Первый генералиссимус России

Неудача первого похода никак не отразилась на облике Василия Васильевича. Опять на нем был камзол такой стоимости, что только на него можно было снарядить целый полк. А еще он «поигрывал» тростью — модное увлечение, пришедшее из Франции и Польши — искусная резьба которой была густо усыпана алмазами. На нее можно было снарядить эскадрон драгун.

«Поручают тебе, Алексей Семенович командование ертаулом, — вызвав к себе в ставку и едва поинтересовавшись здоровьем сына, сразу же приступил князь к делу. — Можешь набирать себе кого угодно в передовой отряд». — «Курских служилых людей и казачков можно?» — «Я же сказал: кого угодно». — «Спасибо. Что ж, послужим Руси-матушке».

Вот так он, бывший курский воевода, вновь стал во главе курских ратников. Правда, не всех, только части. Но зато какой части!..

«Что, ребятушки, послужим государям и Отечеству? — объезжая сотни конных стрельцов, казаков и детей боярских и видя среди них прежних своих знакомцев Фрола Акимова, Федора Щеглова и Никиту Анненкова, спрашивал он. «Послужим, батюшка-воевода, — дружно отвечали сотни. — Еще как послужим! — «А не боязно быть впереди всех?» — «А мы и так всегда впереди многих, — не мешкали со словом самые бойкие. — Так чего нам пугаться. К тому же: волков бояться — в лес не ходить. А мы не только в лес, но и в Дикое Поле хаживаем». — «Вы — молодцы! — похвалил курчан. — Только что-то средь вас я одного дьячка не вижу… Неужель Пахомий изменил своей привычке быть с воями в походе? Что-то на него не похоже». — «Да помре дьячок-то. В прошлом годе еще помре. Потому и нема его с нами». — «Жаль, презабавный был старичок и рассказчик предивный». — «И нам жаль. Только смерть не спрашивается, когда и к кому придти. Пришла и забрала». — «А где же его рукописи? Он еще, помнится, все о граде Курске писал…» — «А Бог его знает… — замялись служивые. — Может, настоятелю отдал, а может, где-либо еще пылятся».

Было понятно, что служивых это, по большому счету, не интересовало. Другие заботы волновали их.

И только Никита Анненков обмолвился, что если Бог его убережет в сражениях с басурманами, то по возвращении в Курск он займется поисками рукописей.

Улучив момент, с челобитной по поводу сына обратился Фрол Акимов. А когда узнал, что сын его ныне состоит при самом государе Петре Алексеевиче в потешных солдатах, обрадовался. «Это же надо такой высоты достичь?! — вырвалось у него, простодушного. — Не хуже самого Медведева либо Кариона Истомина».

Хотелось заметить старой поговоркой, что близ царя, как близ огня — можно не только крылышки опалить, но и полностью сгореть. Только зачем радость грустными байками омрачать. Пусть радуется служивый. Крепче воевать будет. Но Фрола беспокоил еще один вопрос, который он задать стеснялся. Поняв, о чем этот вопрос, помог ему: «Если ты хочешь узнать о судьбе стрельчихи Параски, то жива-здорова. В мамках у сына Сергея».

Зашла речь и о курском купчишке Ивашке Истоме — любителе совать свой нос в чужие дела.

«Этот убит разбойниками», — пояснил Фрол. «Как так?» — «Да припоздал в дороге с мошной после крупной сделки и наткнулся на лихих людей. Те, видимо, следили… Вот и не стало Истомы. Похоронили в Курске честь честью, но особо не горевали — многим успел насолить».

Отряд численностью в пять сотен стал острием всего авангарда, состоящего из полков Новгородского разряда, который Голицын поручил опять же ему, Шеину. И 13 мая, в первой половине дня, когда раскаленное добела солнце как раз подбиралось к зениту и в зыбком мареве уже виднелись крепостные сооружения Перекопа, дозорные посланные в степь, донесли, что впереди целая «тьма-тьмущая» татар.

