Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010

Отель «Сокос». На завтрак и ужин ходим в соседний ресторан, через улицу. На наших глазах рыжеватый финн, похожий на артиста Леонова, за два дня переложил кусок подземной трубы в пяток метров. В одиночку! Этот простоватого вида финн заменил трубу, закопал траншею, восстановил тротуарную плитку, пропылесосил и тихо исчез. Сказочный трудяга. Ему пропеллера за спиной не хватает.

Финляндия — страна невидимых трудяг. В будний день народу на улицах почти нет, но всё в полном порядке, всё сделано. Реформатская мораль: «Богу угодно, чтобы ты трудился». У нас почему-то распространено мнение, что Богу угодно, чтобы мы бездельничали, воровали, пили, как чесоточные лошади, грешили как можно больше, а потом бились лбами об пол и страстно каялись. Мы даже оправдательную присказку себе придумали: «Не согрешишь, не покаешься, не покаешься, в рай не попадешь!»

У финнов не так. Всю неделю они ударно работают, а в пятницу вечером начинают не менее ударно пить. И пьют до закрытия ресторанчиков. Но уже в субботу и воскресенье с кряхтением смазывают велосипедные колеса, реставрируют старинную бронзу, надевают шапочки с козырьками, гуляют с детьми и женами, вспоминают, как лихо оторвались накануне вечером, потягивают бледноватый кислый квас и с надеждой смотрят в будущее: каких-то пять дней отработать, и снова можно выписывать кренделя и вышивать гладью.

Сегодня мы с Петри сидели в баре и говорили о зимней войне 1939 года. Его дядька, написавший книгу, был в те годы мальчишкой, но повоевать успел. Петри лет тридцать пять, рыжий, вихрастый, слегка полноватый. Я признал, что Карл Густав Маннергейм, бывший русский генерал, был достойным противником. Точка.

Но удивительно, Петри, что в последние годы Карла Маннергейма у нас превращают, чуть ли не в национального героя России! О нем пишут книги, снимают фильмы… Его участие в войне обставляется самым благородным образом. Будто он воевал с СССР чуть ли не понарошку, не шел на Ленинград, чем спас его от разрушения, и вообще, был тайным другом Советского Союза. Дошло до того, что в Зеленогорске один из ресторанов назвали «Маннергейм-Холл» и в фойе поставили бронзовую голову Маннергейма!

— Петри, ты бы хотел, чтобы в финских кабаках, например вот здесь, — я ткнул пальцем в угол бара, — стоял бюст Сталина?

— Иезус Мария! — перекрестился Петри. — Нет, не хотел бы.

— А маршала Жукова? — наседал я.

— И Жукова не надо! Нам своих героев хватает…

— А нашим дуракам почему-то не хватает…*

Петри сказал, что финны воевали на стороне Германии, но никогда не были фашистами.

Но и СССР, сказал я, отнесся к Финляндии по-соседски: это была единственная страна из числа побежденных во Второй мировой войне, на чьей территории не стояли оккупационные части. Ханко не в счет — то была аренда. И продукты в 1945 году Советский Союз поставил в голодающую Финляндию, несмотря на недовольство своих граждан, о чем написано в «Неизвестной блокаде». Петри впервые слышал об этом.

Я подарил Петри бутылку водки, он мне — книгу своего дяди на финском языке. Обнялись. В Питере еще увидимся. Нам Гольфстрим разворачивать.

12 октября 2004 г. Петербург.

Смотрю в окно и радуюсь. Минувшей ночью кувалдами разбили железобетонный забор, которым строители заперли наш дворик. Случись пожар, ни одна пожарная машина не въедет. За два года у нас было всё: общественные слушания, суды, запросы, пикеты с флагами города и транспарантами у районной администрации… Сосед по лестничной площадке с самого начала отказался от любых подписей и протестов: «Что я, вчера родился, что ли? Строители кого хотят, того и купят! Не советую даже время терять. Решили, значит построят!»

И вот двор перекрыли забором. Я звонил в МЧС, пожарным, дежурному по району — везде посылали подальше, но вежливо: «Вы же не горите? Вот когда загоритесь, тогда и звоните!».

