корейского же Героя Республики (награды Алексею вручили в корейском посольстве тридцатого сентября), то ли в МОНИКИ настояли на том, чтобы «лучшего корейского хирурга» им прислали для обмена опытом — но теперь Алексей почти все время проводил именно в клиническом институте. И тамошние врачи его почти сразу заметили, а начальник детского хирургического отделения даже высказался по поводу «стажера» так: