Петербургское действо

— Лови! воскликнулъ государь и бросилъ звзду вверхъ. Кучка сановниковъ шарахнулась съ воплями… и ринулась.

Одинъ упалъ, другой наслъ верхомъ на третьяго, четвертый подмялъ пятаго… И все сразу очутилось и елозило на земл, отбивая другъ у дружки засорившуюся въ песк звзду.

XVIII

Наступилъ уже іюнь мсяцъ и принесъ много новаго.

Такіе два искусные союзника, какъ баронъ Гольцъ и графиня Скабронская, не могли не достигнуть цли, къ которой стремились всми силами разума, хитрости и искусства.

Маргарита была, наконецъ, на той высот, о которой когда-то тайно мечтала. Грезы стали дйствительностью и, главнымъ образомъ, конечно, благодаря содйствію тонкаго дипломата. Уже съ недлю какъ высшіе сановники государства перешептывались при встрчахъ, ахали и разводили руками поминая графиню Скабронскую и графиню Воронову. Кто радовался, а кто ужасался, опасаясь того, что можетъ произойти изъ новой Гольцевой стряпни.

Дйствительно, эта новая стряпня пруссака была не хуже мирнаго трактата. Если прежде Гольцъ имлъ вліяніе на самые важные вопросы россійскаго государственнаго строя, то теперь вліяніе его могло сдлаться безграничнымъ при помощи такой союзницы, какъ Маргарита.

A она была предана ему всей душой, потому что чувствовала, что ей теперь мало одного кокетства, ей нужно многое, чего ей не дало ни воспитаніе, ни образованіе, и чмъ богатъ Гольцъ. Только при его помощи она можетъ сдлаться изъ простой авантюристки, хотя и русской графини, всесильной личностью въ этой стран, куда забросила ее судьба. Маргарита была совершенно счастлива. Голова кружилась у нея отъ неожиданнаго поворота въ ея судьб, и только раскаяніе въ недавнемъ роковомъ шаг, который казался ей теперь безсмысленнымъ, мшало полному счастью.

Если у нея былъ врный союзникъ, который помогалъ ей всячески, даже въ мелочахъ, то одновременно съ этимъ было около нея другое существо, способное и готовое погубить ее ежедневно. Это былъ, конечно, юноша Шепелевъ. Остатки чувства къ нему, которые были въ ней еще недавно, хотя слабые, теперь исчезли окончательно. Она относилась къ нему такъ же, какъ когда-то къ больному мужу. Она почти не врила себ, что еще недавно могла увлечься красивымъ мальчуганомъ. Прежде она ждала смерти мужа и все мечтала о томъ, какъ отъ него избавиться, теперь она ужь хладнокровно обдумывала и обсуждала, вмст съ Гольцемъ, какъ избавиться отъ Шепелева. Передъ собой она оправдывалась просто.

«Я, стало быть, никого любить не могу», думала она.

Въ Шепелев первый пылъ страсти, конечно, прошелъ, но у него осталось искреннее, глубокое чувство къ этой женщин, которая первая познакомила его со всми восторгами и страданіями первой любви. Маргарита рже принимала его, избгала встрчъ и, очевидно, перемнившись къ нему, становилась день ото дня все равнодушне и къ его чувству и къ его мученіямъ. Сначала Шепелевъ безумно, злобно ревновалъ ее, но затмъ и это бурное чувство должно было пройти, душа изболлась на столько, что уже не могла по-прежнему чувствовать такъ же сильно. Буря улеглась въ душ его; ее замнила грусть, даже глубокая скорбь. Снова ходилъ юноша блдный и печальный, какъ потерянный, не зная куда дваться съ своимъ горемъ.

Единственный человкъ, съ которымъ отводилъ онъ душу, была княжна Василекъ. Только бесды съ Василькомъ, ея кроткій голосъ, ея дивные глаза, которые теперь Шепелевъ оцнилъ и полюбилъ, низводили миръ и тишину въ его наболвшее сердце. Скоро жизнь его распалась будто на два отдльныхъ міра, на міръ горя и злобы, гд властвовала Маргарита, и на міръ тишины и добра, гд царила Василекъ. И Шепелеву случалось теперь, посл бурной сцены ревности съ Маргаритой, съ наслажденіемъ бжать къ новому другу, княжн, и въ тишин полудеревенскаго дома Тюфякиныхъ находить покой и отраду.

