Первое свидание
Шрифт:
— Завел шарманку! Но ведь не поселился же он в палатке на лугу со своими бабочками? Нет, сидит на комфортабельной вилле, ест и пьет, сладко спит... Вы случаем не сторонник Гринписа, Кэтрин?
Кэти засмеялась.
— А что, похожа? Нет, я не фанатична в принципе. Природу я очень люблю и иногда жалею, что в городах все больше зданий и все меньше деревьев, однако жить в пещере пока не готова. А вы... гостите у леди Пилбем?
— Увы! В этом случае она не бросала бы меня так безжалостно на произвол судьбы. Я — всего лишь сосед. Моя вилла на соседнем холме. Правда, отсюда ее не видно —
— Вы живете здесь круглый год?
— Стараюсь. Бизнес у меня в Лондоне, но я совершенно разучился выносить туманы и дожди Альбиона. Бываю там лишь наездами. Здесь мой настоящий дом.
— Завидую вам. Тут очень красиво.
— Моя вилла не столь шикарна, но я к этому и не стремился. Мне больше нравится простота и скромность обстановки. Так приятно ходить босыми ногами по нагретым на солнце доскам...
— Да вы поэт, мистер Джонсон!
— Не забывайте — Гордон. Увы, стихов не пишу. Хотите еще мартини?
— Хочу. Очень вкусный сок.
— Еще бы! Здешние апельсины великолепны.
Кэти задумчиво провела рукой по каменной кладке стены.— Надо же, какие ровные камни...
— О, вы бы видели, как Пруденс изводила каменщика. Осматривала каждый камешек и без всякой жалости заставляла выковыривать все некондиционные из уже возведенной стены. Она очень решительная, наша Пруденс. Вот, скажем, в прошлом году захотела купить вертолет — и получила лицензию пилота. Божественно смотрелась, кстати, в комбинезоне со всеми этими крючочками и «молниями».
— Неужели лучше, чем в костюме для верховой езды?
Мистер Джонсон сарказма в голосе Кэти не распознал.
— Не хуже — это уж точно. Знаете, Кэтрин, а я ведь влюблен в нее, уже давно. Делал ей предложение несколько раз — с тех пор как старик Пилбем умер. Все время отказывает. Как вы думаете, я могу еще надеяться?
Кэти посмотрела на Пруденс Пилбем. Стройная, затянутая в сине-зеленое парчовое платье, леди Пилбем как никогда напоминала змею, скорее всего — ядовитую... Глаза светились желтым кошачьим блеском. Узкая и смуглая рука, увитая экстравагантным браслетом из белого золота, вцепилась в локоть Брюса, словно лапа хищной птицы. Кэти со вздохом повернулась к Гордону Джонсону.
— Знаете, вы не оставляйте своих попыток. В конце концов, у вас есть преимущество — вы же сосед. С соседями надо как минимум дружить. Ну а от дружбы до любви...
Мистер Джонсон рассмеялся и игриво дернул Кэти за темный локон.
— Вы вселили в меня бодрость, Кэтрин. За это вам полагается еще один мартини.
Однако в этот момент Пруденс Пилбем громко хлопнула в ладоши и провозгласила:
— К столу, господа! Ужин готов. Брюси, ты сядешь со мной. Зельма, дорогая, возьми под крыло синьора Бартоломео. Мадам Бюхнер... Гордон, оставь в покое секретаршу Брюса и иди за стол. Милочка, вы сядете с вашим новым кавалером? Отлично.
Ужин был великолепен, а мистер Джонсон оказался весьма тактичным и галантным кавалером. Виноградные улитки в чесночном масле казались Кэти непреодолимым препятствием, но толстяк заговорщически склонился к ее плечу:
— Я знаю, в свете так не принято, но... вкуснее всего накрошить в подливку
немного здешнего домашнего хлеба и есть ложкой. Мы с вами на отшибе, никто не увидит.— Я боюсь... они же склизкие!
— На вкус — как гусиная печенка, поверьте. Тают на языке. Здешняя кухарка — женщина весомых достоинств, во всех отношениях. Смелее!
За улитками пришла очередь даров моря, затем — оленины с черносливом и спаржи в сырном соусе, а потом Кэти почувствовала, что вряд ли сможет сдвинуться с места — так она объелась. Машинально откусывая от хрустящей корочки домашнего хлебца, она начала прислушиваться к разговорам на другом конце стола. Пруденс Пилбем прижалась безупречным бюстом к плечу Брюса и с притворной суровостью грозила ему пальцем:
— Малыш, ты совершенно отбился от рук. Какой еще перерабатывающий завод? Нам самое время озаботиться приобретением пары-другой хорошеньких нефтяных вышечек. Разве ты не видишь, что творится в мире?
Брюс снисходительно улыбнулся ей.
— Дорогая, я слежу за событиями очень внимательно, и именно поэтому не хочу никаких вышечек. Они слишком часто падают и взрываются, а мне вовсе не улыбается в один прекрасный день проснуться у себя на острове и нырнуть в жидкую нефть. В конце концов, простите мне мой пафос, этот мир будет существовать и после нас, не хотелось бы оставлять после себя помойку.
Зельма Паттерсон хихикнула.
— Ты стал совершенно зеленым, Брюс. Как яблочко... нет, как огурчик.
Пруденс Пилбем зло посмотрела на Зельму и неожиданно резко прикрикнула:
— Прекрати, Зельма! Брюс говорит о серьезных вещах, по крайней мере, о том, что его действительно волнует.
Зельма откинулась на спинку стула, и Кэти вдруг поняла, что блондинка довольно сильно пьяна.
— А вот меня лично волнует только то, сколько нулей у меня в счете стоит после первой цифры. И всех за этим столом — тоже, держу пари. Тебя, Пру, в первую очередь. Ты своего никогда не упустишь. Или ради красавчика Брюси ты готова перейти на экологическое топливо для своего вертолета?
Брюс наклонился вперед, заслоняя от разъяренной Пруденс разошедшуюся Зельму.
— Дамы, дамы, поспокойнее. Ничего трагичного не происходит, я просто хочу перепрофилировать пару своих собственных заводов...
— Наших заводов, милый. Наших. Не забывай о том, что я — твой основной партнер. И хотя я уважаю и ценю твою заботу о природе, однако считаю идею перепрофилирования совершенно неуместной в настоящее время. Слава богу, никто из нас пока еще не ныряет в сырую нефть, и бухта Дель Фьори все так же прелестна, как и...
— Невидимая смерть, леди Пилбем. Вы слыхали такое выражение?
Кэти очень хотелось стукнуть саму себя по голове, но было уже поздно. Подчиняясь первому импульсу, она кинулась на помощь Брюсу, даже не будучи уверена, что ему эта помощь нужна.
Пруденс Пилбем развернулась к Кэти медленно и грациозно, словно кобра, готовящаяся к броску.
— Простите, не расслышала. Что вы сказали, милочка?
— Меня зовут Кэтрин, леди Пилбем, с вашего позволения. И меня удивляет, что зрелая и без сомнения умная женщина может рассуждать о будущем так легкомысленно... и бессердечно.