Песнь дружбы

— Берите побольше, фрау Шальке, не стесняйтесь!. Но она, конечно, не ждала, что весь Хельзее не сегодня-завтра падет перед нею ниц, — настолько она не была глупа.

16

Лес зазеленел, обе яблони в разбитом Рыжим саду нависли розовыми облаками над зеленью грядок, и терновник внизу, у рва, пенился белыми цветами. Они выделялись светлыми пятнами даже ночью. У ручья раскинулся целый ковер ярко-желтых лютиков. В воздухе стоял звон птичьих голосов, ласточки с пронзительным криком носились над двором.

— Как прекрасен мир! — сказала Бабетта. — Прекрасен, как сон! Прекрасным создал его господь!

Бабетта бросила быстрый взгляд в окно. Ее жилистые, сильные руки были погружены до локтей в мыльную пену, кончики пальцев были растравлены и изъедены щелоком. Карл, стоя у кухонного стола, изо всех сил орудовал щеткой. Бабетта трудилась самозабвенно, лицо ее было красно и горело, а язык ни на одну секунду не оставался в бездействии.

Две ласточки с пронзительным криком пронеслись через кухню, влетев в дверь и вылетев в окно. Они чувствовали себя в Борне как дома. Их крылья просвистели над самым ухом Карла, и он испуганно отшатнулся.

Бабетта рассмеялась: ласточки никогда не заденут его, как бы они быстро ни летели, даже если их будет целая тысяча. Откуда у этих созданий такая мудрость? Откуда? Ах, она так счастлива, что ласточки свили гнездо как раз над ее дверью! Это приносит счастье и покой. А кроме того, ласточки оберегают от лихорадки, точно так же как голуби-турманы предохраняют от рожи. Ах, мир — сплошная загадка и чудо.

— Помоги мне вылить лохань, Карл!

А когда пробуешь заговорить об этих вещах с людьми, они смеются, а ведь это все верно. Люди смеются над всем, смеются даже тогда, когда им рассказывают о духах и привидениях. И все-таки она несколько раз в своей жизни видела духов — она может поклясться в этом. Да! Все это не так просто, нельзя же все осмеивать. Однажды — она как раз собиралась выйти- из дому — она увидела, как по темной лестнице поднимается видение, закутанная женщина. Видение двигалось очень медленно, — ах, Бабетта не умеет объяснить как следует, — оно не шло, а парило, не-касаясь земли, и проскользнуло мимо нее. Она так и приросла к месту от ужаса. Видение оставило после себя странный запах, как в доме, где лежит покойник, и в тот же вечер умерла ее сестра. Бабетта может поклясться богом на небесах, что все это так и было. А история с этим землевладельцем Фрюхауфом? Она еще его помнит — такой был грузный, угрюмый человек. Он переставил межевые знаки на своем участке, и она своими глазами видела, как он в темные ночи блуждал после смерти по полям. Его почти нельзя было разглядеть, но у него были огненные руки. «Выгляни в окно, Бабетта, это он, Фрюхауф», — говорила ей мать. Он блуждал, и руки его пылали огнем — так его покарал господь. А теперь? Теперь люди даже в бога не верят, а между тем достаточно посмотреть, как вылупляется цыпленок из яйца. Сначала нет ничего, кроме обыкновенного яйца, и вдруг из него выходит живое существо. Никакие профессора, уверяла она, не смогут этого объяснить!

Бабетта вдруг перестала болтать, перевела дух и обернулась к Карлу.

— Почему ты сегодня ничего не говоришь? — спросила она.

— Я слушаю тебя, Бабетта, — ответил Карл, — и размышляю кое о чем.

— О чем же ты размышляешь? — спросила Бабетта с упреком в голосе. Она не любила, когда Карл размышлял; она ревновала его к его мыслям. Не о чем ему раздумывать!

У Карла-кузнеца был здоровый, загорелый вид, лицо утратило страшный известковый оттенок — цвет безнадежного несчастья. Нет, теперь он уже не станет буравить головой стену, да еще гранитную, и не ляжет, чтобы умереть от голода. Прежде он был словно окаменевшим, теперь же снова оживает. У него есть друзья, он не мерзнет, не голодает, даже кое-что зарабатывает, немного, правда, но все же достаточно для того, чтобы не чувствовать себя нищим. Он здоров и силен, как лошадь. Разве этого мало! Многих из его друзей нет в живых, это были ребята здоровые, как быки, а теперь они давно уже лежат в земле и не шелохнутся. Неужели же лучше неподвижно лежать в земле, чем жить на свете, хотя бы и калекой? Он чувствует, как греет солнце, слышит пение птиц, шелест ветра и человеческие голоса. В тысячу раз лучше жить на земле, пусть даже с изъяном, чем лежать под землей! Нет, Карл вовсе не был недоволен жизнью, хотя и счастливым его тоже нельзя было назвать.

