Первые Романовы

Власть, которой они подчинялись, была представлена военной главой, атаманом (гетман на польской Украйне), уполномоченным казацкого круга и исполнителем его решений. Круг собирался в Черкасске, и все его товарищи имели принципиальное право присутствовать на нем; однако на практике обитатели более отдаленных городов оповещались лишь при обсуждении особо важных дел. Кроме этого собрания функционировал еще совет стариков (старшина), уважаемый всеми хранитель и истолкователь обычаев и преданий, заменявший собою отсутствующее законодательство. Он состоял из высших офицеров, наместников местечек, судей, секретарей и вообще старых казаков, среди которых набирался впрочем генеральный штаб «армии».

До конца шестнадцатого века эта обширная организация сохранила за собой почти полную независимость. Только в 1570 году, отправляя посланника в Крым, Иоанн Грозный вздумал снабдить его письмом к казакам, приглашая их «служить царю». Это было началом довольно странных отношений и, приняв на себя обязанность наблюдать за татарами при переходе их через Дон, казаки получили взамен этого из Москвы некоторое количество военной амуниции, порох и селитру. Но, не переставая сражаться по собственной воле в Крыму или в Турции и компрометируя таким образом своих новых покровителей, они принуждали их постоянно отрекаться от них.

Борис Годунов, думая подчинить окраины империи более действительной власти, вызвал этим недовольство, выразившееся в участии казаков в начинаниях Лжедмитрия и его польских союзников и в ожесточенном революционном взрыве. На следующий день после этого кризиса, когда снова возобновились старые отношения, повторились и старые затруднения: пограничная стража, таким образом составившаяся, правду говоря, мало стоила, но доставляла массу хлопот, и все увеличивая к ней свое внимание и щедрость, правительство московское по примеру польского, не колебалось выбрасывать при случае этих беспокойных людей за борт, сообщая в своих письмах крымскому хану, что он может их истреблять, нисколько не оскорбляя этим Кремля.

Фактическая зависимость, в которой очутились вольные сыны степей, при таком непринужденном обращении, все более окутываемые сетью московской политики, обнаружилась ясно в эвакуации Азова, о которой мы говорили выше; но ее неустойчивость дала себя почувствовать после ряда тягостных войн, в которых Алексей ставил на карту судьбу своей страны. В то же время, когда вместе с увеличивающимся экономическим кризисом усиливался на Дону и наплыв искателей приключений, боязнь посадить себе на шею очень много врагов заставляла московское правительство подтягивать несколько авантюристов. Пришлось таким образом открыть свободный проход на север и закрыть его на юг. Необходимость кормить большее количество ртов в казацких городках и станицах с меньшими ресурсами ввиду запрета грабежа на татарской или турецкой территории, отчаяние голытьбы, усиленной новым притоком иммигрантов – таково было положение вещей, созданное в этих местах отражением польско-московского соперничества.

Казацкая аристократия, начиная уже добывать себе средства для существования земледелием или торговлей и склоняясь к более мирному настроению и к более оседлой жизни, покорилась этому режиму и, найдя почти единственную выгоду от договора с Москвою, оставалась ей верной. Демократический элемент, напротив, возбужденный отчаянием, ожидал только сигнала и вожака, чтобы восстать не только против московского протектората, но и против самого автономного правительства круга и совета старшин. А ожидаемый предводитель мог только явиться в среде таких же босяков, как и вербуемые им под свое знамя. В противоположность тому, что было в польской Украйне, в этих местах не было почти дворян, еще меньше вельмож, которые разделяли бы с ними почести и опасности свободного сотоварищества. Спасаясь от ссылки или немилости, московские бояре предпочитали искать себе убежища при дворе польских королей. На Днепре приверженцы Хмельницкого любили приписывать гетману знатное происхождение; на Дону Стенька Разин должен был сойти за того, кем он был на самом деле: за простого крестьянина.

III. Стенька Разин

Вокруг этой фигуры, несомненно выдающейся, обаятельной и украшенной ореолом, создалась красивая и яркая легенда, ставшая любимым сюжетом для поэтов и романистов. Еще в наше время она затемняет в глазах большинства настоящий характер драмы, в которой этой герой рисковал своею жизнью, постоянно отличаясь безусловно большой храбростью. В сущности, эпопея его жизни была не чем иным, как обычной историей из жизни разбойников.

