Перекрёстки Эгредеума

Фигура в лохмотьях застывает, уставившись на неё.

— Умоляю, стойте! Эйкундайо! Я сделаю всё…

Тупой удар. Звук рвущейся ткани.

Сияющий меч входит в тело врага.

Ужас и облегчение — разом. Эмпирика мельком ловит взгляд Хранителя: «Всё хорошо, всё позади», — читается в нём. Резкий рывок. Руки с силой извлекают оружие, а пронзённое им тело, рухнувшее на колени, всё ещё не решается упасть и медлит разжать слабеющую руку, держащую меч.

— Конечно, сделаешь…

Шёпот — исчезающий вздох далёкого ветра.

Сиплый вздох, взорвавшийся жутким свистом.

Серый вихрь молнией взрезает пространство.

Чёрный меч из ниоткуда бьёт наискось, полоснув по груди.

Миг — и вихрь вновь обретает форму.

Хранитель оступается, пошатнувшись.

Сиреневый всполох — в опавших листьях.

Крик ужаса застрял в горле.

Эмпирика срывается с места, но само пространство, тяжёлое и вязкое, наваливается на неё, толкая назад.

Глухой стон клинка — и Хранитель падает навзничь, с шипящим свистом взмётывая вокруг листву.

Пространство содрогается, и, пошатнувшись, рушится незримая стена, преграждавшая путь.

Эмпирика бросается к нему, забыв об Эйкундайо.

***

Грудь тяжело и часто вздымается, в неровном дыхании — судорожный хрип. В полумраке горячая влага на её руках кажется чёрной.

Нет, нет, так быть не должно! Нужно сделать что-то, нужно…

Вихрь панических мыслей мутит и без того всполошённый разум, и тщетно: она не может ничего поделать, не может — отказывается — даже понять…

Неужели это происходит на самом деле? Нужно проснуться. Пожалуйста, пусть она проснётся! Пусть это окажется жестокой шуткой больного сознания! Пусть время обратится вспять, и всё вернётся на свои места!

— Пожалуйста… Ты слышишь меня? Пожалуйста…

Шесть проклятых лет в ненавистном медицинском — и она не может ничего сделать?!

В парализующей пустоте разливается отчаянная ярость, и с тела, объятого дрожью ужаса, спадают разбитые оковы ступора.

Как же там было… обезопасить себя и пострадавшего — ха, ну конечно!.. Обнажить рану… Позвать на помощь…

Окровавленные руки шарят в карманах пальто — но там пусто. Телефона нет. Нет ничего: она ведь знала, что не вернётся домой.

Вокруг — ни души. Только…

Сиреневый всполох, замеченный краем глаза.

— Ты не сможешь ему помочь. Эта рана смертельна.

Эмпирика оборачивается. Эйкундайо — за спиной. В его руках — два меча: непроглядная тьма и сиреневое сияние. Меч Теотекри.

— Я этого не хотел, ведь мы оба — сыновья Хюглир. Он не оставил мне выбора.

Хранитель безмолвен. Чёрная прореха зияет над сердцем. Дрожат полуопущенные ресницы, дрожат губы, роняя прерывистые вздохи — всё реже и реже.

Яркое мерцание.

Что-то сияющее выползает из его рта.

***

Ослепительная искра взрывается гигантским снопом света, непроглядно-белым на миг застилая взор. Сумрак сожжён разгоревшимся под деревьями серебряным пламенем, охватившим изумлённое пространство до самого неба, чей чёрный купол отшатывается в ужасе, проваливается в необозримую вышину космической бездны.

Мир распадается вспышками невообразимой ясности — детальными кадрами замедленной киноленты.

Эйкундайо отбрасывает назад, как тряпичную куклу. Развевая лохмотья, он беспомощно вскидывает руки, в ошеломлении выпуская оба меча.

Теперь Эмпирика может отчётливо разглядеть его лицо: слева испещрённое изломами шрамов, обрамлённое белыми растрёпанными космами, бледно-серое, с оттенком мертвенной синевы и застывшей непонятной гримасой, напоминавшей надтреснутую маску, за которой проступает простодушное удивление. В водянистой мгле бесцветных глаз тонут серебряные отблески.

Яркое сияние обретает подобие формы. Пугающие очертания огромного существа проступают сквозь яркий свет — жуткие, невообразимо противоречащие ожиданиям.

Чудовищный паук размером вдвое больше человека. Мерцающий серебром, словно сотканный из звёздного света, он бросается на врага со страшно раззявленными челюстями-хелицерами.

Обжигающий вихрь. Оглушительный треск, словно рвётся ткань самого пространства. Невыносимый свет.

Склонившись к Хранителю, Эмпирика силится укрыть его от беды бережным объятием. На его лице — чересчур близком — застыла неумолимая чуждость. Осторожная рука на израненной груди судорожно вздрагивает, ощутив её явственную неподвижность. Он не дышит.

И что-то обрывается внутри, руша опоры видимого мироздания.

Внутри с пронзительной болью разверзается парализующая волю оглушительная пустота. Точно душу разорвали напополам, и сквозь прореху разливается по скованному телу бесчувственная тьма.

— У тебя есть мой ключ?

Застыв в неподвижности, не в силах издать ни звука, Эмпирика не сразу соображает, откуда раздаётся этот мелодичный голос — серебристый напев, дрожащий на тонких струнах под вздохами ветра.

— Золотая гранка. У тебя?

Она медленно поднимает голову.

Сияющее чудовище выжидающе застыло рядом, так близко, что она запросто может дотянуться до его выпуклых глаз — непроглядно чёрных.

Рука машинально лезет в карман, хоть это и бессмысленно. Ключа там нет, да и быть не может.

Его забрал сбежавший…

Эйкундайо! Ключ должен быть у него!

На четвереньках — ноги не держат — Эмпирика ползёт к рвано-серой груде тряпья, бездвижно застывшей на земле. Вместо тела — сплошные лохмотья плаща, которые треплет ветер. Шарит руками наугад, стараясь не думать о том, что это мгновение назад было человеком. Человеком ли?

Холодная тяжесть гранки сама ложится в ладонь.

— Это было сокрыто от моего взора, — таинственно и неожиданно холодно серебрится голос паука. — Теперь понятно, кто открыл им Врата.

Так вот оно что! Это Эйкундайо впустил демонов Чиатумы через Солнечные Врата!

— Ты можешь его спасти? — Эмпирика указывает на Хранителя.

Безумная мысль. Но что остаётся в отчаянии, как не просить помощи у гигантского паука?

— Именно для этого я здесь. Хюглир приходят тогда, когда другой надежды нет. Хюглир защищают своих детей до последнего. Даже друг от друга.