Переменная звезда

Но это тоже было не страшно, потому что к тому моменту, когда он полностью отточил свой убийственный взгляд, его равнодушие уже начало давать трещинки. Потому что я продолжал играть. Я играл и играл.

Пробиться к сердцу Сола оказалось труднее, чем было бы, пребывай он в нормальном расположении духа, но даже в своей депрессии он не мог не обратить внимания на то, что я играю уже около полутора минут.

И не остановился, чтобы сделать вдох.

Ни разу.

Будучи любителем в области истории музыки, он сообразил, что я делаю, быстрее, чем сообразил бы кто-то другой. И против воли он стал проявлять интерес…

Техника, известная под названием "циркулярное дыхание", на самом деле ничего подобного собой не представляет. Но для непрофессионала выглядит именно так.

Если все делаешь правильно. Сказать куда как легче, чем сделать.

Я сторонник мнения о том, что современная музыка (как ее теперь стали снова называть) позаимствовала эту технику у австралийских аборигенов на Земле. Следовательно, технике этой, возможно, уже сорок семь тысяч лет – то есть она просуществовала на протяжении жизни более тысячи поколений. Австралийская дидгериду [50] – необыкновенно мощный, но страдающий внутренними ограничениями инструмент. Как с хайку, с этим инструментом приходится достигать неимоверной красоты в рамках суровых ограничений. Лишенная выразительности, даруемой возможностью варьировать высоту тона, дидгериду обладает богатейшей тембровой окраской, и многим музыкантам хотелось таким образом передавать более сложную гамму чувств. Играя на дидгериду, можно высказать многое, очень многое – пока у вас в легких не кончался воздух и не надо было начинать новую фразу.

50

Дидгериду (тж. диджериду) – австралийская флейта. Один из старейших духовых инструментов в мире. Он делается из куска ствола эвкалипта длиной 1-3 метра, сердцевина которого выедена термитами, конец обработан черным пчелиным воском. Сам инструмент часто расписан красками или украшен изображениями тотемов племени. При игре используется техника непрерывного дыхания. Уникальность диджериду состоит в том, что обычно он звучит на одной ноте (так называемый "дрон").

Поэтому музыканты перестали дышать.

На самом деле, конечно, не перестали. Они усовершенствовали дыхание. К их услугам имелись все необходимые компоненты, оставалось только разработать и отработать технику. Не скажу, чтобы это было легко.

На самом деле, когда я применяю технику "циркулярного дыхания", то пользуюсь своими щеками, как вместилищами для запаса воздуха. Это четырехступенчатый процесс, и начинается он во время выдоха.

1. Когда у меня в легких заканчивается воздух, я как можно сильнее надуваю щеки – этот прием называется "Диззи" [51] по целому ряду причин.

51

Видимо, прием назван так в честь знаменитого трубача Диззи Гиллеспи (наст. имя Джон Бёркс) (1917-1993). Его прозвище "Dizzy" означает "головокружение", "головокружительный".

2. Я медленно сокращаю мышцы щек и использую накопленный воздух, выдувая его через саксофон – и при этом одновременно вдыхая через нос. Это очень похоже на то, как учишься пользоваться марсианской дыхательной маской. Ненамного сложнее.

3. Если я все рассчитываю правильно, мои защечные мешки окончательно опустошаются в тот самый момент, когда наполняются воздухом легкие. Мягкое нёбо опускается, и воздух из легких устремляется в саксофон.

4. Мои щеки принимают нормальную форму, необходимую для правильного амбушура, до тех пор, пока у меня опять не заканчивается воздух. Повторить, начиная с пункта 1.

Все это время, конечно, мои пальцы выделывают гораздо более сложные вещи, чтобы превращать весь этот воздух в приятные для слуха звуки. Говорят, что этому способен научиться каждый… изрядно помучившись.

Всякий, кто учился играть на саксофоне, слышал про циркулярное дыхание, и многие пробовали его применять, некоторые даже были достаточно, упорны в достижении результатов, – а для этого нужно упражняться ежедневно не меньше шести месяцев, – а потом изредка применяли эту технику. Но обычно, убедившись в том, что у него получается, музыкант этот прием забрасывает. Смысла в нем не так уж много: число композиций для саксофона, исполнение которых требует этой техники, можно сосчитать по пальцам. Последним из достойных авторов, уделявшим большое внимание циркулярному дыханию, был, пожалуй, Макдональд – он творил незадолго до того, как Пророк почти на полтора столетия вышиб дух из всех; ярким примером является композиция Макдональда под названием "Тауматургия".