Начиная с 1659 года, когда был заперт доступ к морю казакам с Азова, некоторые из них искали выхода через Астрахань. Отсутствие прямого сообщения водою между Волгою и Доном не представляло неодолимого препятствия для легких челноков этих пиратов. Казаки просто перетаскивали их с одной реки до другой. Но, желая остаться в хороших отношениях с шахом, как и с султаном и с ханом, Москва стала сторожить вход и в Каспийское море. Бродяги тогда поднялись по Волге, набрали себе сторонников в низших слоях побережного населения, вознаградили себя; разграбив купеческие суда, им пришлось выдержать правильную осаду в маленьком форте, выстроенном на притоке реки Иловле, и носившей название «Новой Риги».

Восемь лет спустя предприятие, с которым связал свое имя Стенька Разин, явилось лишь более полным повторением этого довольно вульгарного набега.

В 1666 году шайка в 500 человек под командою атамана Васьки Уса, опустошила области Воронежа и Тулы, подымая крестьян и слуг, избивая помещиков. Донской старшина на жалобу из Москвы ответил, что он произвел суд скорый и справедливый над виновными. Все еще продолжавши свои подвиги, Ус, однако, стушевался перед вождем гораздо большего размаха.

Среднего роста, хорошо сложенный, сильный и смелый, жестокий и хитрый, Степан Тимофеевич Разин, прозванный Стенькой, уже давно пользовался определенною репутацией среди своих сотоварищей. Ему, вероятно, было в это время около сорока лет. Посланный в 1661 году к калмыкам с поручением побудить их соединиться с казаками против татар, он с успехом выполнил эту миссию. Осенью того же года он явился в Москве и отправился на поклонение в Соловецкий монастырь.

Эти благочестивые занятия были обычным делом среди казаков, вопреки их образу жизни и их разгульным нравам. В Чернееве (теперешней Тамбовской губернии, Шатского уезда), эти неверующие люди построили даже монастырь и поддерживали его, причем некоторые из них принимали там схиму, когда лета, болезнь или какая-либо рана делали их неспособными к боевой жизни.

По сведениям иностранных хронистов, служивших несколько позднее в войске князя Юрия Долгорукого, один брат Степана Тимофеевича был повешен за дезертирство, явившееся результатом отказа в отставке. И тогда Степан и другой его брат, Фрол, поклялись отомстить за это боярам и воеводам. Однако ни находящиеся в нашем распоряжении документы, ни самая местная легенда не подтверждают этого указания. Достаточно подготовленное указанными выше обстоятельствами, предприятие Стеньки, вероятно, имело настоящею своею причиною лишь его темперамент, его способность воспользоваться этими обстоятельствами.

Захватив команду над сбродом голодных и разбойников, соединившихся вокруг ядра, организованного Усом, Разин попытался выйти в море Доном. Отброшенный самими казаками, он поднялся по реке до того места, где ее течение ближе всего подходить к Волге, получил от жителей Воронежа запас пороху и свинца и основал между Иловлей и Тичинею другую, еще более важную Ригу. Вскоре затем, начальствуя уже над тысячью человек, он напал на караван, шедший вниз по волге с запасом хлеба для Астрахани и конвоировавший ссыльных. Суда были разграблены, провожатые их замучены и повешены. Одно из судов принадлежало патриарху Иоасафу, недавно назначенному на место Никона, и возможно, что эта частность и внушила Стеньке мысль завязать сношения с изгнанником в Ферапонтове и стать его мстителем. Таким способом атаман думал примирить свой поход с благочестивыми воспоминаниями о паломничестве в Соловки. Позднее, кажется, в участие Никона в шайке смелого атамана широко верили. Один из летописцев говорит даже, что там представлял его личность особый манекен.

При караване был конвой из стрельцов, которые не тронулись с места, и эта частность сильно поразила народное воображение. Атамана стали считать колдуном. Одним словом своим он останавливал суда, одним взглядом он обращал в камень солдат, назначенных для их защиты; его тело было заговорено от пуль.

Ослепленный таким легким успехом, Стенька расположился лагерем некоторое время в окрестностях Камышина, на высотах, еще до сих пор носящих его имя; потом, спустившись по Волге, он прошел под Царицыным, и легенда рассказывает, будто бы пушки этого города не могли стрелять, и воевода должен был выполнять покорно приказания атамана. Между тем город не был взят, но, пройдя дальше с отрядом уже в 1500 человек на 35 челноках, Разин перешел, обыкновенно хорошо оберегаемый, Черный Яр и достиг моря.