Перепелка — птица полевая

Раньше человека без лошади и не считали хозяином. Какой, говорят, он хозяин — ни рыба, ни мясо…

Мальчишкой Иван Дмитриевич любил ездить верхом. Садился на лошадь, подтягивал узду — и мчался так, что ветру не догнать. Каждое лето, в каникулы, вместе со взрослыми на лошади возил зерно, сено, солому, с друзьями ходил в ночное. У Суры отпускали лошадей на зеленую травку, сами начинали печь в золе картошку. Вкус посыпанных солью картофелин он помнит до сих пор.

После еды ложились на луг и смотрели в темно-синее небо, откуда звезды сыпались бисером. Казалось, это не звезды мигают — огромная сказочная небесная птица роняет свои перья.

Больше тридцати лет кануло в Лету. Большая это река — не достанешь из нее счастливое детство, не вернешь прежние песни. Вот почему лесник Пичинкин сказал, как отрезал: у каждого времени — своя цена…

Как не своя, вон и новая весна уже прислоняется к двери. А он, председатель, все о рубке леса размышляет… Опоздал!

Дорога пошла вдоль Суры. Река до сих пор не показывала себя, только немного подтаял снег, который блестел, как дно широкой миски, под мигающим солнцем. Не лед — чистое стекло. Поэтому на него лес смотрел, словно свою красоту хотел увидеть. Поди разбери, о чем лес мечтает. Улыбаться не улыбается, но и не грустит.

Сосны зеленели, березы, словно невесты перед сватаньем, показали из-за деревьев стройные талии и вновь стыдливо прятались. Надолго ли? Весна не будет ждать, когда покажут наряды — каждый день на вес золота.

«Как не на вес золота, — все еще думал Иван Дмитриевич, — скоро уж бороновать выйдем…»

Жаль только, что не все тракторы готовы. Варакин Федор к нему жаловаться заходил: в «Сельхозтехнике» ни одного мотора нет. Обещали привезти из Саранска, только до сих пор всё везут. Прав Варакин: почему у себя в хозяйстве не ремонтировать технику, если толковые люди в мастерской?

Варакин каждый шаг измеряет деньгами. Да и в самом деле, кто будет бесплатно работать? Прошли те времена, когда за галочки горбатились. Нынешнего сельчанина не обманешь — умеет считать. Считать-то считает, но чаще свое. Начнется посевная, выйдут в одно поле человек десять, посеют семена и — домой… А что выйдет из земли, уже не их забота. Почему? Какой урожай не получай — от этого не зависит зарплата. Зерно, смотришь, еще не поспело — деньги уже у тех, кто сеял. Придет лето, колхоз продаст государству, а вырученного — кошкины слезы… Вновь придется в госбанке занимать. Под проценты…

«Почему люди никак не радеют за общее дело? — размышлял Вечканов. — Может, потому, что дела-то общие, а выращенное — чье-то. Кричим только, что в стране всё наше! В прошлом году осенью больше половины картошки осталось не вырытой — техника из-за дождей не могла в поле выйти. Отдали бы сельским жителям — с утра до вечера копались в грязи, но все равно картошку собрали. А тут под снег оставили. Это, говорят, общее добро, не наше».

Иван Дмитриевич хотел тогда по-другому поступить, но из Кочелая прислали «ревизора». Приехал с ноготь ростом инструктор, начал под носом у Вечканова пальцем тыкать: сам, говорит, друг, открываешь себе тюремные двери…

Создать арендные звенья — вот где выход! Выдели человеку поле — пусть трудится, сколько хочет выращивает и что ему нравится. Хоть зерно посеет, хоть сладкий перец. Не зря же Варакин в правлении резко сказал всем: «Я бесплатно работать не буду. Выделите, — говорит, — мне гектаров тридцать, пшеницу посею, покажу вам, сколько зерна можно собрать».

