Петербургское действо

Будбергъ предупредилъ пріятеля, что Квасовъ за послднее время удивительно обучился фехтованію и что если бы Фленсбургу пришлось драться съ лейбъ-компанцемъ, то, пожалуй бы, дло окончилось скверно. Будбергъ отлично помнилъ, какъ Квасовъ на смотру у государя въ одну минуту вышибъ у него шпагу изъ рукъ.

Выбравъ удобное мсто, противники сняли сюртуки и камзолы и получили отъ Квасова по шпаг. Фленсбургъ оглядлъ свою блестящую и славно отточенную и ухмыльнулся. Шепелевъ перекрестился три раза на сіявшій гд-то вдали золотой крестъ церковный. Противники стали другъ противъ друга и скрестили шпаги.

Лицо Шепелева покрылось яркимъ, но неестественнымъ румянцемъ, а губы сжались въ судорожную и горькую улыбку. Лицо его будто говорило:

«Я знаю и понимаю всю эту подстроенную комедію. Ну, и пускай! Убивайте!..»

Прошло нсколько мгновеній, и ни одинъ изъ противниковъ не тронулъ другого.

Шепелевъ напрягалъ вс силы разума, всю силу руки. Ему самому казалось, что онъ будто бы въ виду опасности ловче, искусне держитъ шпагу.

Фленсбургъ, съ своей стороны, будто наоборотъ, зная, что все въ его рукахъ, что когда захочетъ онъ. тогда и нанесетъ смертельный ударъ, выжидалъ и не спшилъ. Но кром этого было и нчто неожиданное!.. Странно измнившееся лицо лейбъ-компанца, стоявшаго за его противникомъ, тоже съ обнаженной шпагой, мшало ему дйствовать, смущало его. Это лицо стало совершенно другимъ. Черты лица Квасова страшно измнились въ одно мгновеніе, и онъ не смотрлъ на Будберга, стоявшаго тоже съ обнаженной шпагой. Едва только шпаги засверкали на солнц, какъ Квасовъ съ помутившимися отъ злобы глазами, похожій на какого-то голоднаго волка, водилъ ими за всми движеніями не Будберга, а его, Фленсбурга, и слдилъ за кончикомъ его шпаги, въ поз, которая говорила, что каждое мгновеніе онъ готовъ ринуться, даже вопреки правиламъ, — на помощь племяннику. Эта фигура Квасова, и это лицо съ судорожно измнившимися чертами, и эти кровью налитые глаза, упорно впивавшіеся въ Фленсбурга, мшали ему, и онъ чувствовалъ, что нчто очень похожее на робость начинаетъ вкрадываться въ его сердце.

Сжавъ зубы, онъ крикнулъ что-то по-нмецки Будбергу. Квасовъ былъ до такой степени на чеку, что даже вздрогнулъ отъ непонятнаго нмецкаго слова. Шепелевъ тоже не понялъ. Въ его положеніи, полусознательномъ. было не до того. Онъ замтилъ только, что секундантъ противника боле приблизился, боле надвинулся впередъ и не спускаетъ уже глазъ съ Квасова. Если бы Шепелевъ въ эту минуту боле владлъ собой, то онъ увидлъ бы, что не только Фленсбургъ смущенъ, но Будбергь блднетъ все боле и боле и, надвигаясь впередъ позади пріятеля, держитъ шпагу въ дрожащей рук.

Наконецъ, шпага Фленсбурга зазвенла, какъ-то свиснула, блеснула съ боку. Шепелевъ вскрикнулъ, отступилъ, и кровь фонтаномъ брызнула у него изъ плеча… Но Фленсбургъ налзалъ… И Шепелевъ, не видя уже ничего передъ собой, ожидалъ другого и послдняго удара!!.. И въ тотъ же мигъ, какое-то страшное, адское ощущеніе холода въ груди заставило его дико вскрикнуть и опрокинуться навзничь… Фленсбургъ новымъ ударомъ поразилъ его не далеко отъ первой раны, но уже въ грудь. И въ то мгновеніе, когда Шепелевъ упалъ, Фленсбургъ бросился на него съ опущенной шпагой, чтобы поразить еще разъ уже лежащаго на земл. Шпага его, врно направленная въ сердце, вдругъ уперлась въ образокъ на груди юноши, согнулась, скользнула, зазвенла и вонзилась въ землю около головы.

Но въ то же мгновеніи кто-то заревлъ:

— Мерзавецъ! лежащаго!

И Фленсбургъ увидлъ передъ собою другую шпагу, а за ней не человка, а разъяренное животное съ глазами, налитыми кровью. Ему надо было защищаться! Этотъ зврь налзалъ на него, грозя пронзить ежеминутно.

— Будбергъ! Будбергъ! вскрикнулъ онъ отчаянно, понявъ сразу, что можетъ произойти.

Будбергъ бросился мгновенно на Квасова съ поднятой шпагой и что-то кричалъ ему.

Квасовъ ловко отскочилъ влво, но въ то же время со стороны снова напалъ на одного Фленсбурга, и снова тотчасъ явились передъ нимъ об шпаги. Но въ одно мгновеніе одна изъ нихъ зазвенла и полетла подъ ноги Фленсбурга. Обезоруженный Будбергъ ахнулъ… Онъ не могъ даже поднять своей шпаги, такъ какъ отчаянно защищающійся пріятель наступилъ на нее ногой.

