Переулок Мидак

Хамида оставалась сидеть на диване, став жертвой своего дикого волнения, затем повернулась к окну, искоса посматривая на него, и стала двигаться всё ближе и ближе к нему, пока не оказалась прямо перед ним. Бросила взгляд сквозь створки, то ли видя, то ли не видя там чего-то, будто укрывшись темнотой, сгустившейся в комнате. Его она обнаружила спокойно и мирно сидевшим на своём месте, уверенно курившим кальян. В глазах его светилась уверенность в себе и ловкость, как будто он был один в мире, оторванный от всего, что происходило вокруг него. На лице его не было ни следа от той вызывающей улыбки. Вот он какой — спокойный и уверенный, а меж тем она вся пылает огнём. Хамида внимательно, яростно и напряжённо разглядывала его, но от этого возбуждение и замешательство только ещё больше росли в ней. Она так и сидела на месте, пока мать не позвала её ужинать, после чего покинула комнату. Всю следующую ночь она не знала сна от изнурения, а день провела в печали, ожидая с непрекращающимся волнением вечера. За прошедшие дни у неё не закрадывалось и тени сомнения, что он придёт, но вот сегодня она с тревогой ждала, случится это или нет. Она наблюдала за тем, как в переулке сокращается солнечный свет, и луч медленно ползёт всё выше по стене кафе. Странно, но её не отпускал страх, что он не придёт на этот раз — наверное, она выдумала это благодаря своему чутью непокорного воина и его козням. Настал тот момент, когда он обычно появлялся: истекли последние минуты, и было ясно, что сегодня его уже не будет, что лишь подтвердило её подозрения, и она поняла: он отсутствует намеренно. На губах её проступила улыбка, и она выдохнула с облегчением. Совершенно не ясно было, что же на самом деле дарило ей такое облегчение, но сама интуиция подсказывала ей, что если сегодня он не явился специально, то сделал это, без сомнения, затем, что и вчера: так же специально не стал её преследовать, а значит, это никакое не пренебрежение к ней и не равнодушие, а скорее, наоборот: он смело вступает в бой всем своим мастерством и искусством, и стоит на этом поле боя в этот час, хоть она его и не видит. Она была довольна своей интуицией, которой доверяла, и с новой решимостью устремилась к битве, ибо сидеть дома больше не было сил. Завернувшись в свою накидку, она покинула квартиру, даже не обращая внимания на свой наряд, как делала вчера. Холодный ветер улицы обжигал её лицо и подбадривал, напоминая оживление в конце дня, измучившего её волнениями и размышлениями. Она язвительно пробормотала себе под нос: «Какая же я дура!… И для чего я взвалила на себя такую муку?!… Пошёл он ко всем чертям!», и ускорила шаги, пока не настигла своих приятельниц. Затем она вернулась с ними; они предупредили её о том, что скоро потеряют одну свою подругу, которая выходит замуж за некого Занфаля, помощника в лавке Сайдхама, продавца таамийи [6] . Одна из девушек сказала:

6

Таамийя — национальное арабское и египетское блюдо, которое готовят из варёных бобов с чесноком, петрушкой и оливковым маслом.

— А ты была посватана раньше неё, но замуж она выходит раньше тебя…

Эти слова произвели на Хамиду неприятный эффект, и она резким тоном похвасталась:

— А мой жених сейчас зарабатывает нам на блестящее будущее…

Она похвасталась Аль-Хулвом вопреки своей воле, а потом вспомнила про то горе, которое стряслось с господином Салимом Алваном — Аллах поразил его, подобно всякой вещи, что вдруг становится бесполезной в этом мире, и сердце её ёкнуло от боли. Уныние не отпускало её всю дорогу назад: она чувствовала, что жизнь ставит ей палки в колёса и плетёт козни против неё. Сама жизнь это и есть тот единственный враг, которого она даже не знала, как схватить за шиворот. Она шла в сопровождении девушек до самого конца Даррасы, затем попрощалась с оставшимися и повернулась, чтобы вернуться туда, откуда пришла. На расстоянии вытянутой руки увидела его — своего мужчину, — он стоял на тротуаре, словно ожидая её! Скованная смущением, Хамида будто в шоке уставилась на него от нагрянувшей неожиданности, так что впору было кусать пальцы от раскаяния из-за упущенного шанса, и продолжила свой путь в полуобморочном состоянии. Она была не готова к этой встрече, и даже не сомневалась, что он выследит её. Он всё планировал и замышлял тайком, а затем каждый раз внезапно сваливался на неё, повергая в шок и смущение. Сейчас же она собирала все свои разбросанные силы и звала на выручку свирепость: её ужасно задевало то, что она даже не нашла подходящей случаю одежды, как следовало сделать. Всё это причиняло ей немало волнения.

