Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010

Это наша Мария Васильевна Бузни! Дочка Василия Ильича! Она есть в моей фамильной схеме, у них с Николаем Черкезом были сыновья: Александр, Георгий, Константин, Михаил, Гавриил.

И радостно стало на душе от этой находки.

Вся операция по установлению этих сведений заняла десяток минут: приехали, зашли в церковь, спросили батюшку, вышли на улицу, осмотрели могильные доски, послушали воспоминания батюшки. Вот она, прелесть провинциальных городков и могущество личных связей — Анатолий был знаком с батюшкой. И погода вдруг наладилась — выглянуло солнце, и подул свежий ветерок.

Еще на могильной плите Марии Черкез было сказано, что она помещица села Бужировка. Так и сейчас называется район г. Сороки на горе. Теперь в Бужировке живут цыгане, и горка прозывается Цыганской.

Проезжали на обратном пути мимо аляпистых цыганских особняков с алюминиевыми крышами, похожими на крыши китайских пагод, и Анатолий кивнул улыбающемуся бородатому цыгану, сидевшему на лавочке — это был цыганский барон Артур. Толя сказал, что совсем недавно этот Артур похоронил своего отца-барона в могиле-комнате площадью метров 20, потеснив старинные русские могилы. Цыганского старика якобы снабдили компьютером, телевизором, радиотелефоном, парой выходных костюмов, запасом алкоголя и сигарет, шикарной пепельницей, зубочисткой и прочими необходимыми в загробной жизни предметами. Краном «Като» опустили железобетонные панели на могилу и приварили. Получилось, как у фараонов.

21 июля 2002 г.

Ездили по монастырям. Кругом женские монастыри. Сначала в монастырь Руды. В лощинке между холмов — красивый замок, как выразился Анатолий. Монашенки — сплошь молодые девчонки. Чисто, дорожки посыпаны толченым камнем и песком, буйство цветов, всё ухожено. Дорога к монастырю может раскиснуть от дождей, и тогда связи с внешним миром нет. И воздух — чистый, ароматный, густой. В советские времена в монастыре был детский легочный санаторий. На подъезде к монастырю встретили группу солдат-спецназовцев. То ли учения у них шли, то ли искали кого, то ли шли оказывать шефскую помощь в женский монастырь.

Монастырь Успения Пресвятой Богородицы в селе Каларашовка, рядом с городком Атаки. И там у Анатолия знакомые — он привозит в монастырь песок из своего карьера.

После службы говорили с игуменьей-старицей, женщиной лет пятидесяти с хорошим загорелым лицом и ясными глазами. Лицо у нее было с мелким светлым пушком. Толик представил меня, рассказал о моих поисках. Игуменья попросила принести ей книгу на румынском языке «Монастыри Бессарабии» и открыла статью о своем монастыре. Нашла текст о строительстве первой деревянной церкви Черкезами, нашими свойственниками, бравшими женщин из рода Бузни в жены. Подарила мне книгу.

Подошла девочка-монахиня лет 17-ти, попрощалась. Ее отец брал на неделю домой. Девочка живет в монастыре лет с 12-ти. Иногда ее отпускают на побывку в родное село.

Игуменья училась в московской семинарии, сказала, что сейчас сильно давление румынской церкви, которая ведет службу на румынском языке.

Нас пригласили на обед в трапезную. Сорок совсем юных сестер. Пожилых не более пяти. Мелькнула догадка, что родители отпускают девочек в монастырь, чтобы пережить сложный возраст, дать нравственную закалку на всю жизнь, а там — как получится: может и вернутся в мир…

Монастырский обед: щи, картофельное пюре, соленый творог, компот. Во время трапезы девочки по очереди читали вслух нравоучительные истории (так я понял) по толстой потрепанной книге.

Поговорили «за хозяйство» — отопление, кочегарка, солярка. Монастырь расположен под горой. Огромный прямоугольный пруд с лодками на берегу стоит без воды — его чистят. Он питался водой с гор, был проточным. На время ремонта воду отвели в сторону. В пруду разводили рыбу, которая шла к монастырскому столу.

Рядом с монастырем в гору тянутся железные плети труб диаметром в полметра. Толик сказал, что это остатки оросительной системы, которая питала самый большой в Молдавии яблоневый сад, мы проезжали мимо его остатков. Раньше там был плакат: «Сады Молдавии цветут для всех жителей Советского Союза». Я сказал, что в этом утверждении не было преувеличения. Толик подумал и согласился.

Сейчас таможенные сборы и поборы на Украине такие, что вывезти из республики фрукты в Россию почти невозможно. Нынешнюю Молдову можно сравнить с Молдовой до 1812 года, до ее присоединения к России в результате Бухарестского мира. Замкнутость, изоляция, в селах практически натуральное хозяйство. По телевизору объявили, что Совет Европы представил свой проект создания федеративной республики Молдовы, т. е. включая Приднестровье. Анатолий сказал об этом без энтузиазма.

…Пять сел цепочкой тянулись по крутому берегу Днестра, и я с мучительной нежностью воображал себе молодых прадедов и прабабушек, живших среди фруктовых садов, открывавших массивные двери церкви, слышал скрип колодезного журавля в их усадьбе, видел горбатый мостик, по которому стучат колеса повозок, здоровался на длинной улице с селянами, чьи предки знали моих предков, спускался по каменным ступеням в прохладную темноту гигантских подвалов-пещер, куда подводами свозили на зиму фрукты и выдерживалось в пузатых бочках доброе красное вино, а во время последней войны там прятались зенитки, а теперь пещеры стояли заброшенные, как и бассейны, размером с футбольное поле, в которых при советской власти нагревалась вода из Днестра, необходимая для полива километровых яблоневых садов колхоза-миллионера, что владел во времена Советского Союза родовыми землями семейства Бузни.

Одно из поместий — в деревне Ярово — гигантским зеленым лугом сбегало к Днестру, где у берега смотрелись в воду пирамидальные тополя и старые сосны — остатки аллеи. Именно здесь, как утверждает молва, Остап Бендер пытался перейти по льду румынскую границу и, получив по кумполу золотым блюдом и услышав лязг затвора, грустно произнес: «Графа Монте-Кристо из меня не вышло, придется переквалифицироваться в управдомы». Я сфотографировал эту старую румынскую пограничную заставу — двухэтажное каменное здание, где при советской власти был санаторий для нервнобольных, а теперь живет лишь сторож с хромой собакой.

Все получается складно: поместья найдены, исхожен взятый под охрану государства парк с тенистыми каменными дорожками, дубами, кленами, грабами, буком, редкими деревьями гингко, разрушенной эстрадой, старым каменным колодцем с глубокой ледяной водой. Сфотографирована школа с каминами и резными потолками — бывший господский дом в Ярове, обхожены старинные каменные амбары и конюшни из желтого известняка — на их фоне можно было снимать фильмы из старинной жизни… И ломило зубы от ледяной воды из колодца предков — он был в пещере, куда мог заехать и развернуться грузовик, и вода оказалась на удивление вкусной.

И я уже знал из документов кишиневского архива, что мой прадед Николай Иванович в 1859 году после смерти родителей продал свою часть имений родному брату, отставному капитану, и перебрался в более обрусевшую Подолию, что лежала на другом берегу Днестра — в город Каменец-Подольский. И в исповедальных книгах нашлось подтверждение тому: сорокалетний прадед и его жена Альфонсина Викентьевна, католического вероисповедания, двадцати пяти лет от роду, с 1859 года в записях уже не встречаются. Это та самая польская красавица, чья дагеротипия в возрасте «совсем юной девушки» упоминается в дневниках моего деда.