Мы притащили ломы, замасленные буксирные веревки, две кувалды, и начали бить. Бить надо в одно и тоже место, с оттягом, чтобы кувалда не отскакивала, а липла к бетону. Били по очереди, по пять-семь ударов. И я побил с удовольствием. Через несколько минут, к нашему ликованию бетон треснул и появилась дырка — сначала размером с блюдце, затем с тарелку, затем с блюдо, а там и физиономии охранников, которые пугали нас газовыми пистолетами, замелькали, как в телевизоре. «Здорово, ребята! — кричим. — Сейчас мы вас обнимем!» Они убежали к своей будке на 4-ю линию, вызывать подмогу и жаловаться начальству.

В общем, разбили две секции железобетонного забора. Били кувалдами, сдвигали ломами, опрокидывали, привязав к монтажным кольцам веревки.

Седой сосед Пирожков сказал, что наша победа напоминает ему прорыв блокады Ленинграда.

В Гражданском кодексе сказано, что восстановить нарушенные гражданские права можно прямым действием. Тебе перекрыли, допустим, кислород, а ты взял и оттолкнул руку, которая перекрыла. Особенно это касается права человека на жизнь, сохранность имущества и безопасную среду обитания. Как раз наш случай!

Такое ощущение, что из нашей страны, из народа, вынули стержень. Так бы и дал по соплям нашим уродам на джипах! Ничего, кроме личного богатства знать не хотят… И наша губернаторша тетя Валя клялась и божилась перед выборами, что остановит «эту безумную уплотнительную застройку».

Строители увезли остатки разбитого забора. Затишье. Надолго ли?

15 октября 2004 г. Петербург.

Звоню профессору Юрию Беспятых, коллеге-писателю.

Рассказываю, как разрываюсь между книгой о своих далеких предках, которую готовлю в печать, и подготовкой военно-блокадного фильма.

Профессор зевнул:

— Выпиваешь с ними?

— Не понял…

— Ну, мысленно, мысленно…

— Я вообще уже три года не пью. Ни мысленно, ни натурально — ты же знаешь. Врачи запретили.

— А я люблю выпить со своими персонажами, — говорит профессор. — Много нового от них узнаю….

Юрий Б. говорит, что перепил со всем окружением Петра Великого. Он знает десяток староевропейских языков, на которых говорили предки нынешних европейцев. И вот — нальет две рюмки, мысленно чокнется с историческим лицом, которое в данный момент изучает, и начинает беседовать и расспрашивать.

— Круче всего я выпивал с Виллимом Монсом! — смеется Юра. — Он мне много наговорил!

— Голландский посланник?

— Ну да. Любовник Екатерины, которому Петр велел отрубить голову и поставить на колу напротив ее спальни.

Вот такое изучение истории. Машина времени на дому.

У Юры выпуклые, как гантели, бицепсы на худощавых руках. Мы с ним одногодки — 1949-го, и я завидую его спортивной форме. Такими руками, наверное, Шерлок Холмс, не особенно напрягаясь, завязывал узлом кочергу в одном из рассказов. Он мастер спорта по спортивному пятиборью.

Когда профессорам в ельцинской России почти ничего не платили, он ходил по богатым баням и зарабатывал борьбой на руках — армрестлингом: его щуплая фигура вводила в заблуждение бандитских качков. Борьба на руках шла в положении лежа на животе, чтобы уровнять весовые преимущества состязающихся. Юра клал ухватистые бугристые руки охранников под вой толпы, и на него начинали делать приличные ставки. Главное было вовремя смыться с выигрышем и не давать банщикам засветить себя…

Года три назад мы с Юрой Б. и Александром Кушнером ездили выступать в город Волхов и побывали на Волховской ГЭС — пионере ленинского плана ГОЭЛРО. Там еще работают шведские турбины, установленные в двадцатых годах прошлого века. Весь персонал станции — 23 человека, включая водолаза. Водолаз чистит решетку верхнего бьефа от мусора и утопленников, которые обязательно бывают в Волхове, особенно много по весне — ладожские рыбаки с зимними удочками, гуляки в ботиночках и костюмах. Водолаз сказал, что по весне работа у него нервная. Без пол-литры день не заканчивается.