Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010
Шрифт:
Я взял с прилавка несколько своих книг и раздал шведам. С этого и надо было начинать, болван. Студенты радостно закивали, зашелестели свежие тугие страницы… Катька сделала еще более страшные глаза и, извинившись, подошла ко мне с искусственной улыбкой. Прошептала на ухо:
— Скажи, что книги они могут купить в магазине, а ты их надпишешь. Они думают, ты даришь.
— Может, ты скажешь? Они меня понимают?
— Хорошо, скажу. Говори проще, расскажи о себе.
Катька, продолжая улыбаться, вернулась к прилавку и что-то сказала по-шведски. Две книги легли обратно на стойку. Я почувствовал себя неловко. Будто я навязывал студентам покупки.
Я попытался рассказать о себе. Мика понимающе кивала.
Катька гордо улыбалась и одобрительно подмигивала мне. Книгу мою — я уверен — она не читала. Несколько раз звякал дверной колокольчик, и в магазин осторожно заходили новые покупатели. Катька жестом приглашала их к нашему кружку и шепотом поясняла, что происходит. Студенты и Мика на правах старожилов задавали мне вопросы. Одна девица, наиболее заморенная учебой, заглядывая в блокнотик, спросила, страдал ли я от цензуры и Ка-гэ-бэ. Спросила по-русски, но Катрин перевела, чтобы всем было понятно.
Стало тихо.
Врать не хотелось. Я молчал, вспоминая свою бестолковую жизнь и отдельных чудаков, с которыми сталкивался в редакциях. Как было дело, в двух словах не расскажешь. Диссидентом я не был — это уж точно. Мутило от многого, но когда умер Брежнев, я огорчился… И Горбачёва принял поначалу всей душой.
Мика щелкнула пальцами, привлекая мое внимание, и демонстративно выключила диктофон. Дескать, дальше нашей компании ваши признания не разойдутся. Студенты со свирепой подозрительностью оглядели пришедших после них посетителей. Все напряглись.
Я молчал, как истукан.
— Но ваши книги появляться только при Горби… Горбачёв, — ласково подсказала Мика.
— Я бы не хотел отвечать на этот сложный вопрос, — замялся я.
Публика понимающе закивала, переглядываясь. В том смысле, что автор опасается агентов КГБ даже здесь, в Швеции. Может, он и прав…
Были и еще вопросы. Кто из современных русских авторов вам больше всего нравится?
Я назвал. Тишина. Не знают таких.
— А кого вы знаете? — спросил я.
Мне назвали московскую обойму из пяти фамилий. Нет смысла ее повторять — даже не умеющий читать, слышал эти имена. Здесь считается, что это наша современная литература.
— А еще кого знаете? — допрашивал я. — Братьев Стругацких знаете? Фантастов?
Не знают…
Вот они, парадоксы единого культурного пространства! Духовные лидеры нескольких поколений русской интеллигенции — а будущие филологи-слависты о них даже не слышали.
— Виктор Конецкий?
Общее пожимание плечами.
Какого-то стебка-постмодерниста изучают, а о Конецком не слышали. О чем с этими славистами говорить… Назвал еще пяток фамилий — мимо. По-житейски это понятно — раньше такие ходы назывались культурным обменом по линии Союза писателей.
Сейчас проще.
Пригласили шведских переводчиков в Москву, свозили на дачу, выпили в бане, собрали свою тусовку из нескольких человек: «Вот прекраснейший писатель! Его семь лет не печатали при коммунистах! А этого пятнадцать! Огромный талант, огромнейший! Главы из его повести „Радио Свобода“ передавала. А это — гений самиздата! Его многопудье ждет своего времени. Вот этот суровый господин с бородкой — мученик андеграунда! Это — тайный участник диссидентского движения. Он один рассказ три года писал, шлифовал, отделывал, но КГБ при обыске изъяло. Второй он проглотить успел… Остальные он в голове носит — видите, какой череп вспухший?»
