Первое свидание

Зельма Паттерсон разразилась визгливым смехом и захлопала в ладоши.

— Браво, мисс Спэрроу! Пру, тебя побили на собственном поле. Надо же! Восстание Спартака...

Брюс делал Кэти страшные глаза, супруги Бюхнер прилежно вертели головами из стороны в сторону, пытаясь уследить за беседой. Мистер Джонсон дергал Кэти за подол — возможно, именно это и стало последней каплей. Девушка решительно поднялась из-за стола, словно отвечая урок.

— Ваша бухта Дель Фьори только выглядит чистой и прозрачной, на самом деле Тирренское море уже практически мертво. Тяжелые металлы и углеводород, образующиеся благодаря оживленному судоходству, убивают его. Вот эти чудесные дары моря... они очень вкусны, но если бы вы знали, сколько в них свинца и ртути, вы бы не стали подавать их на стол.

— Мисс Спэрроу!

— Кэти, детка, я вспомнил: надо отослать пару писем...

— Погодите, мистер Блэквуд! Я совершенно никакого отношения не имею к Гринпису, я уже говорила мистеру Джонсону, фанатизм мне не близок, но... мы не можем не думать о мире, в котором живем. Вы, леди Пилбем, вряд ли позволите вашим гостям прийти в эту гостиную в грязных сапогах, порвать и исцарапать картины, висящие на стенах, и стряхивать пепел на ковры. И это при том, что ковры, пол и картины можно отмыть, починить или купить новые. А природу починить гораздо труднее.

Пруденс Пилбем неожиданно склонила голову на плечо Брюса. При этом в ее желто-зеленых глазах полыхала такая ненависть, что Кэти мельком удивилась, чего это она...

— Брюси, ты решил сменить стиль при выборе персонала? На смену неуравновешенным красавицам приходят пламенные революционерки? Мисс Спэрроу, вы успокойтесь, успокойтесь. Будем считать, вы меня пристыдили.

Кэти смешалась, покраснела.

— Я... прошу меня простить. Я была несколько несдержанна...

Художник Бартоломео неожиданно вскочил и страстно возопил:

— А я полностью на стороне синьорины Спэрроу! Пруденция! Опомнитесь! Вы, богиня, с вашим умом и чутким сердцем должны как никто понимать — мы едим отравленные плоды земли! Мы пьем яд! Мы дышим воздухом, которым впору травить тараканов!..

Мистер Бюхнер благодушно помахал толстенькими ручками.

— Майне дамен, вы есть абсолютно правы две. Просто фройляйн Катарина есть еще очень молодой и страстный, а вы, дорогая Пруденц, есть опытный в спорах боец. Да-да, плутовка, вы есть большой провокатер! Сознайтесь, ви есть нарочно вызывайт фройляйн на откровенность? А ведь сами хотейт помогайт нашему дорогому Брюс. Тильда, у тебя упадайт салфетка.

Леди Пилбем поднялась из-за стола и, глядя сквозь Кэти, произнесла:

— Что ж, если дебаты закончены, предлагаю насладиться ароматом кофе на террасе. Брюси, накинь мне на плечи шарф... благодарю. Зельма... Зельма! Тебе не пора отдохнуть?

— Вот еще! Я собиралась под кофе выпить коньячку.

— Как знаешь. Прошу, господа.

Кэти наскоро пробормотала какие-то извинения и покинула столовую. С пылающими щеками она шла по темному коридору и думала, что сегодня она ближе всего подошла к черте, за которой остался лишь один шаг — увольнение.

Она лежала в своей монастырской узенькой койке и жалела себя. Одновременно она злилась на леди Пилбем, поэтому жалеть получалось не очень... жалостно. Тролль Сигурд презрительно смотрел с тумбочки, а Хотей и Мартышка вообще не обращали на Кэти Спэрроу никакого внимания.

