Песчинка на ветру

— Ты живой, — тихо говорит она, становясь на носочки, чтобы дотянуться своими губами до моих губ. И эти два простых слова вмещают в себя две тысячи не нужных фраз. – Значит, я не зря прожила этот год.

— Глупая, — шепчу я между поцелуями. – У тебя двое, даже трое, считая Настёну, детей и Артём. Живи, если не ради себя, то ради них, а не меня.

Её глаза сияют изумрудами. Что я говорю? Какими изумрудами? Камни, стоящие миллионы — ничто по сравнению со светом её глаз. И они горят всё ярче, грозясь сжечь даже сверхновую, когда я подхватываю её на руки и несу в спальню. Там тоже распахнуты окна, громко шумит прибой, и я кладу самую прекрасную в мире женщину на прохладные шелковые простыни. Дальше? У нас есть всего одна ночь, которая принадлежит лишь нам двоим, чтобы я стал делиться с кем-то её подробностями.

Просыпаюсь поздно, когда солнце уже достаточно высоко. В комнате жарко, но я не спешу включать кондиционер, боясь простудить Эми. Она не привыкла к таким перепадам температур. Сразу завернётся в смятые за ночь простыни. Мне же хочется ещё немного понаблюдать за её обнажённым телом, устало раскинувшимся в моих объятиях. Хочу запомнить. Именно такую. Зацелованную, заласканную мной, как минимум ещё на год. Не удерживаюсь и прохожусь губами по позвоночнику, прихватывая зубами тонкую кожу. Девушка потягивается, мурлыкает насытившейся кошкой, трётся о меня попой и окончательно просыпается. Садится на кровати, а я утягиваю простынь дальше, не давая возможности ей прикрыться. Эми оставляет бесполезные попытки и смотрит на меня:

— Сколько время?

— Одиннадцать дня, моя хорошая. Когда Артём с компанией подтянется?

— После шести по местному времени. Компания не очень большая. Леон и Вероника. Ну и Амина в роли няньки.

— Это хорошо. Нянька ну очень нам необходима, — соглашаюсь я. – Видишь дверь, она смежная с другой спальней. Останется надеяться, что Леон не будет ломиться с утра в вашу с Артёмом кровать.

— Не будет, — уверенно отвечает Эми. – Твой сын перешёл в третий класс. И предпочитает с утра как можно дольше не вылезать из постели.

— Твоя привычка, — говорю я.

— Как сказать, — не соглашается Эми. – Уже одиннадцать и ты тоже в кровати.

Вместо спора я роняю её на кровать, развожу руками бёдра и подтягиваю поближе к себе. Кажется, у Эми больше нет возражений. Правда, чуть позже она собирается в душ, но я вновь её останавливаю:

— Пойдём завтракать. Душ никуда не денется.

— Арслан, из меня в прямом смысле течёт. И душ на полный желудок совсем не полезен!

Но я забрасываю её на плечо и несу в сторону кухни.

— Мне очень нравится, что из тебя течёт. Хочу на это смотреть. А душ подождёт, пока желудок не будет таким полным. Я знаю очень эффективные упражнения.

— Арслан!

Она всё ещё сопротивляется мне. Иногда. Когда я сам разрешаю.

Вчерашний джип привозит очередную партию постояльцев. На этот раз людей, как и вещей больше. Эми подхватывает на руки капризничающую Веронику.

— Амина с ней почти целую ночь просидела. Совсем без мамы не спалось, — говорит Артём о дочери. Но я не слышу в его голосе ни упрёка, ни сожаления. Он просто констатирует факт. Говорит то, о чём через минуту спросит Эми. Едва его руки освобождаются от дочери, он протягивает мне правую, и я с удовольствием её пожимаю. Да, его ладонь уже и слабее моей, но я бы выбрал её из миллионов, придись мне ухватиться за чью-то руку, принять помощь или опору.

