Песнь дружбы

— Вы все испортите, Бенно! — говорила она, печально глядя на него. — Разве не говорила я вам, что вы должны немного потерпеть? Ведь я совсем, еще не знаю вас.

Потерпеть? Потерпеть? Никто не скажет, что это звучит безнадежно!

Великолепное лето! Дни стояли солнечные, и ночи тоже были теплые. Приехали уже первые туристы, и дела Вероники шли хорошо. Но каждый день часов около пяти она вешала на дверь записочку: «Ушла купаться, вернусь к семи часам». Нет, купанья она не пропускала ни при каких обстоятельствах! Обычно она заходила за Долли, и они шли к озеру поплавать.

Веронику и Долли связывала теперь самая искренняя дружба, они стали просто неразлучны. Вероника загорела: она была черна как негритянка; загар и худоба как нельзя лучше шли к ее золотистым волосам и крашеным ногтям; а Долли, которая сгорала от бушевавшей в ее сердце страсти, становилась, несмотря на это, все более пышной. Нюслейн торжествующе поглядывал на дочь, когда она шла через рыночную площадь и светлая грива, как факел, пылала над ее головой: вот это девушка так девушка! С такими бедрами можно произвести на свет не то что семью, а целое племя!

Да, лето было чудесное; но в один теплый летний вечер, когда небо пылало так многообещающе, для Долли внезапно наступила тоскливая осень. Ее слегка знобило, и она покашливала. Ей казалось, что смерть прикоснулась к ней. В этот вечер она вернулась к ужину в расстроенных чувствах. Лицо у нее было бледное, осунувшееся, она не могла проглотить ни кусочка.

— Что с тобой, Долли? — в ужасе спросила мать. — Тебя кто-нибудь испугал?

— Нет, нет, ничего, я чувствую себя прекрасно.

— Может быть, у вас с Гансом что-нибудь случилось?

— Нет, ничего у нас с ним не случилось.

Ничего не случилось с Гансом? О, именно, именно с Гансом! Все кончено, все пропало — все, все! Люди просто изменники и лгуны! Да что же случилось, ради бога? Что? Сегодня вечером она нашла в беседке у себя на даче тоненькую серебряную цепочку с голубоватой жемчужиной. Она лежала на плетеном стуле. Вот что случилось — разве этого мало? Это была жемчужина той змеи, лицемерки, которая постоянно так нежно ее целует. «Ах, милая Долли, ах, дорогая Долли!» Лучше всего было бы вообще не видеть больше этих людей! А Генсхен! Ну, с нее достаточно, вполне достаточно! Значит, она не ошиблась в свое время, когда ей показалось, что эта змея сунула ему записочку. А с каким возмущением эта бесстыжая тварь заявила ей тогда: «Оставь своего Ганса себе!» Долли провела ночь без сна. Разразилась сильная гроза. Долли видела, как вспыхивают молнии. Пусть они поразят его, пусть сожгут эту змею в ее павильоне из стали и стекла! Ну, обождите же, обождите!

Наутро Долли, вчера еще сгоравшая в огне страсти, походила на призрак. Увидев приближающегося Ганса, она спустилась в парикмахерскую. Генсхен был занят точкой бритв, он выглядел в это утро особенно свежим и красивым — должно быть, провел ночь лучше, чем она.

Долли дрожала. Она подошла к Гансу вплотную и поднесла к его глазам серебряную цепочку с жемчужиной.

— Посмотри, что я нашла в беседке, Генсхен! Ты не знаешь, что это такое? — спросила она срывающимся голосом.

Генсхен продолжал точить бритву, затем попробовал на ладони ее острие. На цепочку он бросил лишь беглый взгляд. Но нельзя же было от него требовать, чтобы он долго смотрел на нее, раз он возился с острой бритвой. Он сделал вид, что очень занят.

— Это, должно быть, цепочка Вероники! — небрежно произнес он.