Основные силы, ведомые князем Голицыным и гетманом Мазепой, были где-то позади. И когда они подойдут, неизвестно. Но не отступать же.

«Спешиться! — подал он команду. — Сомкнуть ряды! Пушкари, вперед. Приготовиться к бою!»

И пока со стороны Перекопа накатывала бесчисленная орда, ертаульный отряд курян и весь авангард успел выстроиться в большущее каре. В середине каре коноводы свели и держали лошадей, а пушкари с пушками и стрельцы с зависными пищалями, поджегши фитили, заняли позиции в челе каре. Но не в первой линии, а несколько позади стрельцов с мушкетами, чтобы раньше срока не оказать себя врагу.

И когда черный вал атакующих крымцев, которых возглавлял сын хана Нуреддин-Калга, визжа и крича «Аллах акбар!» стал в досягаемости ружейной пальбы, первых две шеренги стрельцов, одна — с колена, вторая — стоя, выпалили. В рядах атакующих, видно решивших в сабельном ударе смести с лица земли русский авангард, произошло замешательство. Они не ожидали такой стойкости русских. Но еще они не справились с замешательством от первого огня стрельцов, как две первые шеренги, разрядившие ружья, по команде резко упали ничком на дышащую жаром степь, освобождая пространство для стрельбы пушкарям. Дружно рявкнули пушки и пищали, посылая в гущу врага тысячи насмерть жалящих свинцовых пчелок. Секунда — и вражеская атака захлебнулась, наскочив на груды своих же конских и человеческих тел.

«Первая и вторая шеренги, заряжай! — Третья и четвертая выйти вперед и пали! — вслед за ним надрывали криком горло сотские и десятские начальники. — Пятая и шестая приготовиться».

Пока третья и четвертая шеренга целились и стреляли, а потом уступали место пятой и шестой, первая и вторая спешно заряжали мушкеты. Этим же занимались пушкари, в полусогнутом состоянии возясь у своих пушек.

Получив хороший удар по зубам, враг откатился в поле и стал там, недосягаемый для ружейного огня, перестраиваться для новой атаки, целя теперь во флаги каре. Пришлось снимать пушки с занятых ими позиций и быстро перемещать на фланги. Туда же были направлены и стрельцы с пищалями и ручницами.

И снова вражеская атака была отбита с большим уроном для врага. Гранаты, выпущенные из ручниц, компенсировали недостачу пушечной картечи. А уж страху нагоняли еще больше. Не меньшую, если не большую, панику вызывали и бомбы, метаемые с рук крепкими служивыми, которых, на иноземный манер, называли гренадерами.

Как ни пытался Нуреддин-Калга дотянуться саблями до первых рядов спешившихся стрельцов, казаков и жильцов, ему это не удалось. А тут подоспели и передовые части Большого полка Василия Голицына.

Русская артиллерия, находившаяся в боевых порядках полков, заговорила во весь голос. И теперь она не подпускала конные лавы даже на ружейный выстрел, выкашивая невидимой косой, целые полчища, прореживая густоту конницы до ощутимых просветов. Такого друзья и вассалы Порты и ее султана Сулеймана Второго точно не ожидали.

Понеся ощутимые потери, крымцы отошли к Перекопу, где к ним пришли дополнительные толпы всадников, удваивая и без того многочисленную татарскую армию. Теперь в их рядах были остатки Белгородской орды, Ногайцы из Малых Ногаев, черкесы, валахи и турецкий экспедиционный корпус. Силы немалые.

С 15 по 17 мая уже сам хан Салим-Гирей водил в бой свои бесчисленные орды. Сражения длились от утренних проблесков света и да позднего вечера. Уже звезды начинали густо покрывать черное южное небо, а стычки не прекращались. И только на короткую ночь, когда мгла становилась такой густой и вязкой, что на расстоянии вытянутой руки не видно ни зги, выматывающие душу атаки замирали. Тут уставшие воины, обожженные солнцем, мучимые жаждой, могли немного передохнуть, чтобы наутро, с первыми солнечными лучами опять начать убивать друг друга.