Когда-то въ дтств, потомъ уже юношей, передъ отъздомъ на службу, онъ всегда мечталъ о сестр, всегда жаллъ, что у него нтъ сестеръ. Теперь здсь онъ вдругъ какъ-то нечаянно, неожиданно нашелъ эту сестру. Ему казалось теперь, что онъ любитъ Василька столько же, сколько и Маргариту. Столько же, но не такъ же. Однажды нечаянно ему пришелъ на умъ простой вопросъ: что если бы эти об женщины тонули, которую бы изъ двухъ вытащилъ онъ на берегъ первою? Онъ не могъ дать отвта на этотъ вопросъ, и невозможность дать отвтъ поразила его. Стало быть, онъ любилъ обихъ равно.

— Да, равно, ршилъ онъ наконецъ, — но не на одинъ ладъ и, пожалуй, даже княжну люблю больше! И чувство это хорошее, ничмъ не испорченное!

Не смотря на видимую холодность Маргариты, Шепелевъ, какъ и вс влюбленные, всячески, на разные лады старался объяснить ея холодность какими нибудь пустяками, то капризомъ, то нездоровьемъ, то ревностью. Во всякомъ случа Шепелевъ, хотя и ревновалъ ее, но еще твердо врилъ, что до полной измны далеко. Графиня кокетничаетъ направо и налво даже съ самыми высшими лицами въ город, но и только! Покуда она принадлежитъ ему одному.

Наконецъ, однажды судьба будто нарочно захотла такъ устроить, что онъ получилъ два роковыхъ удара въ самое сердце въ одинъ день.

Утромъ на парад государь остался доволенъ преображенскимъ полкомъ, подозвалъ къ себ всхъ офицеровъ и сталъ весело и ласково бесдовать съ ними объ экзерциціи и объ ихъ успхахъ.

Государь хвасталъ теперь тмъ, что старый полководецъ Минихъ въ себя не можетъ придти отъ удивленія, какъ быстро измнилась гвардія.

— Я во всю мою службу, говорилъ Минихъ, — ничего не могъ изъ нихъ сдлать, какъ ни просила меня о томъ царица Анна Іоанновна, а вы, ваше величество, въ пять мсяцевъ поставили гвардію на одну линію съ фридриховскими солдатами.

Отчасти Минихъ льстилъ, отчасти былъ правъ.

Ежедневные смотры, разводы, парады и разнаго рода экзерциціи подтянули и стараго, и молодого. Полки смотрли бодре, и если не веселй, то стройнй. Полкъ пересталъ казаться случайнымъ сбродомъ или шайкой одинаково одтыхъ парней.

На этотъ разъ государь, замтя большіе успхи офицеровъ, долго и милостиво разговаривалъ со всякимъ изъ нихъ. Наконецъ, глянувъ черезъ Баскакова и Квасова, онъ увидлъ Шепелева, узнавъ въ немъ сержанта, поздравленнаго офицеромъ на бал Гольца, и позвалъ его.

Шепелевъ сдлалъ два шага впередъ и очутился впереди.

— Вдь это ты былъ дежурнымъ у Гольца? спросилъ государь.

— Точно такъ, ваше величество!

— Помню, помню. Какъ твоя фамилія?

— Шепелевъ, ваше величество.

— Шепелевъ. Родня гофмаршала и толсторожей Мавры Егоровны, тетушкиной пріятельницы?

— Точно такъ, ваше величество.

— Шепелевъ, повторилъ государь. — Скажи на милость. A я вдь думалъ, ты нмецъ. Я, по правд сказать, оттого на бал тогда… но государь запнулся и не договорилъ. Ну, русскій, такъ русскій, твое счастье.