Да, цепочка Вероники. И она нашла ее вчера вечером в беседке. Она лежала там на плетеном стуле.

— В беседке? Как же цепочка могла туда попасть?

— Об этом-то я тебя и спрашиваю! — закричала Долли вне себя от ярости.

Генсхен тихонько рассмеялся.

— В таком случае ты слишком много с меня спрашиваешь, — ответил он с улыбкой и взял другую бритву.

Вот какой это был притворщик! Он даже ничуть не смутился, глазом не моргнул. Казалось, что для него в эту минуту не существует ничего более важного, чем его несчастные бритвы! Он, право же, не знает, каким образом попала туда эта цепочка, — больше он ничего не может сказать. Ведь он в конце концов не., ясновидец!

Долли смерила его презрительным взглядом.

— Стыда у тебя нет! — крикнула она. — Между нами все кончено, так и знай!

Эта сцена так ее взволновала, что она была вынуждена тотчас же снова лечь в постель. После обеда она увидела, что Вероника с купальными принадлежностями в руках переходит рыночную площадь. Она последовала за ней. Ну, теперь эта змея получит по заслугам! Долли трепетала от ярости и жажды мести.

Ах, что за ужасная сцена произошла в купальне, на глазах у всех! Бесстыдство Вероники моментально взбесило Долли.

— Ах, моя цепочка! У тебя на даче, говоришь ты? Действительно, как это она могла туда попасть?

Тут Долли не выдержала, и приятельницы вцепились друг другу в волосы. Барышни и дамы смеялись и кричали, а бессовестная аптекарша Кюммель, становившаяся с каждым днем все тучнее, эта Кармен, стала аплодировать. Это был невероятный, неслыханный позор! Долли забилась в самый темный уголок своей комнаты.

13

Несколько дней Долли не решалась выйти из дому. В газете даже появился остроумный фельетон: «Сражение в дамской купальне». Долли слонялась по дому как привидение и кашляла. Да, она действительно кашляла, настолько плохо она себя чувствовала! За столом она все еще почти не прикасалась к еде. Наконец Нюслейн надел пенсне и начал осторожно пощипывать свои длинные седые усы. Долли поспешно потянулась к блюду и положила себе на тарелку немного бобов.

С тех пор ей стало немного лучше. Она по крайней мере начала снова выходить из дому. Но в купальне она все еще не решалась появляться. Такой позор, такой неслыханный позор! «Сражение в дамской купальне»! К тому же она не хотела встречаться с этой женщиной. Бедный Бенно, какой он все-таки простачок! Ей оставалось только пожалеть его.

Однажды утром она случайно встретила Ганса, который шел куда-то со своими инструментами. Она побледнела.

Но он поздоровался с ней как ни в чем не бывало.

— Ну, послушай, Долли! — сказал он с миролюбивой улыбкой. — Может быть, уже можно поговорить с тобой спокойно? А? Ты была тогда совсем бешеная.

Что же касается этой злополучной цепочки, то он действительно не знает, какими путями она попала в беседку. Право же, не знает, хоть убей! Может быть, она зацепилась за платье Долли и таким образом попала туда? Может быть, каким-нибудь другим загадочным путем — как знать? Долли ничего не ответила, только скривила рот в уничтожающе-насмешливой улыбке.

А тут еще эта ворона, продолжал Генсхен, она ему очень не нравится. Эта ворона постоянно сидит на флагштоке перед дачей Нюслейнов, и ведь Долли сама ему рассказывала, что не раз уже видела эту ворону на подоконнике.

Долли остановилась в изумлении.

— Ворона? При чем тут, собственно, ворона?

Генсхен тоже остановился и открыл дверь какого-то дома. Ему нужно было идти работать.

— Ну да, ворона! — сказал он.

Неужели же она не знает, что вороны любят воровать блестящие предметы? Может быть, она нашла цепочку на улице и притащила ее в беседку.