Пермский Губернский. Виват

— Лучший человек во всём мире — громкое замечание. — хохотнул Павел Степанович: — Но если честно, то у меня даже предположений нет. Радар — абсолютно исправен. Да, был слишком точно настроен, из-за чего быстро жрал ресурс… Но это не должно повлиять на показания. Только если бы, эти ваши Осокин и Виктория не являлись, скажем, на какую-то долю процента Тенями.

— Полукровки?! — удивился Сержант: — Но… разве такое, возможно?

— Кто знает? У меня таких данных нет. И лично я — сильно сомневаюсь в существовании подобных… людей. Насколько мне известно, никто официально не отлавливал Теней для опытов. Правда…

— Правда?

— Была одна городская легенда про волшебный подземный комплекс в Перми. Мол, там проводили исследования. Но… бред всё это. Если бы нечто подобное и существовало, то рано или поздно об этом бы все узнали. Так что, этому инциденту с Осокиным и Викторией наверняка есть другое логичное объяснение. Более реалистичное, чем всякие там полукровки и прочее.

— Хм-м… — Степашка задумался: — Смотрите! У нас комната отдыха и часть штаба обшита тонкими цинковыми листами. Могли они, как-то повлиять на работу радара?

— Цинк — лишь отражает сигнал энерго-пульсара. То есть, если бы Тень спряталась в комнатах, чьи стены покрыты цинком — радар просто бы её не увидел. Но Виктория, как ты сам рассказывал — была прямо у тебя перед глазами. Да, и давай на чистоту — в поле, где находился Осокин, вряд ли были цинковые отражатели. Так что, нет. Дело в другом.

— Ладно. — вздохнул Сержант: — Извините… А, могу я попробовать включить его сейчас?

— Попробуй, конечно. Правда, я уже включал его два часа назад, когда поставил всё на место. И… удивительно, но Теней в нашем Центре, почему-то, не оказалось. — улыбнулся профессор.

— Ага… — Степашка щёлкнул переключателем и поставил радар перед Павлом Степановичем. Красный индикатор тут же запиликал, а на мониторе высветилось предупреждение: — Боже! Вы это видите?!

— Вижу… — озадаченно ответил профессор и поднял взгляд на Светлану: — Я, ничего не понимаю! Как такое возможно?!

— А я говорил вам! — возмущённо произнёс Сержант: — Говорил? А вы смеялись надо мной!

— Что? — уточнила Светлана, с непониманием глядя на Степашку и Павла Степановича: — Ребят… Если честно, то вы меня очень сильно пугаете! Что он там показывает?!

— Либо СОПА проморгала Трещину, что очень маловероятно. — тихо ответил Сержант: — Либо…

Глава 13

Эрарат учил меня, что абсолютно все разумные существа сильнее всего дорожат своей жизнью. И нет для них ценнее сокровища. Особенно, это очень видно, когда наступает критический момент. Когда гуминит начинает изо всех сил цепляться за жизнь. Использует абсолютно все ресурсы своего мозга, чтобы сделать ещё один глоток драгоценного газа. Чтобы провести на свете ещё одно мгновение.

Однако, со временем я понял, что у всего есть исключения, которые постепенно превращаются в правило, а затем эволюционируют в истину.

99% гуминитов ставят жизнь своего потомства — превыше своей. И я сам это неоднократно видел.

Поначалу, внутри меня просыпались самые отвратительные чувства. Скорее всего, это было сродни зависти. Мол, как такое возможно, что родитель просто тебя любит? Не использует тебя, как функцию… Не видит в тебе шестерню для своего огромного механизма.

А просто любит, потому что, ты — есть. Просто, потому что существуешь на этом свете.

Но с возрастом и эта рана зарубцевалась. Я Ультимат, а не человек. У меня всё иначе. Или…

— Мерлин умолял меня. Слёзно просил, чтобы я вернулся к нему под крыло. — произнёс Князев, и подбросив куриный наггетс в воздух, словно пёс перехватил его прямо в полёте: — Обещал любые деньги. Любые условия! Но я пошёл в отказ…

— Ради внука друга?