— Я часто думаю, — заговорил Карл немного погодя задумчиво и нерешительно: он все еще ощущал взгляд Бабетты, направленный на него, — я часто думаю о том, что у других есть жены. Человек работает, скажем, в каменоломне, надрывается целый день, но когда он приходит домой, жена подает ему обед. Пусть даже самый скромный, но он знает, что у него есть пристанище.

Бабетта гремела ведрами, ломала хворост и раздувала огонь. Ее голос прозвучал словно издалека, когда она ответила:

— А кто сказал, что у тебя никогда не будет жены, Карл?

— Жена? У меня? — Карл довернул черные очки в сторону котла, где, как он предполагал, находилась Бабетта.

— Да почему же нет? Ты молод и здоров. Почему бы тебе не жениться?

— Да кто же это согласится выйти за меня, Бабетта?

— О, дай срок! Что уж такого страшного с твоими глазами, Карл? У людей бывает чахотка — это гораздо хуже!

Чахотка! Да, чахотка, разумеется, гораздо хуже, с этим он вынужден согласиться.

— Ну вот видишь! Почему ты не попытаешься как-нибудь один спуститься в город? Я уже не раз говорила тебе об этом. Увидишь, все будет хорошо. Нужно только попробовать. Иди-ка сюда, помоги мне!

— Да, я завтра пойду, Бабетта!

Карл покраснел до корней волос. Она, значит, считает, что у него когда-нибудь будет жена? Его сердце преисполнилось благодарности к Бабетте. Они отжимали простыню, и его руки приблизились к ее рукам. Он испытывал потребность прикоснуться к ней, чтобы выразить ей свою благодарность, и начал гладить ее руки.

— Ты и в самом деле так думаешь, Бабетта, или только говоришь?

Разумеется, она и в самом деле так думает.

— Чудесные у тебя руки, Бабетта, — ничего не скажешь! — продолжал Карл, и в голосе его звучали удивление и восторг. — Красивые, полные руки!

Бабетта засмеялась глуповатым смехом, а ведь повода для смеха, собственно, не было никакого.

— Да, красивые, полные руки! И какие они теплые, какая шелковистая кожа!

Бабетта находила, что ее руки показать не стыдно, есть на что поглядеть. Но, вообще говоря, ей уже не двадцать лет, и она всю свою жизнь работала как вол, гнула спину с утра до ночи. Да, работала как вол, бог свидетель!

Глуповатый смех Бабетты смутил Карла и в то же время ободрил его. Он провел рукой по ее бедрам.

— Да и бедра у тебя тоже хоть куда, Бабетта! — одобрительно сказал он. Он уже несколько лет не прикасался к женским бедрам, и кровь бешено ударила ему в голову. — Славные бедра, как и полагается!

Бабетта снова рассмеялась дурацким смехом, как молодая девушка, когда ее щекочут. Она даже слегка блеяла при этом. О да, бедра у нее тоже вполне сносные. Бедра у Бабетты были полные, внушительные. Ей было за сорок, и она уже немного раздалась.

— Да и вообще, кажется, у тебя все на месте, как полагается, — продолжал Карл. В ушах у него звенело, он внезапно словно опьянел и совершенно не сознавал, как все это произошло. Бабетта визгливо рассмеялась — ну, это уж слишком! Она вырвалась, и Карл не знал теперь, где она.

— Ах ты! — завизжала она из угла, но голос у нее был вовсе не сердитый. — Какая это муха тебя сегодня укусила? Посмотрите-ка на него! Ну, завтра ты пойдешь в город один, вот увидишь, как это просто! Тебе не нужна собака-поводырь.

— Да, завтра я обязательно пойду в город, Бабетта!

И действительно, на следующий день Карл отправился в город. Он нащупывал дорогу палкой. Спуститься с горы было совершеннейшим пустяком. Потом маленький мостик, а за ним начиналось широкое шоссе. Корни лип приподняли мостовую, и эти бугры указывали ему дорогу вдоль лип. Потом начиналась булыжная мостовая — по ее сторонам стояли дома. Стучали кузнечные молоты. Он дошел ощупью до кузницы Хельбинга и постоял около нее, вдыхая запах раскаленного железа. Он очень хотел, чтобы с ним заговорили. Но кузнецы, знавшие его, побаивались его черных очков и не произнесли ни слова. Он повернул назад.

— Я дошел до кузницы Хельбинга, Бабетта! — заявил он, вернувшись. — Это было очень легко. Ты, я думаю, права: собаки мне не нужно. На это я могу не тратиться.

— Ну вот видишь! — торжествовала Бабетта. — Я ведь тебе все время говорила! Нужно было только попытаться!

— Да, теперь я буду часто ходить в город. Обратно идти было уже гораздо легче.

За обедом Бабетта похвалила его: он прошел один до кузницы Хельбинга! Друзья поздравляли его, а Рыжий совершенно серьезно пригласил его в свой сад полюбоваться цветущими яблонями. Они превратились в сплошное облако из цветов.