Персональный ангел

Это очень просто – женщины никогда не отказывали ему. Он твердо знал, что лично он тут совсем ни при чем. Для них имеют значение только власть и деньги. И того, и другого у него было в избытке, следовательно, он представлял для них большой интерес. Он переспит и с этой длинноногой теннисисткой с манерами английской герцогини и улыбкой лукавого подростка. От него не убудет, а от наваждения он избавится. Точно, он с ней переспит. От этой мысли Тимофею вдруг стало легко и радостно, как от предвкушения удачной сделки. Он придумает, как предложить ей секс. Можно позвать с собой в Париж. Или изобрести что-нибудь поновее? Впрочем, скорее всего изобретать у него не будет возможности и придется довольствоваться обстоятельствами.

Ну что ж, жизнь показала, что Тимофей Кольцов виртуозно умеет использовать разные обстоятельства.

* * *

В Москве было гораздо холоднее, чем в Прибалтике. Это Катерина поняла, едва сойдя с трапа. Ветер, задувавший в шубу, был ледяным, совсем не похожим на соленые, плотные и влажные ветра Калининграда. И снег по колено. Там, в этой почти Европе, снег уже вовсе стаял, заезжие немцы и поляки ходили в коротких легкомысленных куртках и кроссовках. Катерина, ненавидевшая зиму, расслабилась и напрочь позабыла про московский мороз.

Ветер рвал волосы на голове, злобно бросался снегом с крыши приземистого зальчика ожидания в Чкаловском. Хуже всего было то, что неизвестно куда запропала машина, которую Приходченко обещал за ней выслать.

Совершенно уверенная, что машина на месте – не мог же Олег забыть! – Катерина с легким сердцем отправила Скворцова. Его замерзший шофер, очевидно, устав от ожидания, приплясывал вокруг своего “БМВ”. Они сразу же уехали, прихватив Славу Панина. Ему было по дороге с Сашей, довольно далеко, в сторону, противоположную той, куда нужно было Катерине.

Как-то очень быстро разъехались остальные машины, встречавшие свиту Кольцова. Сам он еще не выходил из самолета – с ним прилетел лидер одной из думских фракций, очевидно, бывший у Кольцова на содержании и лоббировавший в Думе его интересы, и они скорее всего еще что-то договаривали друг другу.

Всю дорогу Тимофей не выходил из первого, самого шикарного салона, а вся свита, и Катерина в том числе, разместилась во втором согласно табели о рангах и штатному расписанию. Все эти китайские церемонии с рассаживанием по должностям были Катерине хорошо известны еще со времен президентских выборов и умеренно развлекали ее демократическую душу.

Катерина зашла в одноэтажное здание, где можно посидеть, ожидая вылета, где имелись туалет и телефон. В этот час там было сумрачно и пусто, на звук открываемой двери из боковой комнатушки выглянул вялый охранник, оглядел Катерину с головы до ног и скрылся. Ночевать в компании этого охранника и каких-нибудь полуночных пилотов Катерине совсем не хотелось. Нужно позвонить, выяснить, что произошло и где ее машина.

Прежде всего она позвонила Приходченко домой, а потом на мобильный. Ни там, ни там никто не подходил к телефону. Это было странно – дома у Олега всегда кто-то присутствовал – или полоумная супруга, или ее не менее полоумная мамаша, или Кирюха. Но раздумывать о том, что стряслось дома у шефа, она станет потом, а пока нужно срочно выбираться из Чкаловского.

На всякий случай она позвонила на пейджер Гриши Иванникова, Олегова водителя. Но на Гришу надежды мало – если Олег не предупреждал его заранее, Гриша быстренько смывался за город по очередным очень срочным делам и потом объяснял начальству, что приехать оттуда по вызову не было никакой возможности. Все об этом знали и Гришу прощали. Конечно, кому хочется тратить выходной на прихоти начальства?