Долго ли бедным шведам голову заморочить. Про кого больше шумят — тот и гений! Не могут они десяток литературных журналов, выходящих у нас в месяц, осилить. Хоть тресни, не могут — в Швеции, насколько мне известно, всего пятеро профессиональных переводчиков с русского языка. А книг сколько выходит? Что им в уши вложат, то они и переведут.
А что переведут, о том критики и напишут, то студентам и предложат для изучения.Я и сам первые годы перестройки пребывал в некотором мороке от чтения андеграунда. Читаю рецензию — новый Гоголь явился! Нахожу журнал или книжонку — спотыкач какой-то, как говорил водитель бортового «камаза» Коля Максимов. Читаешь и спотыкаешься. Снотворное прямого действия. Без будильника десяти страниц не осилить. Либо стеб, понятный десяти мальчикам ближнего окружения, либо герметизм, никому, кроме автора, не понятный. Сидит под одеялом и пукает: «Не нравится тебе мой запах — и хрен с тобой! Я не для тебя пукаю — для себя!».
Читаешь «Литературную газету» — десять новых имен, и все как бы гении: работают в необычной манере, полный контраст с соцреализмом…
Я в то время, как доверчивый дурак, все пытался сыскать-прочитать, о чем критика писала. А потом плюнул и стал старые вещи перечитывать…
Хотя некоторые новации производили впечатление… Особенно возвращенная проза.
Шведам-филологам я обо всем этом говорить не стал.
Но за литературу нашу обидно…
Меня спросили, много ли платят писателям в России. Я сказал, что раньше платили значительно больше. После первой своей книжки, выпущенной в Москве, я бросил работу и заставил сделать то же самое жену. Почти год мы жили на гонорар. После второй книжки я спижонил и сразу купил машину, продолжая недолго манкировать службой. А вот с третьей книжки, которая была в два раза толще, чем две предыдущие, я только смог отремонтировать «Вольво», которую когда-то выиграл в рулетку на пароме «Анна Каренина», и заткнуть некоторые финансовые дыры.
— В рулетку? — воскликнула Мика. — Вы игрок? Расскажите!
5. Как надо выигрывать в рулетку
…Мы плыли тогда в Швецию для переговоров о нашем будущем писательском Круиз-Конгрессе. Писатель Александр Житинский, композитор Андрей Петров и я. Такая маленькая культурная делегация. Композитор плыл по своим музыкальным делам, мы — по своим. Но держались вместе. До этого я один раз играл в рулетку на пароме «Силья Лайн», и мне понравилось.
…Первый в жизни подход к запретному полю принес мне выигрыш в пятьдесят долларов (расчет шел в кронах, стало быть — четыреста крон).
Тогда, на «Силья Лайн», я забрал выигрыш и отошел от стола, чтобы обдумать фартовую ситуацию. Дорогу в один конец я, считай, у судовладельцев отбил. Выкурив сигарету в носовом салоне парома, я подумал, что неплохо бы отбить дорогу сразу в оба конца — зачем же упускать такой случай? У нас в стране рулетки нет, а когда мне еще удастся так легко заработать денежки?
Минут через сорок я вновь курил у огромного стекла, за которым светились огоньки близкого еще финского берега, и размышлял над присказкой «Жадность фраера погубит». Правильная присказка. Какого черта я решил трясти судоходную компанию — сидел бы себе с выигрышем и не лез на рожон. Теперь судовладельцы взяли с меня двойной тариф за проезд. Естественно, пользуясь моей неопытностью и специально созданной толкотней возле игорного стола.
Еще я думал о том, что по моей спокойной схеме, если тебя не будут толкать и дышать в затылок, проиграть в принципе невозможно. Я же не сыпал горы фишек на какое-то конкретное число, чтобы разом их просвистеть или получить в тридцать два раза больше. Я ставил либо на красное, либо на черное.
Как известно из теории вероятности, которую я со второго захода успешно сдал в Институте водного транспорта, шансы выпадения орла или решки при подкидывании монеты равновероятны и соотносятся как 50:50. Также равновероятны и попадания шарика рулетки на красные или черные поля цифр, поскольку все 32 цифры барабана, как красно-черные зебры, чередуют свой цвет.