— Что? Не-е-ет. Прости меня, Фёдор. Но я — обычный человек, который всегда ищет хоть немного выгоды. Да и будем откровенными — он пришёл первым. Вот если бы ты навестил меня раньше, и мы бы с тобой договорились — другой разговор. А тут… Дело даже не в деньгах или друзьях. Просто, Мерлин надломился двадцать четыре года назад. Стал… другим. Конечно, не так жёстко, как Гаврюхинский, но тоже мало приятного. И та лаборатория в Доме Щукина — лишь в очередной раз показала, на что способен надломленный человек. Мерлин ищет спасения для дочери! Он изо всех сил старается излечить её страшный недуг. Говорят, он держит её в темнице. В специальной камере! Оно и понятно… Все «Пятьдесят пятые» страдали от обширных некрозов и гангрен. Стыдно признавать, но мы разработали полную лажу! В фильмах про зомби показывают, что там вечно бродячие трупы. Но на самом деле — это нереально. Мёртвое тело очень быстро разлагается. Любое повреждение мышц — хана. Любое повреждение или закупорка сосудов — тоже хана. Конечно, в теории они не должны были чувствовать боль. И в целом, должны были следовать только приказам создателя. Однако у всех «Пятьдесят пятых» в итоге сохранялось сознание. Это был реально оживший труп. Возможно, у них нет такого широкого спектра эмоций, как у нас… Но тем не менее — они те же люди. Только, постепенно гниющие.

— Хорошо. И, какой срок годности у «Пятьдесят пятого»?

— Если без вранья, то максимум — пять лет. Затем тело непоправимо разрушается и поддерживать его специальными сыворотками уже не выйдет. У всего есть ресурс! И тем более, у тела человека.

— А если его дочь всё ещё жива, то… каким образом?

— Я же тебе рассказывал в нашу первую встречу. Инъекция прототипа «Омни» восстанавливает клетки. Девчонка, как бы… даже растёт и стареет, практически, как человек. Но если эти инъекции прекратить — счёт пойдёт на дни. А может быть, и на часы.

— Погоди, а как же пять лет?

— Так, она уже давно свой срок прожила. Я ж говорю тебе — ресурс тела очень ограничен. Особенно, если мы говорим про «Пятьдесят пять». А пожар в Доме Щукина, судя по всему, уничтожил весь свежий запас инъекции. Так что, его дочь на грани смерти. Но судя по тому, что Мерлин не прибегнул к угрозам… у него есть запасной план.

— Слушай… А ты же можешь разработать этот «Омни»?

— Могу. Тем более, с твоими правами из «Ареса» можно раздобыть формулу. Дай мне четыре дня, несколько литров кофе, четыре пачки хороших сигарет, и я всё сделаю.

— А кровь?

— И кровь. — кивнул старик: — Только вот, зачем тебе сыворотка? Как я понял… Вы с Мерлином — не очень хорошие друзья?

— Он мутит воду. Мне это не нравится! Хочу посадить его на ошейник.

— Хо-хо-хо! Ничего себе! — расхохотался Георгий Викторович: — Весь в своего дедушку. Он тоже был тем ещё хитрецом. За что его обожал старший Артов, так это за смекалку и хитрость. Нет, Гаврюхинский был добряком! Очень светлый человек… Но умел, когда надо — включить хищника.

— Так, ты со мной? — поинтересовался я, глядя на старика.

— С тобой. На все сто процентов. — честно ответил Князев: — Мне больше не кому клясться в верности. Да и друзей у меня не осталось.

— А, как же Коновалов? — удивился я.

— Разве он ещё жив?

— Да. Были у него не так давно. Он передал мне блокиратор моего деда. Чудная штука, попрошу заметить! Влияет и на ньюмитов, и на магов.

— Помню-помню. — кивнул Князев: — Но если Дима ещё жив, то я хотел бы с ним увидеться! Не знаю, таит ли он на меня злобу… Но хотя бы извинюсь.