Перекрёстки Эгредеума
Шрифт:
В другой, параллельной реальности, истошным воплем саданув по ушам, чёрная тварь устремилась вниз.
Яростный порыв ветра ударил в лицо, едва не сбив ординатора с ног.
Траг — тот самый ужасный траг из проклятой книги, медуза-осьминог с перепончатыми крыльями из мира снов — пролетел в паре метров над головой Марии Станиславовны, прильнувшей к земле. На спине чудища краем глаза она заметила чёрную фигуру жуткого всадника.
От ужаса стынут мысли и рассыпаются в прах. Да и пусть — раздумывать некогда. Включается автомат — другой, глубинный, животный. Замри или беги —
К счастью, автомат не подвёл.
Вскочив резким рывком, Мария Станиславовна опрометью кинулась к забору. Не обращая внимания на тошнотворный вопль с неба и свист рассекаемого воздуха над головой, словно от пролетевшего тяжёлого предмета, она инстинктивно проскользнула в узкий подкоп под оградой прежде, чем толком разглядела его.
Стылая влажная темнота поглотила её, ослепив на миг, — сумрак густых зарослей, окроплённых недавним дождём. В нос ударил густой запах гнили, словно прямо под лазом была помойка — и хорошо, если просто помойка, ибо в зловонии этом угадывалось что-то зловещее.
Но все мысли — в прах!
Порыв ветра из-за забора развеял смрад вместе со страшными догадками — нечто более ужасное гналось за ней по пятам гибельным вихрем, грозя утянуть в зловещий чёрный провал в дымчатом полу Зала Потерянных Душ, в бездонную тьму между миров.
Главное — добраться до башни. Там крылатые демоны её не достанут.
Рука сама полезла в карман и, достав телефон, машинально включила фонарь. В высокой траве с торчащими тут и там железками — полузаросшая тропа, тающая меж кустов. Роняя дрожащий свет, Мария Станиславовна нырнула в заросли, свободной рукой продираясь сквозь паутину ветвей.
И, споткнувшись о растворённую в траве высокую преграду, свалилась в гулкий мрак первого этажа прежде, чем сообразила, что достигла цели.
Темнота башни расцвела россыпью фиолетовых искр: стены вспыхнули огненными знаками, похожими на древние буквы.
Призрачные тени, опасно сплотившись, стали обретать очертания высоких фигур, медленно ползущих к центру Зала Потерянных Душ.
Вой ветра. Вопль демона. Скрежет металла.
Снова поднявшись, Мария Станиславовна ринулась в сумрачную неизвестность, слепо вытянув руки.
— Эмпирика! — раздалось позади.
Она не обернулась — лишь инстинктивно дёрнула головой. На периферии зрения вспыхнул сиреневый отсвет.
Собственное дыхание казалось слишком шумным. Сердце отчаянно колотилось, готовое выпрыгнуть из груди. Внутри что-то ныло, словно натянутая до предела струна.
Торопливые шаги разливались эхом — и в нём чудился топот чужих ног.
Всё случилось в мгновение ока.
Теотекри и сам не сразу понял, что натворил.
Словно чья-то могущественная воля вошла в его тело, завладела рукой и с невиданной силой, схватив пылающий над провалом меч, вонзила его в спину Ир-Птака.
Мария Станиславовна споткнулась, но не упала, замедлившись лишь на долю секунды. Что-то тяжёлое, ударив сзади, приковало её к месту. Холодное и острое, оно прошло насквозь. Сначала было только удивление. Беспомощно хватая руками торчащее из живота окровавленное острие меча, она не
сразу поняла, что произошло. Потом меч резко дёрнулся вперёд и наверх. Тогда пришла боль. И тьма.ГЛАВА 8. ХРАНИТЕЛЬ
***
…она бежала по тёмному коридору, босиком по влажным камням, вдоль тесных кирпичных стен, мимо камер с решётками, где томились сотни страждущих душ. Одни вопили от ужаса, отчаяния и боли, стенали и рыдали, рвали одежду и волосы, скрежеща зубами, бились о стены и корчились на полу. Другие были безмолвны.
Она бежала изо всех сил, стараясь не думать о том, сколько ещё выдержит эту нещадную колющую боль в боку и жар, разрывающий грудь.
Она бежала, задыхаясь, не чувствуя ног, но коридор казался бесконечным, и впереди была только тьма.
И она знала, что ей не сбежать.
— Далеко собралась? — что-то огромное и отвратительное настигло её сзади и, повалив, потащило обратно. Грубо — как мешок, как тряпку, вытирающую пол.
Самое ужасное то, что это был не демон или какая-то потусторонняя тварь, не зубастая медуза или бесформенное космическое зло, чьи намерения непостижимы и оттого зловещи. Она видела их во снах — во снах ли только? — она слышала их голоса.
Но это был человек, а от людей можно ожидать чего угодно.
Она крепко зажмурилась. Так было уже не раз, она почти привыкла. За годы заточения она научилась отключаться: застывать камнем, покидать тело и уноситься мыслями прочь, чтобы не чувствовать ни ударов, ни верёвок, врезающихся в плоть, ни тошнотворного вращения на деревянном колесе, к которому её привязывали по рукам и ногам, ни ледяной воды, от падения в которую перехватывало дыхание. Чтобы не слышать воплей, насмешек и брани — адской какофонии, в которой смешались голоса заключённых и их мучителей. Чтобы не двигаться и не сопротивляться — иначе будет только хуже.
За всё время она не издала ни звука.
Лужа воды на стылом полу крохотной камеры. Грязное рубище насквозь промокло. Значит, её снова пытались утопить.
Она отползла в угол и свернулась там калачиком, закрыв голову руками и силясь согреться собственным дыханием.
Какая бессмыслица. Забытьё позволяет избежать физических страданий — но в одиночестве, в такие моменты, как сейчас, чувство крайнего телесного измождения, холод, пробирающий насквозь, ноющая тяжесть во всех мышцах и резь в желудке помогают хоть ненадолго отрешиться от внутреннего хаоса. От невыносимого мельтешения мыслей. От тошнотворной круговерти бессвязных образов. И от звуков: гудения, шума, грохота, утомительных разговоров, криков и песен — от звуков внутри головы, не идущих ни в какое сравнение с воплями местных безумцев, ибо от них не избавиться, если просто заткнуть уши.
Да, совершенная бессмыслица. Ведь она знала — хотя поверить в это было непросто, особенно когда её голову держали под водой, пока она не начинала задыхаться, — что все эти извращённые пытки имели своей целью её исцеление. Возвращение в реальный мир. Пробуждение. А вышло наоборот — она только глубже погружалась во тьму за закрытыми глазами. И надеялась, что однажды утонет в ней окончательно.
Скрежет замка и скрип решётчатой двери резанули по ушам. Она вздрогнула — каждый раз вздрагивала, к этому так и не привыкла — и снова зажмурилась. Мышцы инстинктивно напряглись.