А почему бы не отдать в подряд овощные поля? В Болгарии три человека половину города кормят…

Продолжая размышлять об этом, Вечканов не спохватился даже, как доехал до Львовского лесничества, которое от Вармазейки в шести километрах. Везде стояли деревянные новые, с широкими окнами дома. Наличники блестели как игрушки. Около конторы стояло человек десять мужчин.

Вечканов остановил лошадь, бросил перед ней охапку сена, поздоровался со всеми за руку.

— Ты, Иван Дмитриевич, не Виряву приехал ловить? — улыбнулся самый высокий и полный, в волчьей шубе.

— Нет, Захар Данилович, — Вечканов только сейчас узнал Киргизова. — Я с утра до вечера считал пеньки. Больно уж много вырубленных деревьев, половину Вармазейки, считай, заново обновили, — улыбнулся председатель. Он хорошо знал лесничего: тот за словом в карман не полезет, насмешку тоже не примет. Неожиданно такое скажет — хоть с ног вались.

— Ну, ну, на лошади пеньки считать не поедешь. На это дело человек один ходит — никто бы его не видел, — вновь, кусая губы, сказал лесничий.

— Ты что, весну не чувствуешь — закутался в тулуп? — произнес Иван Дмитриевич.

— Снять тулуп, сосед, не тяжело.

— А-а, значит, чесать языки собрались. Приходите к нам, работать есть где, — продолжил Вечканов.

— Об этом, начальник, в конторе говорят, а не на улице, — с ехидцей заметил Миколь Нарваткин, который месяц назад заходил к нему просить работу. Бороны хотел подправить. Иван Дмитриевич с ним не согласился — уж больно большую плату загнул.

Судосев сам пять борон подправит за день. А Миколь? Он всегда гонялся за длинным рублем! Сейчас, видимо, в лесничестве пригрелся, поэтому и выручал Киргизова.

— Какое дело подсунул ему? — не смотря на Миколя, обратился Иван Дмитриевич к лесничему.

— Дом мне ставит со своей бригадой. — В сосновых хоромах буду жить, не как ты.

Иван Дмитриевич пропустил это мимо ушей. Его дом, действительно, старый. Он поставлен еще при бывшем председателе. Но счастье человека не только в богатстве. Правда, в этом году думал поставить новый, но, как назло, сгорела конюшня. Сейчас кирпич нужен для нее. Как-нибудь уж потом…

«А что, если приглашу строить конюшню бригаду Нарваткина? — подумал Вечканов. — Закончат дом лесничего — к нам придут».

— Скоро убежите отсюда? — повернулся он в сторону парня.

— Дней пять придется повозиться… Дело нам нашел? — улыбнулся тот, сверкая золотыми зубами. — За бороны нас ругаешь? Нет, начальник, мы руки зря гудроном пачкать не будем.

— Каким гудроном? — удивился Киргизов, сдвинув густые брови.

— А разве не слышал? Гоняешься за Вирявами, совсем не видишь белого света, — подколол Вечканов. — Тогда слушай, — и стал рассказывать о том, что случилось у них в районе.

В прошлом году, приблизительно в это же время в соседние Чукалы приходили искать работу цыгане. С председателем колхоза заключили договор на ремонт борон. Вскоре «гости» принялись за дело и за день подправили все.

— Как, за один день?! — не поверил лесничий.

— А вот как, — сухо ответил Вечканов. — Покрыли бороны гудроном — и все. Потом сложили свое добро на мотоциклы с колясками и уехали. Через неделю вновь возвратились в Чукалы, но уже за деньгами.

Председатель собрал комиссию, оценил «сделанное» — бороны чернели, зубья не шатались, хоть сейчас выходи в поле. Ну колхоз, разумеется, заплатил. Когда выехали бороновать — все сразу прояснилось. А вот недавно они приезжали к нам ремонтировать бороны, да я отказался, — Иван Дмитриевич кивнул в сторону Миколя.