— Я усталъ! это не честно! Нельзя! кричалъ Фленсбургъ, парируя быстрые и сильные удары противника.

Но лейбъ-компанецъ давно лишился, казалось, всхъ чувствъ и жилъ только глазами и только рукой. Шпаги такъ взвизгивали, сверкая на солнц, что у потерявшагося Будберга при вид ихъ рябило въ глазахъ.

Но вдругъ раздался дикій и ужасный вопль. Шпага Квасова была въ груди Фленсбурга и вышла насквозь за спиной. Мгновенно онъ вырвалъ ее и, казалось, собирался снова вонзить. Но Фленсбургъ, обливаясь потоками крови, тяжело и грузно грянулся о землю. Ужасные стоны его огласили пустырь.

Квасовъ вдругъ онмлъ застылъ на мст, не спуская глазъ съ упавшаго противника, рука его, державшая шпагу, съ которой текла кровь, дрожала… Онъ тяжело дышалъ и прошепталъ:

— Царица небесная! Прости и помилуй!

Будбергъ бросился съ товарищу, сталъ подымать его, повторяя безсмысленно какія-то нмецкія слова. Но Фленсбургъ отвчалъ только страшными стонами.

Въ нсколькихъ шагахъ отъ него, пришедшій въ себя Шепелевъ приподнялся и сидлъ на земл. И, кром полнаго изумленія, ничего не было на лиц его. Наконецъ, онъ будто понялъ вдругъ все совершившееся, поднялъ руку, чтобы перекреститься, но отъ боли рука только тронула лобъ и упала.

Фленсбургъ, мотая головой изъ стороны въ сторону, прижимая об руки къ груди, судорожно дергался на земл и стоналъ. Вдругъ онъ повернулъ лицо къ Будбергу, будто хотлъ что-то выговорить, но кровь хлынула горломъ… Онъ задохнулся, захриплъ и, какъ-то потянувшись, замеръ недвижно… Будбергъ подложилъ ладонь подъ голову товарища и, стоя около него на колняхъ, шепталъ что-то по нмецки, какъ будто молитву.

Квасовъ, будто придя въ себя, обернулся съ племянику, увидлъ его сидящимъ и перекрестился.

— Ну, вотъ онъ! Господь на небеси! Не даромъ я поучился фридриховскимъ артикуламъ. Можешь встать? Будешь живъ? Какъ сдается?

— Не знаю, шепнулъ чуть слышно Шепелевъ. — Что онъ?..

И юноша показалъ глазами на недвижно протянувшагося на земл Фленсбурга.

— Тамъ ничего, порося, тамъ готово! Царство небесное, если, по грхамъ, пустятъ!

Въ это мгновеніе Фленсбурга сильно передернуло всего. Ноги, уже протянутыя, дернуло еще нсколько разъ. Но это было послднее движеніе, и на земл замеръ уже не человкъ, а трупъ…

XXIV

Дня три, конечно, только и было рчи въ Петербург, что о поединк двухъ офицеровъ. Вся исторія разсказывалась на разные лады, съ разными подробностями. Не смотря на то, что все дло было хитро придумано Маргаритой и дорого поплатившимся Фленсбургомъ, а поединокъ состоялся, повидимому, вслдствіе драки офицеровъ на плацу, но, тмъ не мене, какъ часто бываетъ, истина не укрылась отъ общественнаго мннія.

Весь городъ, если не зналъ, то понялъ, что вся исторія произошла изъ-за Маргариты. Теперь уже вс въ город знали, въ какихъ отношеніяхъ она къ юнош, произведенному ею же въ одинъ мсяцъ изъ солдатъ въ офицеры. Только одного никто не могъ понять, какую роль играла Маргарита въ этомъ поединк. Конечно, никто не могъ догадаться, что она упросила Фленсбурга избавить ее отъ юноши. Вс говорили, что Фленсбургъ изъ ревности захотлъ уничтожить счастливаго соперника и поплатился самъ.

Во всякомъ случа, огласка, которой боялась Маргарита, вышла полная, и если былъ человкъ, который не зналъ истины, то это былъ одинъ государь. Даже принцъ Жоржъ, искренними слезами оплакивавшій потерю любимца, зналъ, что Фленсбургъ убитъ счастливымъ любовникомъ красавицы иноземки. Но принцъ не ршился сказать это государю.

Среди офицеровъ гвардіи боле всего, боле, чмъ о Фленсбург и Шепелев, говорили, спорили, даже ссорились по поводу Квасова. Мотивомъ этихъ споровъ и ссоръ было вмшательство лейбъ-компанца на дуэли. Ставился вопросъ: имлъ-ли онъ право, на основаніи обычныхъ правилъ и законовъ поединковъ, выступить дйствующимъ лицомъ и, защищая Шепелева, перейдти въ наступленіе и убить его противника. Этотъ вопросъ ршить было мудрено. Одни говорили, что Квасовъ могъ защищать Шепелева, но не убивать Фленсбурга. Другіе отвчали, что если шлезвигскій уроженецъ ршился на такую подлость, чтобы лежачаго дорзать, то Квасовъ имлъ право защищать его, а при упорств противника и самозащит случайно и убить его.