У меня интерес к циркулярному дыханию появился примерно за год до Катастрофы – почти по той же причине, по какой эту технику пришлось придумать аборигенам. После долгих лет пребывания в одном и том же месте меня стала удручать собственная исполнительская ограниченность. Сначала я развлекал себя, играя на нескольких саксофонах сразу. Но почти как все, кто пробует это делать, я обнаружил, что добиться таким путем можно только фокусов, давным-давно исполненных Роландом Кирком и Сан Ра.

Поэтому я переключился на циркулярное дыхание. Около трех недель у меня ушло на то, чтобы научиться выполнять дыхательный цикл при том, что у меня во рту ничего не было. Потом еще три недели я упражнялся с соломинкой для коктейлей, выпуская пузырьки в чашку с водой. Через шесть месяцев я мог исполнять на саксе узнаваемые мелодии, а еще через шесть месяцев я только-только начал подбираться к такому уровню, что мог показать свою игру кому-то… и тут как раз грянула Катастрофа в Дыре, и всем на голову рухнула крыша. После этого я играл мало. Никому особенно не хотелось слушать.

Но после разговора с доктором Эми я непрерывно упражнялся семьдесят два часа, лишь время от времени позволяя себе вздремнуть и перекусить по-спартански. Пришлось. Я уже понимал, что буду вынужден наполовину обмануть Сола. У меня не хватало времени на то, чтобы по-настоящему сочинить пятнадцатиминутную композицию, и я собирался сымпровизировать что-нибудь, поставив в название пьесы его имя. Но в конце концов этот человек требовал, чтобы вещь была сыграна на "Анне", и он должен был получить именно это! Он был первым человеком на борту корабля, кто прикоснулся к этому инструменту, он принес мне его собственными руками в первую же неделю полета.

До трех последних дней я применял циркулярное дыхание, только играя на альт-саксофоне – да и то с трудом одолевал "Тауматургию" продолжительностью в девять с половиной минут.

Играя на баритоне, пользоваться такой техникой дыхания гораздо сложнее – даже на такой прелести, как моя "Анна". Простая физика. Приходилось иметь дело с более значительным объемом воздуха. Насколько сильно можно раздуть щуки – у этого есть предел. Низкие ноты требуют очень быстрого дыхания, и это трудно скрыть.

(Кстати, точно также трудно применять циркулярное дыхание, играя на тенор-саксофоне, а труднее всего в этом смысле сопрано-саксофон, поскольку при игре на нем требуется усиленное давление губ. Это не парадокс: вселенная просто терпеть не может музыкантов. Завидует, я так думаю.)

В конце концов я нашел способ полуобмана, но вряд ли смогу описать весь процесс. Ощущение такое, будто в качестве вместилищ для запаса воздуха я использую гайморовы пазухи, каким-то образом изолируя их от носовых ходов, но доктор Эми заверила меня в том, что это принципиально невозможно. Я спросил у нее, как же я тогда это делаю, а она сказала, что для того, чтобы это понять, ей бы пришлось разрезать мою голову пополам в процессе игры, и спросила, назначить ли время приема.

Короче говоря, в итоге я все-таки завладел его вниманием.

Сол в этом смысле был достаточно просвещенным человеком и циркулярное дыхание распознать мог, кроме того, он довольно неплохо разбирался в физических аспектах духовых инструментов, чтобы понимать, насколько безумно трудно применять эту технику, играя на баритон-саксофоне. Звучание моей "Анны" он любил не меньше, чем я сам, а в таком небольшом помещении саксофон звучал особенно мощно, а играл я, вкладывая в музыку все мое сердце. Я просто сокрушил оплот его безразличия, лишил его способности отрицания, заставил его слушать то, что я играю.

Я играл фразы, не имевшие окончаний.

Мы называем их фразами, потому что только так их можно назвать. Некоторые заходят так далеко, что утверждают, будто паузы между нотами – самое важное в музыке. Рано или поздно даже самая сложная фраза заканчивается – чтобы, словно феникс, возродиться через мгновение в следующей фразе. Это происходит даже тогда, когда музыкальный инструмент не имеет ограничений в плане дыхания и каких-либо других ограничений. Большая часть музыки бессознательно отражает структуру существования человека – смерть по обе стороны любой жизни и мгновение тишины до и после окончания каждой новой мелодии.