Закончив рукопожатие, я первым делаю шаг вперёд, чтобы по-мужски крепко, хотя и недолго обнять стоящего рядом человека. Я не люблю подобных приветствий. Могу позволить лишь Саиду. Бывают моменты, когда того накрывает приступ непонятной ностальгии. Но к Артёму это не относится. Я не только уважаю этого человека, но и искренне люблю, как может человек любить другого человека.

— Привет, — протягиваю руку Леону. Тот пожимает вполне ощутимо для своих восьми лет. Да, сын не является моей точной копией, но сходство не заметить невозможно. Отцом Леон, естественно, считает Артёма. Для мальчика, как и для всех, кому требуются какие-то пояснения, я являюсь дальним и непутёвым родственником Эми. Она так и не научилась скрывать собственных чувств и даже дуракам понятно, что я не безразличен этой женщине. Поэтому делать из себя родственника Артёма было бы ещё глупее.

Несдержавшись, я подхватываю сына на руки, крепко прижимаю к себе. Меня разрывает от нежности к этому мальчику. Лишь в такие минуты я жалею, что прожил свою жизнь так, а не иначе. Что в конце не могу позволить самого главного: видеть каждый день, как растёт и меняется мой собственный сын. Хотя Эми и говорила, что в последнее время Леон стал слишком самостоятельным, мальчик не вырывается из моих объятий, не спешит отстраниться, прервать этот странный для него тактильный контакт. Он, конечно, уже помнит меня, но что я могу значить в его жизни? Как и в жизни Эми главный человек – Артём.

— Растёшь, парень, — произношу я, трепля рукой его тёмные и жёсткие, как у меня волосы. – Маму хоть слушаешься?

— Слушаюсь.

— А в школе как дела? Хорошо учишься? – раньше считал, что подобные вопросы задают детям, чтобы завязать с ними разговор. Ну о чём ещё можно говорить с ребёнком? Теперь, с волнением в сердце ожидая ответы, понимаю, как ошибался.

— Хорошо учусь, хотя это так нудно! – морщится сын. – И дела в школе идут нормально. Вы, наверное, не знаете, но я учусь не в школе, а в гимназии. Там сложнее. Мы с Пашком Соловьёвым случайно цветок в горшке разбили, и учительница сразу позвонила родителям.

— Мама ездила в школу? – улыбаюсь я.

— Нет, папа, — качает головой Леон. – Папа говорит, что мужские вопросы должны решать мужчины, а мама – девочка.

— Папа ругался, когда из школы приехал? – не могу остановиться я.

— Нет. Папа никогда не ругается. Он разговаривает и объясняет. Тем более, что цветок мы разбили случайно. Папа мне верит. А дядя Саид ругался, — неожиданно добавляет сын.

— На тебя? – удивляюсь я.

— Нет, на папу. Что тот перенёс какое-то важное совещание и поехал в школу.

— А что ещё говорил дядя Саид? – на всякий случай уточняю я.

— Что папе уже давно пора поставить учителей на место. За те деньги, что папа перечисляет в фонд школы можно купить целый магазин цветов.

Мысленно решаю поговорить с Саидом. Пусть прекратит лезть в воспитание Леона. У него уже два собственных сына, пусть ими и занимается. Не нужно растить из Леона второго меня или себя. Пока же присаживаюсь перед мальчиком на корточки, чтобы немного уровнять наш рост, беру его за плечи и смотрю в глаза.

— Леон, отнесись к моим словам серьёзно. Никогда и никого не слушай, кроме папы. Тем более дядю Саида. Чтобы не случилось, первым, кому ты должен всё рассказать, это папа Артём. Когда ты станешь старше тебе будет казаться, что некоторые вопросы совсем не важны и ты можешь их решить сам. Пробуй решать. Но лучше поговори с отцом. Запомнишь это, сынок?

— Запомню, — обещает Леон. – А почему вы меня назвали сыном?

— Ну, у меня же своего сына нет, — пробую объяснить я. – Тебя же я знаю с твоего рождения. А некоторое время мы с твоей мамой даже жили рядом. Правда, ты тогда был совсем маленький. Но я привык относится к тебе, как к своему сыну. Ты не хочешь, чтобы я называл тебя сыном?