Переход

— Можно подумать, у него уже десяток собственных детей было: со всеми пациентами мгновенно находит общий язык, успокаивает всех перед операциями так, что дети вообще бояться врачей перестают. Еще бы его как-то соблазнить работой в нашем отделении, ведь те же корейцы ему орден не просто так дали — а у них он, говорят, всего-то пару недель работал.

— Ну да, полевым хирургом, специалистом по огнестрельным ранениям, вам в детской хирургии такие специалисты только и нужны, — усмехнулся начальник педиатрического отделения. — У него пока с диагностикой… подучиться тут ему еще прилично нужно будет. Но по готовым диагнозам… Даже я с новыми препаратами еще не освоился толком, а он и дозировки практически не задумываясь определяет, и способы применения этих препаратов.

— А насколько он правильно все это…

— Надеюсь, что правильно, ведь все эти новые препараты у них в институте и разработаны. И он лично, если не врут наши коллеги, для большинства их и процессы производства отлаживал. Это, конечно, в терапии знаний само по себе не прибавляет, но он, похоже, все же хорошо знает, для чего и как эти препараты применять. И возможные последствия их применения — тоже: позавчера, узнав о назначениях одной девочке он ночь рядом с ней просидел, но вывел ее из аллергического шока. А о таком даже в руководстве по применению препарата не упоминалось…

Алексею в МОНИКИ было весьма комфортно, причем в основном потому, что работать приходилось с детьми. А когда-то Алексей Павлович своих троих вырастил, и с внуками успел посидеть — так что обращаться с детьми он умел и ему это нравилось. А то, что дети здесь были почти поголовно больными и нуждались в особой заботе, помогало ему чувствовать себя действительно нужным. Хотя бы этим детям нужным — и дети это тоже чувствовали.

А шестнадцатого сентября профессор, занимающийся в институте изучением детских патологий, пригласил Алексея на осмотр одной маленькой девочки. Лет пяти примерно — и после осмотра, во время которого он старался указать парню на некоторые малозначимые моменты он. отведя его к себе в кабинет, усадил, налил чаю:

— Я гляжу, вы некоторые вещи, на которые я ваше внимание обратить хотел, предпочли не заметить…

— Я заметил, и, надеюсь, понял, на что вы намекали. Но при девочке задавать уточняющие вопросы…

— А я надеюсь, у вас вопросы эти возникли правильные. Но сначала я сам постараюсь на них ответить. У девочки этой — довольно редкая патология, очень редкая, я думаю… я надеюсь, что большинство врачей с ней никогда в жизни вообще не столкнутся. И да, по первому впечатлению с девочкой все нормально, просто легкое недомогания, но… вы же педиатром будете? Мы завтра еще раз обследование проведем… вы проведете под моим присмотром. И вы, надеюсь, всю симптоматику поймете и запомните. Потому что здесь картина исключительно печальная: сейчас мы ее где-то за неделю на ноги поставим, но это очень временно. Пока ей грозит лишь такое же сильное недомогание в случае обычных простуд, да и вырастет она невысокой, излишне полноватой и, скорее всего, некрасивой — хотя это и не особо страшно. Пока не страшно, а вот после наступления полового созревания… любое относительно серьезное заболевание, например пневмония или же что-то еще, дающее сильное воздействие на почки… тогда эта девочка довольно быстро и весьма мучительно умрет. К сожалению, диагностировать мы такое умеем, а вот вылечить не в состоянии: это, можно сказать, особая родовая травма… даже дородовая…

— Что значит «дородовая»?

— Есть такая, извините за выражение, не особо заразная зараза, бактериальной природы. Откровенно говоря, тут надо с инфекционистами выяснить, как она вообще распространяется, но вроде в целой Москве в год заболевает этим человек десять. И если во время беременности на втором триместре мать эту болячку подхватывает… По симптоматике это простуда, довольно неприятная и очень долго не проходящая, но сейчас, когда простуды гасят антибиотиками, создается впечатление, что она излечивается буквально за пару дней. Но для плода… в общем, ребенок рождается вроде и здоровый, но у него недоразвиты некоторые функции надпочечников и почек, и исправить это уже невозможно…

Алексей слушал профессора, и у него постепенно волосы становились дыбом. Но не от ужаса или еще чего-то подобного, а оттого, что институтский профессор рассказывал ему именно о болезни, которая унесла Галю. И излечить которую он точно знал как! Дослушал он ученого скорее даже не из вежливости, а потому, что у него просто сил не было вскочить и убежать. В лабораторию экспериментального фармзавода убежать, конечно. И Алексей профессора дослушал, а затем задал единственный вопрос:

— А сколько вы собираетесь эту девочку тут в клинике еще продержать?

