Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010

— Свинья! — сказала Катька.

— Она шутит! — сказал я.

— Нет, она не шутит! Она не шутит! — Катька, держась за виски, заходила вдоль прилавка. — Она предлагает мне найти Пушкина и прочитать ей стихотворение «Жди меня, и я вернусь»… Она мне заплатит по счету! Пусть подавится своими деньгами! Пусть Улле выгонит меня с работы! Ты не представляешь, какие тут встречаются свиньи! Это точно Симонов?..

— Точно, точно!

Вновь запиликал телефон.

Я решительно взял трубку, чтобы прочитать энергичную лекцию по отечественной поэзии.

На этот раз звонил Улле. Он спросил, всё ли у меня в порядке, и, не дождавшись ответа, захотел поговорить с Катрин. С Катей, с Катей, моей бывшей соотечественницей, дочкой русского моряка и эстонской ткачихи, а теперь подданной независимой Эстонии, язви их в душу, этих политиков. Катя перестала хлюпать носом и взяла трубку. Она говорила по-шведски. Повесив трубку, Катька повеселела и сказала, что Улле разрешил закрывать магазин.

Мне этот начинающий коммерсант ничего не передал. Я должен радоваться, что меня выписали на десять дней в Швецию и не петюкать. Как будто русский писатель — это такая диковинная обезьяна, у которой нет других дел, кроме как разъезжать на дармовщинку по заграницам и трендеть о своем творчестве с незнакомыми иностранцами. Пушкин, думаю, меня не одобрил бы. Он бы вызвал Стейвинга на дуэль. Пиф-паф! — уноси готовенького.

— Может быть, выпьем? — предложила Катя.

Я напомнил, что обнаружил в телефонном справочнике своего однофамильца и хотел позвонить ему. К тому же я за рулем.

Катя сунулась в стокгольмский справочник, выудила из него адрес, развернула карту, поводила по ней пальчиком и указала место жительства моего тезки. В левом нижнем углу, рядом с озерами.

— Спунга, — уважительно сказала она. — Почти пригород. Там университетский городок. Может, он профессор? — предположила Катя. — Профессора в Швеции хорошо получают. Ну что, позвоним?

Я что-то замычал в ответ. В том смысле, что надо подготовиться к разговору, а вдруг его нет дома, и вообще говорит ли он по-английски…

— У тебя есть в гостинице водка? — неожиданно спросила Катя.

— Есть. Две бутылки. — Я почему-то испугался.

— Поехали к тебе. Русской водки хочу. От тебя и позвоним. — Она сунула справочник в пакет и взяла со стойки ключи.

2. Нелегкая борьба с феминизмом

Катька пообещала показать мне близкую дорогу до гостиницы и запутала дело так, что мы пару раз вылетали за пределы карты.

— Вот сейчас налево! — внезапно говорила Катя. — Ах, проехали! Надо развернуться.

— Здесь нельзя! Только прямо.

Мы шпарили несколько километров по набережной с односторонним движением, возносились на мост, оказывались на другом острове и не знали, куда повернуть. Железнодорожные пути, пакгаузы, бесконечные заборы. Разве что лопухов и крапивы не было. И спросить не у кого.

— Давай попробуем налево…

— Спокойно. Командовать парадом буду я. Садись на заднее сидение.

Пересев, Катька тут же потеряла интерес к дороге и стала рассказывать про свою жизнь.

Стокгольм — город маленький. Но уложили его на карту размером с питерскую, и если ты в Питере привык, что двадцать сантиметров по карте — это расстояние от «Пулкова» до Адмиралтейства, то свыкнуться с искусственным бумажным простором Стокгольма нелегко. Двадцать сантиметров оказывались оградой какого-нибудь парка.

Мы со свистом проносились мимо нужных улиц и обнаруживали, что вновь находимся на окраине; развернувшись, добирались короткими перебежками до поворота, я выскакивал, заглядывал за угол, читал вывеску и бегом возвращался в машину. Окончательно заплутав, я включил аварийную мигалку и выбежал с картой в руках к розовощекому шведу, пасущему двух внучат в скверике возле кирхи:

— Извините, где я нахожусь?

Швед надел круглые железные очки, задумчиво оглядел карту, поводил тонким пальчиком в поисках нашего сквера с крестом, означающим кирху, пожал плечами, извинился на хорошем английском и начал поиски по второму кругу. Я, оглядываясь на мигающую габаритами машину, пояснил, что мне нужна гостиница Хюведста-Центра, там, где станция метро «Хюведста».