Подкрадывались тёмные сумерки, и вся атмосфера была как будто благоговейной; улица стояла безлюдной, а он, меж тем, спокойно поджидал, когда она приблизится. На смиренном выражении лица не было и следа вызова или той самой победоносной улыбки триумфатора. Как только она поравнялась с ним, он тихо заговорил с ней:

— Тот, кто переносит горечь терпения, достигает…

Она не услышала окончания его фразы, так как он пробормотал её совсем тихо, и свирепо поглядела на него, не произнося ни слова и продолжая идти своей дорогой. Тогда он догнал её и глубоким тихим голосом сказал:

— Добро пожаловать. Я чуть с ума не сошёл вчера, так как не мог бежать за тобой на глазах у всех. Твоего выхода из дома я ждал день за днём, и как только представился шанс, которым я не мог воспользоваться, то я почти что обезумел…

Он смотрел на её с кротким выражением на лице, совсем не тем, которое повергло её в волнение: без вызова и триумфа, а слова его были больше похожи на жалобу, страдание и вымаливание прощения. Не к этому она стремилась, но что же ей делать сейчас?… Пренебречь им и ускорить шаги, и тогда всё закончится? Она может так сделать, если захочет. Но в сердце она не находила поддержки, ведь этой встречи она ждала с самого первого дня, и чувства её походили на те, которые испытывает женщина, которой смущение не свойственно.

Со своей стороны мужчина профессионально играл свою роль и коварно ткал канву неправдоподобной истории, и того страха, который лишил его вчера возможности идти за ней следом, у него не было. Вдохновлённый своим чутким инстинктом и чрезвычайным опытом в таких делах, он внемлил внутреннему голосу, который подсказывал ему, что сейчас лучше не спешить, а оставить всё как есть. Инстинкт и опыт также внушали ему скрыться под маской учтивости и кротости. Он снова мягким тоном сказал ей:

— Помедли немного… у меня есть…

Тут она развернулась к нему и резко оборвала его слова:

— Как это вам пришло в голову заговорить со мной?!… Разве вы меня знаете?!

Он с наигранной вежливостью возразил в ответ:

— А как же иначе?… Мы с тобой старинные друзья… За прошедшие несколько дней я видел тебя даже чаще, чем видели тебя соседи за многие годы. И думал о тебе больше, чем самый близкий тебе человек за всю жизнь. И как мне тебя не знать после всего этого?!

Он говорил мягко, но без запинки и без дрожания в голосе… Она же слушала внимательно, пропуская через себя каждое его слово, стараясь как можно лучше всё запомнить. Её охватило чувство презрения — единственное оружие, которое она могла взять в свидетели перед лицом жизни, ставящей ей палки в колёса. При этом она не отвергала возможность выхода из сложившейся ситуации — пойти против традиции «притворства и игры на публику». Резким тоном, но стараясь не повышать голоса, который бы выдал её грубость, она произнесла:

— Почему вы преследуете меня?

Мужчина лишь улыбнулся и с удивлением ответил:

— Почему я преследую тебя?… Почему я забросил свою работу и просиживаю день-деньской в кафе под твоим окном?.. Почему я оставил весь свой мир ради того, чтобы поселиться в переулке Мидак?… И почему я ждал столь долго?!

Хамида нахмурилась и презрительно бросила:

— Я не для того спрашиваю вас, чтобы слышать в ответ все эти бессмыслицы. Просто мне не нравится, что вы преследуете меня и обращаетесь ко мне.

На этот раз он заговорил с ней иным тоном, полным уверенности и такта:

— Основной принцип жизни заключается в том, что мы, мужчины, преследуем хорошеньких девушек всюду, куда бы они ни направились. Таков негласный закон. А если никто не будет их преследовать, то это уже какая-то аномалия, которая и впрямь ведёт к дурному, или иными словами, если хорошенькая девушка пройдёт по улице и её никто не будет преследовать, то тогда близок конец света…

Тут она свернула в переулок, поднимающийся вверх, где жили некоторые из её приятельниц, надеясь, что они заметят её вместе с этим элегантным господином, который с ней флиртует! Неподалёку показалась площадь при мечети, и Хамида остановила мужчину окриком:

— Уйдите… В этом квартале меня знают!

Он проницательно поглядел на неё и понял, что она таким образом поддерживает с ним разговор, сама того не зная, а может даже и осознаёт это, и на губах его появилась улыбка, увидь она которую, в голове бы у неё вновь появились дикие идеи. Он сказал:

— Это не твой квартал, а те люди — не твои родственники! Ты иная, здесь ты чужая!

Сердце её поверило его словам и обрадовалось, ибо ничего подобного никогда раньше не слышало… Мужчина же продолжал негодующим тоном:

— Как ты можешь ходить в этой своей накидке рядом с теми девушками?!… Куда им до тебя? Ты принцесса в накидке, а они — всего лишь стадо в новой красивой одежде…

Она резко перебила:

— Вам-то что за дело до этого?… Уйдите…

Он в своё оправдание сказал:

— Я никогда не уйду…

Она пылко спросила его:

— Что вы хотите?

— Я хочу тебя и больше ничего…

— Да провалитесь вы…

— Да простит тебя Аллах. Почему ты разгневалась?.. Разве ты живёшь в этом мире не для того, чтобы тебя взяли?… И именно я возьму тебя…

Они прошли мимо нескольких лавок. Хамида отогнала его криком:

— Ни шагу больше, а иначе…

Он улыбаясь, спросил:

— Побьёшь меня?

Сердце её застучало в груди, а глаза заблестели:

— Точно.

На губах его появилась злорадная улыбка:

— Это мы ещё увидим. А сейчас я пока оставлю тебя вопреки своему желанию, но буду ждать тебя каждый день… Я больше не вернусь в кафе, чтобы не вызывать слухов в переулке. До свидания, и да хранит тебя Аллах, ты самое прекрасное из существ, которые носит земля…