— Ее можно было бы хоть завтра выписывать, но не потому, что она уже здоровой станет, а потому что помочь мы ей ничем не можем. Но хотя бы для снятия симптоматики… дней десять девочка у нас еще побудет. А у вас появились какие-то мысли по поводу…

— Да, появились. И вы уж извините, но до следующего понедельника я сюда, в институт, на приду: срочно появились другие дела. А дополнительно расспросить вас… и девочку осмотреть под вашим наблюдением, конечно же, мне бы очень хотелось.

— И какие же у вас срочные дела? — хмыкнул профессор. — Вы же к нам, как я понимаю, направлены чтобы педиатрию на практике…

— Вы же не спрашиваете, откуда у меня звезда Героя Кореи, и про дела срочные тоже… лучше спрашивать не надо. Я-то вам точно не отвечу, а кто-то может поинтересоваться, зачем вы интересуетесь…

В следующий понедельник Алексей снова появился в МОНИКИ, и профессор дал ему возможность уже самостоятельно осмотреть девочку — и осмотр он провел гораздо более тщательно, чем это делал старый доктор. А затем профессор вышел из палаты — для того, чтобы Алексей девочку, явно напуганную происходящим, успокоил. А девочка, глядя испуганно на Алексея, вдруг спросила:

— Дядя, а что у тебя с глазами?

— Знаешь, я очень не люблю делать детям больно, но иногда приходится. И я после этого плачу. Вот всю ночь и проплакал, поэтому у меня такие синяки под глазами. Но зато тебя мы вылечим, больно не делая, остался только один маленький укольчик… и обещаю, это будет последний укол.

— Последний? — Девочка посмотрела на Алексея как-то очень доверчиво. — Если последний, то делай…

Затем Алексей почти час рассказывал взбешенному медику, что за препарат он применил и как этот препарат будет действовать. Несколько раз рисовал структурные формулы, объяснял всю биохимию процесса излечения. Ему не показалось, что профессор хотя бы понял, что ему говорилось, но по крайней мере тот яриться перестал. И тогда парень просто пошел погулять по улицам чтобы успокоиться. Где-то просто гулял, иногда садился на проходящие трамваи или автобусы и долго ехал куда-то, глядя в окно. И в душе его что-то успокаивалось: то, ради чего он, собственно, и пошел в этот переход, удалось сделать. Да, для совсем другой девочки. Но ведь теперь эта девочка — и, наверное, десятки других таких же не будут умирать в мучениях! Но теперь его цель путешествия достигнута, и никаких новых целей уже не просматривалось…

Алексей меланхолично шагал по улице и вдруг обратил внимание на рабочих, ломающих какой-то старый дом. Тоже ничего необычного, сейчас много где всякого перестраивалось — но ему в глаза бросилась сбиваемая рабочими со стены чугунная плита. Знакомая плита, на которой, несмотря на многочисленные слои побелки, довольно легко читалась старая надпись «электрический театръ Иллюзионъ». Алексей остановился, подождал, пока рабочие все же плиту не собьют со стены. Затем бегом добежал до бензоколонки на Таганской площади, на которой половина московских таксистов заправлялась, там поймал свободную машину…

А когда после положенных трех звонков в знакомую дверь она открылась, Сона внимательно и, несмотря на свой маленький рост, как бы сверху вниз оглядела Алексея:

— Ну и где тебя носило столько времени?

Глава 25

Невысокая худенькая девочка внимательно смотрела на Алексея, а он просто стоял и улыбался, глядя на ее сердитую физиономию. И на секунду даже подумал, что где-то там, в другой реальности, вероятно Алексей Павлович закончил свое земное существование и именно поэтому он перестал себя чувствовать стариком, уже через все в жизни прошедшим, и окончательно превратился в молодого парня, у которого вся жизнь впереди…