Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010
Шрифт:
В книге «Октябрьская фронтовая» (Лениздат, 1970) есть упоминание об отце. Как его бригада спасала горящий состав. Никогда ничего подобного от отца не слышал. И сестры, как оказалось, тоже. И вообще, выяснилось, что книга после смерти отца хранилась у старшей сестры Веры, но в нее не заглядывали. А отец молчал. Почему?
В коридоре Шлиссельбург — Поляны погибло 110 и ранено 175 железнодорожников. Немцы 1200 раз разрушали дорогу. По узкому коридору под обстрелами и бомбежками в осажденный Ленинград проследовало более 6 тыс. поездов.
Уже через две недели после прибытия в Ленинград первого поезда с Большой земли Военный совет Ленфронта
Помимо увеличения хлебного пайка, в рацион ленинградцев включались продукты, присланные из разных регионов страны.
Сваи моста были вбиты в невское дно, после войны их ликвидировали взрывом, но что-то осталось, и совсем недавно они обнажились у правого берега Невы — явили себя как напоминание о тех временах.
5 июня 2004 г.
Сегодня на книжной ярмарке «Невский книжный форум» мне вручили литературную премию им. Н. Гоголя за книгу «Роман с героиней» (в номинации «За лучший семейный роман»).
Купил книгу «Нобелевская премия по литературе» (лауреаты 1901–2001). Нобелевские лекции всех лауреатов за сто лет существования премии.
Льву Толстому в 1902 году Нобелевку не дали — ибо, «некоторые взгляды русского писателя оказались для членов Нобелевского комитета неприемлемыми». И нобелеантом стал 85-летний немецкий историк Теодор Моммзен, автор «Истории Рима». Читал я этот нудный труд.
По одной версии «неприемлемые взгляды» Толстого до сих пор держатся в тайне. По другой — никаких особенно взглядов не было, просто Толстой отказался от премии, учрежденной изобретателем динамита и с простотой русского аристократа послал оргкомитет подальше: «Граф Толстой в ваших премиях не нуждается».
В «Неве» вышли «Записки ретроразведчика»! Купил пачку журналов и дарю. Почти семь лет ушло, чтобы собрать материалы и написать эту повесть. Думаю превратить ее в роман.
22 июля 2004 г. Зеленогорск.
Почти месяц просидел над рукописным архивом 48-й паровозной колонны особого резерва НКПС. Мария Ивановна дала мне две толстые папки с воспоминаниями колонистов, написанными уже после войны по просьбе председателя Совета ветеранов Жоры Полундры (политрука и начальника поезда Георгия Иосифовича Федорова). Во время войны никакие записи вести на железной дороге не разрешалось.
Мне их набрали, распечатали, и я принялся их слегка редактировать — исправлять опечатки, уточнять названия станций, городков…
Ужас и восторг охватывали душу, когда читал простые рассказы людей, прошедших блокаду и войну. Машинистов, кондукторов, путейцев, связистов, кочегаров — они были на военном положении, но считалось, что в боевых действиях участия не принимали. Их признали участниками боевых действий только в 1992 году, когда моего отца и многих других уже не было в живых. По их поездам били прямой наводкой, бомбили с воздуха, им нечем было ответить, у них в руках не было оружия, и потому «в военных действиях участия не принимал». Немцы, обстреливавшие синявинский коридор, считали, что поезда ведут смертники, выпущенные
из тюрем.Поехал к Даниилу Гранину в Комарово.
Сидели на большом крыльце его дачи, где стоят круглый столик, три кресла и диван. Рассказал о замысле повести, о том, как открылся мне материал.
Гранин помолчал, проникаясь доставшейся мне находкой. Выяснилось, что о «коридоре смерти» он слышит впервые. Он воевал на Ленинградском фронте, но в начале блокады, а потом отправился учиться в танковое училище.
«Да, — сказал, чуть улыбнувшись, — это интересно». Я спросил Гранина, что он думает об икре, красной рыбе, муке, горохе, какаовелле, топленом сале-лярде и блинах из гречишной муки, которые встречаются в воспоминаниях железнодорожников, когда речь идет о конце 1943 года, о карточках, которые так щедро отоваривали после того, как 48-ю колонну поставили на вторую категорию Ленфронта.
Гранин сказал, что вопрос икры, который меня волнует, может иметь следующее объяснение. К берегу Ладоги со стороны Большой земли прибывало множество поездов с подарками для Ленинграда, с продуктами, которые не успевали перевозить на другой берег. И у железнодорожников, дескать, была возможность этим слегка попользоваться. Но это всего лишь версия, подчеркнул Гранин.
— Но ведь это давали по карточкам в вагоне-лавке при депо Московская-Сортировочная в декабре 1943 года. Так написано в воспоминаниях одной кочегарши…
Гранин не удивился и не опроверг такой факт. Сказал, что я должен собрать все возможные свидетельства о той войне, о блокаде, о железнодорожниках в «коридоре смерти».
— Будет ли это интересно современному читателю? — задумал я. — Как его привлечь?
— Меньше всего об этом думайте, — сказал Гранин. — Тем более о современном читателе.
Отдал Гранину «Неву» № 6 за этот год с моей повестью «Записки ретроразведчика».
Потом заглянул на писательские дачи, поболтал с ребятами — Колей Крыщуком и Женей Каминским. Они тоже хотят купить что-нибудь в Феодосии.
Мы с Ольгой завтра едем туда на три недели.
23 августа 2004 г.
Уже неделю, как вернулись из Феодосии, жили в своем «поместье» двадцать один день. Урожая в этом году нет — всё побито заморозками, но погода и море были отменными. Хорошо поработал. Спал на верандочке, на морском рундуке, застеленном матрасом. В шесть утра меня будило солнце сквозь листву деревьев, я вставал, обливался водой из резервуара, быстро пил кофе и садился в саду под тентом читать и писать, пока Ольга не проснется. Часов в десять второй завтрак — и на пляж!
Прочитал с карандашом в руках книгу В. Ковальчука «Магистрали мужества» — серьезная монография о коммуникациях блокадного Ленинграда. Целая тетрадь выписок.
Блокадная тема шла ко мне сама. Встретил на нашей писательской горе ленинградскую женщину, блокадницу, они с мужем купили домик на горе, живут с весны до осени в Крыму. Милая дама, записал ее рассказы.
6 сентября 2004 г.
Ездили по маршруту «коридора смерти»: Максим, Людмила Французова (директор музея на станции Петрокрепость), Борис Петрович Карякин, сталкер или инструктор-проводник, и я. Началось с легкого недоразумения: Борис Петрович решил, что я — поэт, которому Министерство путей сообщения поручило сочинить песню о «Дороге Победы». Пришлось его разочаровать.