Петербургское действо

Но отъ всего перечувствованнаго за этотъ вечеръ, отъ усилій нравственныхъ, которыя она длала надъ собой, голова ея будто устала, разумъ будто отуманился. Она ничего и придумать не могла.

— Что длать? Что длать? безъ конца повторяла она мысленно и, наконецъ, невольно выговорила слова эти вслухъ, съ полнымъ отчаяніемъ въ голос.

— Одно длать! воскликнулъ Шепелевъ, опускаясь передъ ней на колни. — Брось это все и люби меня! Меня! Слышишь-ли, одного меня! Ухать отсюда! Стоитъ-ли губить меня, да и себя изъ-за двухъ недль или мсяца прихоти? Вдь это прихоть его! Ты сотая или тысячная женщина у него. Черезъ мсяцъ онъ забудетъ даже твое имя, а наша любовь погибнетъ, будетъ опозорена.

Маргарита долго молчала, не отнимая головы отъ рукъ. Наконецъ, она вдругъ подняла голову, лицо ея было блдно, какъ полотно, глаза страшно какимъ-то дикимъ огнемъ засверкали на юношу. И вдругъ Маргарита расхохоталась какимъ-то металлически-звенящимъ, отвратительнымъ смхомъ.

У Шепелева даже сердце замерло отъ этого смха. Онъ никогда въ жизни не слыхалъ подобнаго.

Маргарита потрясла головой, оглянулась на комнату и на него, передъ ней на колняхъ, и снова такъ-же сверкнули глаза ея и снова тмъ же ужаснымъ смхомъ разсмялась она.

— Что съ тобой? невольно, почти робя, выговорилъ Шепелевъ.

— Ничего, я ршилась! странно улыбаясь, выговорила Маргарита.

Голосъ ея звучалъ странно, казалось, что это говоритъ существо не разумное, не понимающее собственныхъ своихъ словъ.

— Да, я ршилась. Ршилась! Ршилась!

— На что? вымолвилъ юноша.

— Наконецъ. Понимаешь, надо кончить это.

— Ты согласна ухать?

— Да, да, согласна на все. Дай мн сроку три дня. Черезъ три дня все будетъ сдлано такъ какъ, ты пожелаешь.

— Правда-ли это? воскликнулъ Шепелевъ.

— Клянусь всмъ, чмъ хочешь. Три дня, слышишь-ли ты? Три дня. И ты даже не придешь сюда, даже не напишешь, ничего не спросишь. Въ три дня я все сдлаю и на третій день сама пошлю за тобой или пріду. Ну, теперь поздно, ступай къ себ!

Шепелевъ поднялся, недоумвая, и пристально смотрлъ ей въ лицо.

— Мн нездоровится, вымолвила Маргарита. — Все это слишкомъ сильно потрясло меня; сейчасъ я лягу. Я чувствую себя дурно, прощай! Уходи!

И Шепелевъ черезъ нсколько минутъ былъ уже на улиц, задумчивый и грустный. Что-то говорило ему, а, быть можетъ, само лицо Маргариты, ея злые глаза, ея смхъ ужасный, дйствительно, отвратительный, что она ршилась на зло, а не на добро.

«Но, что-же? Что она сдлаетъ»? вопрошалъ самъ себя Шепелевъ, тихо двигаясь среди пустынной улицы.

XX

Маргарита, оставшись одна, просидла нсколько мгновеній неподвижно на кресл, потомъ снова странно мотнула головой и начала быстро ходить по горниц изъ угла въ уголъ, такъ, какъ будто-бы ей было душно и тсно въ этой горниц.

Она была вн себя отъ гнва. Ей все чудилось, что совершившееся въ этотъ вечеръ было сномъ и самымъ ужаснымъ ироническимъ сномъ. Дйствительно, судьба будто издвалась надъ ней. До сихъ поръ въ жизни все удавалось ей, никогда не случалось ей запутаться; а теперь мальчуганъ, которымъ она непонятно, безсмысленно увлеклась на минуту, запуталъ ее въ какія-то простыя, но крпкія сти, изъ которыхъ она не знала какъ выбраться.