Мобильный Скворцова тоже не отвечал, и Катерина вспомнила, что еще утром Сашка жаловался, что у него вроде стали очень быстро садиться батарейки. Они еще обсуждали, какую батарейку лучше купить.

Обсудить-то они обсудили, но телефон вежливым женским голосом вещал на всех доступных и недоступных пониманию языках, что “абонент не отвечает”, и Катерина поняла, что не знает, что делать дальше.

Конечно, оставалось несколько совсем пожарных вариантов – позвонить Дарье и попросить ее приехать или прислать мужа Митю. Но это совсем другой конец Москвы, и пока Митя доедет, потом отвезет Катерину, потом вернется к себе, как раз рассветет, и можно будет смело выезжать на работу.

Еще можно позвонить Саше Андрееву, он тоже приедет и заберет ее, без вопросов. Но тут Катерину останавливали более высокие материи – становиться причиной семейной ссоры ей совсем не хотелось, и так об их связи с Андреевым трубит вся контора. А как еще может расценить нормальная жена звонок от начальницы в воскресенье вечером, после которого любимый муж срывается из дома и несется к черту на рога?

Нет, это совсем не годится. Лучше уж ночевать в компании чкаловского охранника, который еще ничего не подозревает об ожидающем его счастье. Усмехнувшись, Катерина сунула телефон в карман и затопала по наметенному в тамбур снегу на улицу.

Ветер рванул полы ее щегольской европейской шубенки, годной только для того, чтобы добежать от машины до теплого подъезда, взметнул волосы, обжег холодом глаза. Кое-как Катерина прикурила и спряталась за угол, где хоть не так дуло, и, отворачиваясь от ветра, подумала, что, пожалуй, нужно срочно вызывать такси. Бог знает, когда оно придет и сколько это будет стоить – вызов и дорога из Чкаловского в Немчиновку, – но других вариантов не намечалось.

Внезапно у мирно дремавших прямо перед ее носом джипов началось какое-то оживление, зажегся в салонах свет, замигали притушенные фары, кто-то неузнаваемый пробежал в расширявшемся снопе света прямо к самолету, все еще стоявшему на полосе.

Заинтересовавшись происходящим, Катерина выглянула из своего укрытия и обнаружила, что по летному полю прямо к ней идет Тимофей Кольцов в развевающемся распахнутом пальто, огромный и черный, похожий на гигантскую летучую мышь.

“Интересно, куда он дел своего думца?” – лихорадочно подумала Катерина, задвигаясь обратно в тень.

Она боялась, что он увидит ее, и тогда придется объясняться. А еще хуже – в тысячу раз хуже! – если увидит и даже не повернет в ее сторону головы.

Господи, как она его боялась, этого человека! Его низкого тяжелого голоса, его беспощадных и пустых глаз, его чудовищной проницательности. В его присутствии ей все время казалось, что с ней не все в порядке, хотелось осмотреть себя – застегнуты ли пуговицы, вымыты ли руки.

Катерина храбрилась только перед другими, наедине с собой она даже вспомнить не могла, что говорила и делала, когда он на нее смотрел. Она отлично понимала, что Тимофей Кольцов скорее всего вообще не подозревает о ее существовании, вспоминая только, когда она попадается ему под ноги с очередной программой предвыборных мероприятий, и, следовательно, бояться ей нечего. Ему нет до нее никакого дела.

И все же она чувствовала себя, как, должно быть, чувствовали приближенные “отца народов” товарища Сталина, которых увозили с инфарктами из его приемной.

Дмитрий Степанович, отец, сказал ей, когда однажды она пожаловалась, что в присутствии Тимофея Кольцова теряет всякое ощущение себя: “Так трястись не просто вредно для дела, но еще и очень унизительно. Всегда лучше вести себя как-то попроще. В рамочках”.

Катерина и хотела бы “в рамочках”, но ничего не могла с собой поделать.