— Угу, угу, — успокаивающе покивал железный швед.

Наконец он обнаружил зеленый лоскуток сквера с крестом, совместил карту со сторонами света, определил, куда смотрит носом моя машина, и не спеша повел пальчиком, намечая маршрут: налево — направо — еще направо — переехать через мост — ехать прямо и вот оно — метро «Хюведста». Дальше было, как в анекдоте про заплутавших в шхерах наших подводниках и обратившихся к местному рыбаку:

— Как выйти в Баренцево море?

— Курс зюйд-зюйд-вест, сэр!

— Мужик, ты кончай выпендриваться, ты рукой покажи!

— Да вот здесь, за скалой…

— Вы можете дать мне направление? — Я устал следить за его неспешным путешествием по карте. — Покажите рукой, пожалуйста!

— Эхе! — обрадовался дедок. — Это очень просто. — И сдержанно указал пальцем на здание гостиницы, торчавшей метрах в трехстах от нас.

В гостинице Катрин первым делом полезла в душ. Рыжая, стройная веснушчатая девчонка. Ее присутствие пугало.

И вообще я теряюсь, если женщина проявляет инициативу… Например, предлагает отправиться ко мне в гостиницу пить водку. И первым делом лезет в душ. Н-да.

Я достал из чемодана бутылку «Столичной» и сунул в морозилку. Плюхнул замороженные овощи в кастрюлю с кипятком, вытянул бананы с апельсинами, большую бутылку пепси, огурцы, помидоры, нарезал каравай шведского хлеба. Вспомнил про тушенку, которую, как истинный русский путешественник, в качестве «нз» всегда беру в дорогу…

Что я знал про Катю? Мать — эстонка, отец — русский. Закончила педагогическое училище, курсы шведского языка, год работала нянькой в шведской семье. В книжном магазине служит полгода, снимает комнату в квартире, где живет еще негритянская семья. В магазине платят мало. Встречалась с электриком Эриком, ездила миловаться к нему на дачу, их застукала его жена — приехала ночью, устроила скандал, обозвала эстонской коровой, увезла Эрика. Бездетный Эрик, обещавший развестись с супругой, не мычит, не телится. Звонит ей, предлагает встречаться на даче у приятеля. Катька поставила условие: разведешься — звони… Еще он заставил ее провериться на СПИД. «А жену и себя ты не хочешь проверить? И мне справку принести?», — ядовито спросила Катька. Эрик всерьез думал несколько дней, а потом сказал, что не хочет. Чем он объяснит такую проверку жене?

Это Катька с легкостью рассказала мне по дороге, как случайному дядюшке-таксисту, везущему ее после пирушки домой. Как бы такая игра, рассудил я.

Мы сели за стол, и я налил себе пепси.

— А почему не водку? — удивилась Катя. — Я одна не буду!

— Не уговаривай, — твердо сказал я. — Если я выпью, мне из этой Швеции будет не выбраться.

— Ты что, запойный? — восхищенно предположила Катька и поспешно выпила не чокаясь.

Нравилась ли мне Катя как женщина?

В ней не было загадки. Все остальное было на месте. Мужчине моего возраста было бы лестно завалиться с ней на широченную тахту, но всё оказалось бы слишком просто. Как всякий русский, я остерегаюсь простых решений. И вообще получилось бы, что Катька соблазнила меня, а не наоборот. Вы эти феминистские штучки бросьте! Мы, мужчины, умеем постоять за свои права.

Н-да, понимаешь.

Вот такая у меня строгая философия.

— Закусывай, — я протянул ей дольку посыпанного солью огурца. — Тушенку погреть или холодную будем?

Катя захрустела огурцом и сказала, что она решила похудеть на шесть килограммов, чтобы назло Эрику «взвесить меньше, чем его жена». Поэтому есть она не будет. Огурцы не в счет — они способствуют похуданию.

Я сказал, что она не толстая. И вообще, тощая корова — еще не лань.

— Нет, я стала очень толстая. — Она огладила рукой бедро. — Здесь, в Швеции, очень важно иметь хорошую фигуру. Тем более я не шведка, а эстонка. Я должна быть особенно привлекательной…