Перезагрузка

– Ну нах! – только и воскликнул Илья, отпрыгивая в сторону.

– На поражение не стрелять! – рявкнул Андрей, и вовремя, поскольку спутники нажали на спусковые крючки.

Грохот выстрелов произвел на обитателей Толочина ошеломляющее впечатление – они перестали вопить и остановились. А когда один из них, получивший пулю в плечо, схватился за рану и принялся голосить, то «отважные воины» развернулись и дружно задали стрекача.

– Дикари, – сказала Лиза, меняя магазин. – Как там, в Москве.

От набега аборигенов осталась только брошенная лыжная палка да валяющийся на земле бедолага, раненный в бедро – бежать он не мог, лишь стонал и глядел на путешественников выпученными от страха глазами.

– Посмотришь этого парня? – спросил Андрей.

– Только вы его держите, а то еще взбрыкнет, – попросила девушка.

Дикарь, молодой, небритый, в грязных шортах и сандалиях, попытался отползти, когда чужаки двинулись к нему. Но далеко не уполз, а обнаружив перед носом кулак Ильи, присмирел и позволил Лизе осмотреть рану.

– Ерунда, сквозное, и артерия не задета, – сообщила она. – Сейчас обработаю и перевяжу.

Свою работу, а точнее, призвание, девушка любила всегда и в любой момент с охотой бралась за лечение. Но в этот раз, и это бросилось Андрею в глаза, она действовала небрежно, торопливо, словно занималась чем-то неприятным и хотела поскорее отделаться.

– Ну все, иди, чувачок, – покровительственно сказал Илья, когда бедро аборигена обмотали бинтом.

– Ыыы! Ы! – отозвался тот и ткнул рукой куда-то в сторону.

Андрей посмотрел в том направлении и увидел, что белобрысый амбал, не так давно швырнувший в них «копьем», стоит неподалеку, выставив перед собой открытые ладони.

– Никак мир и переговоры предлагают, – заметил Рашид. – Пойдешь?

– Отчего нет? – пожал плечами Соловьев. – А вы поглядывайте по сторонам, а то мало ли…

Увидев, что Андрей зашагал в его сторону, амбал двинулся навстречу.

– Вы – приходить, мы – жить, – сказал он, когда они сошлись.

Этот обитатель Толочина выглядел поумнее сородича и хотя бы мог произносить слова.

– Вы – вредить, но вы – помогать, – продолжил он, яростно жестикулируя. – Понимать?

– Да, – Андрей кивнул, подумал, что в этой беседе сложных фраз лучше избегать.

– Да! – Амбал ткнул пальцем вверх. – Я – вести, командовать! Я – сильный!

Ну, на Шварценеггера этот парень, конечно, не тянул, но до катастрофы наверняка ходил в тренажерку и вполне мог быть чемпионом по бодибилдингу или пауэрлифтингу местного разлива.

А после пятого мая сделал «карьеру», оказался в роли вождя дикого племени.

– Мы – дружить! Вы – гостить! – для доходчивости белобрысый ткнул пальцем в грудь Андрею.

– В гости зовут! – крикнул тот, повернувшись к спутникам. – Зайдем?

– А чего нет? – пожал плечами Илья.

Лиза развела руками, показывая, что ей все равно, да и Рашид возражать не стал.

– Мы – гостить, – сообщил Андрей вождю, и тот в ответ просиял настоящей голливудской улыбкой.

Путешественников повели в сторону от трассы по широкой улице, носившей, как и следовало ожидать, имя Ленина. Белобрысый амбал затопал впереди, а раненого повели два соплеменника, выскочивших из-за ближайшего дома – между собой они общались с помощью междометий и ухающих звуков и друг друга отлично понимали.

Открылась площадь, вымощенная неровными потрескавшимися плитами, трехэтажное здание, судя по всему – местная администрация, и бюст Ленина перед ней.

– Обитать тут! – сообщил вождь.

Из распахнутых дверей выскочили дети, чумазые и оборванные, как и взрослые. Завопили удивленно и радостно, так что у Андрея даже зазвенело в ушах, глаза их заблестели от любопытства.

Не успели путешественники опомниться, как человеческие детеныши оказались рядом. Лизу подергали за рукав, ошеломленно уставились на «лицо» Рашида, а затем грязная ручонка потянулась к автомату Ильи.

– А ну, шкет, отзынь! – воскликнул тот.

– Харррвваргх! – рявкнул вождь, и дети с визгом помчались обратно.

Андрей переступил порог следом за гостеприимным хозяином и едва не задохнулся, ощутив, какая вонь царит внутри – смесь запахов горелого мяса, пота, грязной одежды, перегара, мочи и кала. Оглядевшись, понял, что по сравнению с местным логово московского племени, обитавшего неподалеку от метро «Новые Черемушки», являлось настоящим форпостом цивилизации.

Костры тут жгли прямо на полу, мусор кидали в углы, там же и мочились. Размещались как бог на душу положит, не забывали о том, что с соседями надо пообщаться, и желательно – во всю глотку.

При виде чужаков гвалт стих, и десятки удивленных глаз обратились в сторону двери.

– Йыыхый! – рявкнул вождь, ударяя себя кулачищем в грудь, а затем разразился пламенной, но совершенно невнятной речью.

Слушали его, как завороженные – женщины, завернутые в занавески, старики в лохмотьях деловых и спортивных костюмов, полуголые мужики и совершенно обнаженные дети.

А едва белобрысый смолк, все дружно завопили и запрыгали, как болельщики забившей гол команды.

– Пир! – объявил повернувшийся к гостям вождь. – Гулять! Радоваться!

И он гостеприимно осклабился.

Путешественникам отвели место около центрального, самого большого костра, и началась суета. Приволокли куски еще кровоточащего мяса, принялись деловито насаживать на шампуры и лыжные палки, непонятно откуда возникли бутылки с алкоголем, причем не самым дешевым.

При их виде глаза Ильи радостно заблестели.

– Вот это я люблю… – протянул он, а когда рядом уселась тощенькая рыжая девица, добавил: – И это тоже!

Барышне было на вид лет шестнадцать, она могла похвастаться чистым личиком и упругой попой, которую ничуть не скрывало разорванное в десятке мест вечернее платье.

– Пить! – прокричал вождь и принялся раздавать бутылки.

Андрею досталось виски «Чивас Регал», и он глотнул, но больше для виду. Лиза попавший ей в руки коньяк только понюхала, Рашид оставил в сторону, а вот Илья и аборигены не стали ограничиваться полумерами – каждый сделал по доброму хлебку, да и не по одному.

– Ох, хорошо! – сказал бритоголовый.

Недожаренное мясо принялись снимать с пламени, несколько мужиков затянули песню без единого понятного слова. С противоположной стороны костра вспыхнула драка между двумя женщинами, но закончилась тем, что из шевелюры у каждой было выдрано по здоровенному клоку.