Въ этотъ вечеръ почти ршалась судьба ея. Въ этотъ вечеръ должно было состояться первое свиданіе, о которомъ еще недавно она не смла бы и мечтать. A куда должно было привести это свиданіе, къ какимъ послдствіямъ, къ какому громадному перевороту въ ея жизни, трудно было и опредлить. И все это зданіе, долго, съ трудомъ, съ искусствомъ возводимое, рухнуло отъ простого толчка взбалмошнаго юноши. Можно-ли еще вернуть потерянное? Поправима-ли ныншняя бда? Въ этомъ дом она должна была встртиться съ государемъ, который за послднее время явно и сильно ухаживалъ за ней. Вс говорили, что онъ серьезно увлекся красивой иноземкой, серьезно неравнодушенъ къ ней. Вс знали, что государь былъ влюбчивъ, что за послднія десять лтъ не было ни одной женщины при двор и въ обществ, за которой онъ не ухаживалъ бы хотя мсяцъ. Вс знали, что не было ничего боле шаткаго, какъ вс эти мимолетныя связи и вспышки влюбчиваго сердца. Единственная женщина въ Петербург, чувство къ которой было крпче другихъ и продолжалось около трехъ лтъ, была графиня Воронцова, самая некрасивая и самая глупая женщина всей столицы. Но здсь была уже простая дружба, и эти дружескія отношенія не мшали государю продолжать поочередно быть занятымъ и иногда поглощеннымъ на время разными красавицами.

Гольцъ и Маргарита знали это, но они знали еще и другое. Гольцъ зналъ, что ни у одной изъ этихъ женщинъ, мимолетнолюбимыхъ государемъ, не было врнаго союзника, такого, какъ онъ. Маргарита знала, что изъ прежнихъ красавицъ петербургскихъ, нравившихся государю, не было ни одной такъ красивой, какъ она. Когда-то она не была уврена, что государь обратитъ на нее вниманіе, хотя большое общество уже поклонялось передъ ея красотой и умомъ. Но она была уврена вполн, что государь, разъ обративъ на нее вниманіе, на долго, если не на всегда, останется подъ ея вліяніемъ, полнымъ и исключительнымъ.

«Заставить его первый шагъ сдлать, вотъ что мудрено!.. думала она. A второй, десятый, сотый… будетъ для меня шуткой и забавой».

За послднее время ей нуженъ былъ второстепенный помощникъ, нуженъ былъ не вполн опрятный душой человкъ, хитрый, честолюбивый и скрытный. Тотъ же Гольцъ указалъ графин на Фленсбурга, и Маргарита сразу согласилась, что именно таковъ шлезвигскій уроженецъ. Мировая съ Фленсбургомъ совершилась быстро. Фленсбургъ и Маргарита примирились искренно, поняли другъ друга на полслов и поклялись дйствовать искренно и дружно.

Фленсбургъ, собиравшійся было дйствовать противъ Гольца и графини и выдвинуться доносомъ и захватомъ орловскаго кружка, съ радостью вступилъ въ союзъ со своими врагами, когда этотъ союзъ подвигалъ его еще боле на пути честолюбія. Благодаря ходатайству Гольца, Фленсбургъ тотчасъ же бросилъ свое, ничего незначущее теперь, мсто адьютанта у принца и поступилъ въ канцелярію Гудовича. Тамъ нашлись у него средства еще дятельне слдить за орловскимъ кружкомъ, но все, что онъ предпринималъ съ этой цлью, не зналъ даже самъ начальникъ канцеляріи Гудовичъ. Этотъ трудъ Фленсбургъ бралъ на себя, наслаждаясь мыслью, что вскор и весь успхъ возьметъ на себя одного.

Фленсбургъ нанялъ квартиру на набережной, не вдалек отъ дворца принца, гд когда-то жилъ.

Государь уже чаще заговаривалъ съ Фленсбургомъ при встрчахъ. Роль помощника Маргариты, которая выпала теперь на его долю, не только не казалась ему унизительной, до даже льстила его самолюбію. Эта роль была прежде всего выгодна. Любовь и ревность къ красавиц Маргарит не могли побороть его честолюбія и отодвинуть его на второй планъ.

Но въ то же время влюбленный юноша, ничего, конечно, не знавшій, но все-таки ревнующій, безпокойный, связывалъ Маргариту по рукамъ, и она, дйствительно, ршилась просить государя о высылк его изъ Петербурга. Но государь, отчасти добродушный, отчасти прихотливый, съ перваго же раза воскликнулъ съ удивленіемъ:

— За что? Славный парень! Богъ съ нимъ! Да и зачмъ, что за капризъ? То награждай и повышай, то ссылай, чуть не казни!

И государь былъ совершенно правъ. И чмъ чаще настаивала Маргарита, тмъ боле шутилъ государь и упрямо отказывалъ. Въ этихъ случаяхъ, какъ всегда у людей слабодушныхъ, у него являлось какое-то подобіе характера, то, что называютъ упрямствомъ. Посл трехъ или четырехъ просьбъ Маргариты государь уже окончательно ршилъ ни за что не соглашаться на высылку ничмъ неповиннаго юноши. Онъ требовалъ повода и причинъ у Маргариты, а она, конечно, не могла сказать правды, а придумать было нечего.