Внезапно распахнулась дверь, и голос Брюса Блэквуда прорычал:

— Готовься к смерти, Спэрроу! Сейчас я тебя четвертую!

Кэти села и подтянула одеяло к груди и заканючила:

— Босс, прости меня, прости, пожалуйста! Я сама не знаю, как это вышло. Может, мартини в голову ударил?

Брюс вошел в комнату и бесцеремонно уселся на край постели. Взъерошил светлые волосы, расстегнул пуговицы на рубашке... И сказал совершенно спокойным голосом:

— Устал я сегодня, Котенок. Даже приставать к тебе нет сил. А насчет вечера — не бери в голову. Я же не идиот. Ты кинулась защищать меня, мой маленький храбрый Котенок. Верный Котенок. Героический камышовый кот!

— Брюс, я...

— Язык у тебя, конечно, немыслимо длинный, мозги за ним просто не поспевают, но Пру и сама виновата — нечего было звать тебя «милочкой» и селить со слугами. Все, Кэт, забыли. С завтрашнего дня ты немножко работаешь, больше отдыхаешь, а я обхаживаю Пру. Утром зайди за инструкциями, я тебе продиктую список тех, кому надо позвонить. Да, и проверь почту! Я жду ответа от нескольких своих партнеров из Азии.

— Значит... я не уволена?

Брюс задумчиво посмотрел на нее. В темноте его глаза казались прозрачными, словно озера.

— Знаешь, а ведь это был бы выход... Пру бы сразу подобрела — а ты бы с чистой совестью мне отдалась!

— Уходи!

— Ушел. Но над этим вопросом я еще поразмыслю. Чао, беллиссима. Буона нотте, кара миа!

Кэти лежала и смотрела в окно, на зеленоватую звезду, прицепившуюся к верхушке кипариса. Кэти улыбалась, а ее губы беззвучно шептали:

«Спокойной ночи, Брюс. Спокойной ночи, любимый...»

Ей показалось, что она едва успела сомкнуть глаза — а неугомонная Джемма уже трясла ее за плечо.

— Кэти, вставай! Скорее, а то пропустим восход!

Кэти торопливо вскочила, пометалась по комнате, натыкаясь по очереди на кровать, стул и Джемму, потом с легким ужасом уставилась на свежую и бодрую итальянку.

— У меня нет купальника...

— Подумаешь! У меня тоже нет. Скорее бери полотенце и пошли.

Девушки выбрались из дома и быстро зашагали по тропинке, которая в абсолютно сказочном стиле вилась между олив. Постепенно уклон становился все сильнее, и последние несколько десятков метров девушки преодолели едва ли не бегом.

Пляжа, собственно, здесь не было — просто небольшая бухточка с каменистым и неприветливым на вид берегом. Однако вода и впрямь была спокойная и гладкая, как зеркало, а самое главное — впереди, над морем, разгорался потрясающий восход солнца. Кэти села на камень и прошептала:

— Господи, как же хорошо...

Джемма тем временем скинула легкий сарафан и смело пошла в воду. В голубоватом утреннем свете смуглое тело отливало перламутром, и Кэти, никогда не страдавшая нездоровым вожделением к женскому телу, подумала, что Джемма похожа на нимфу этого острова — дикую, смелую и вольную.

Она тоже разделась, пугливо глянула по сторонам — ни звука и ни души. Кэти вступила в теплую аметистовую воду и медленно пошла навстречу поднимающемуся солнцу.

Они вдоволь наплескались и наплавались, но потом Джемма виновато улыбнулась.

— Мне пора идти. Завтраки здесь ранние, синьора будет сердиться. Если хочешь, смело оставайся, чужих здесь нет.

— Да нет, я тоже пойду. Поброжу по саду...

— Лучше пойдем со мной завтракать. Мама Марионелла готовит блинчики с мясом по-сицилийски — можно душу продать! И кофе у нас настоящий, не то что у господ.