Петербургское действо

Предметъ ихъ бесды, очевидно, былъ не простой, а крайне важный. Покинутъ театръ и поговорить наедин они боялись, такъ какъ Петръ едоровичъ могъ бы принять ихъ отсутствіе на свой счетъ, приписать своей дурной игр на скрипк. Приходилось говоритъ въ театр и при тысяч нескромныхъ глазъ.

Направо, прямо противъ ихъ ложи, сидла другая красавица, которая не уступала красотою Маргарит. Одежда ея траурная, черная съ головы до ногъ, рзко бросалась въ глаза среди пестрыхъ, разноцвтныхъ костюмовъ всхъ дамъ. Лицо ея было не только сумрачно, но даже печально. Она не смотрла на сцену, но и не шепталась ни съ кмъ, а, опустивъ глаза и глубоко задумавшись, сидла неподвижно. За нею въ глубин ложи сидла фрейлина и какой-то придворный. Это была императрица, которой приказали пріхать изъ Петергофа и присутствовать на спектакл. Это было сдлано ей на смхъ.

Наканун Петръ едоровичъ узналъ отъ Гудовича, что жена говорила кому-то и радовалась, что ее не приглашаютъ на увеселенія и празднества Ораніенбаума.

— Ну, такъ я заставлю ее пріхать! воскликнулъ онъ.

И въ этотъ вечеръ государыня явилась въ театръ, но ршилась протестовать, хотя бы своимъ чернымъ траурнымъ платьемъ, съ котораго только ради приличія сняла плерезы.

Нсколько разъ во время спектакля государыня и Маргарита обмнивались странными взглядами. Маргарита, глядя на нее, думала:

«Знаешь-ли ты, что не нынче-завтра я буду просить арестовать тебя, сослать въ монастырь и постричь. A эта просьба моя будетъ исполнена охотно. И тогда, знаешь-ли ты, кто можетъ вскор занять твое мсто?»

И эти мысли заставили сердце Маргариты замирать какъ-то особенно. Ничего подобнаго она не чувствовала никогда за всю свою жизнь.

Императрица, съ своей стороны, взглядывала спокойнымъ взоромъ, будто мряя эту авантюристку, явившуюся въ Петербургъ Богъ всть откуда, прикрываясь именемъ глупаго полурусскаго вельможи.

Государыня знала отлично, что эта красавица — не глупая Воронцова и вообще не изъ тхъ безграмотныхъ и глупыхъ женщинъ, которыми такъ много и часто на ея глазахъ увлекался государь. Государыня смотрла на Маргариту и думала:

«Я одна, быть можетъ, знаю, чмъ ты можешь быть, если судьба не захочетъ заступиться за меня. Въ этой стран, добродушной и слабодушной, съ горстью просвщенныхъ людей, съ легіонами темнаго народа — все возможно! Какъ легко и просто могу я черезъ мсяцъ, покуда онъ будетъ тамъ на войн, сдлаться регентшей государства, а, можетъ быть, и боле… Такъ точно и ты!.. Завтра меня могутъ легко и просто при помощи солдатъ свезти и бросить въ келью дальняго монастыря на окраин громадной страны. Тогда съ тобой также легко и просто можетъ быть то же, что было всего сорокъ лтъ тому назадъ на памяти многихъ еще живыхъ. Ту звали Мартой, тебя звать Маргаритой. До сихъ поръ судьба ваша почти одинакова. Онъ неумренно ниже того, глупе, безхарактерне, а ты неумренно умне и красиве той. Сначала изъ Маргариты ты сдлаешься Анной или Елизаветой, какъ я изъ Софіи-Фредерики стала Екатериной. A затмъ болзненный императоръ можетъ преждевременно сойти въ могилу, а у тебя, быть можетъ, уже будетъ сынъ. И вотъ явится на глазахъ удивленнаго… даже нтъ… не удивленнаго, а боязливаго или равнодушнаго люда… явится императрица Анна II или Елизавета II. Все это кажетъ сказкой изъ тысячи и одной ночи. Но я врю въ возможность этихъ сказокъ на берегахъ Невы. Такая сказка можетъ быть и со мной, можетъ быть и съ тобой. И теперь въ эту минуту никто не знаетъ, одинъ Господь знаетъ, про кого услышитъ Россія и Европа: про Екатерину II или про Елизавету II. Если эти слова: „Елизавета II“ кажутъ безсмыслицей, то слова «Екатерина II» еще боле безсмыслица! Въ пользу Елизаветы II императоръ, дворъ, часть гвардіи, ему подвластной. Эта сказка иметъ за собою завонную силу! A сказка объ Екатерин II — сказка противозаконная. За нее, если дурно и не искуссно разскажутъ ее, — законъ поснимаетъ съ плечъ много умныхъ и благородныхъ россійскихъ головъ».

И отъ мыслей этихъ государыня надолго поникла головой. Ее привелъ въ себя вжливый голосъ фрейлины, говорящей, что представленіе кончилось.

Она очнулась и вздохнула. Вс въ театр были на ногахъ, нкоторые выходили, а противъ нея въ своей лож уже стояла эта авантюристка… стройная, изящная. и какъ-то величественно, дерзко и гордо оглядывалась кругомъ на публику. И государыня, грустно улыбаясь, шепнула невольно:

— Чмъ не Елизавета II!..

И въ этотъ же самый мигъ, будто какимъ-то тайнымъ, невдомымъ людямъ вяньемъ, Маргарита, оглядвъ пеструю толпу, взглянула на поднявшуюся съ своего мста государыню и встртилась съ нею не только глазами, но встртилась и помыслами:

«Ты красавица императрица! Но, — подумалось мгновенно Маргарит,- но, если бы я была на твоемъ мст, то… я чувствую!.. я была бы не ниже!.. я была бы только… на своемъ мст!..»

XXXVI

На разсвт государь въ шлафрок прошелъ изъ одной половины дворца въ другую къ себ въ спальню.

Нарцисъ, дожидаясь возвращенія государя, не смлъ ложиться спать и теперь, положивъ руки на столъ, а на нихъ свою курчавую голову, храплъ на всю комнату.

Государь былъ въ веселомъ настроеніи духа и подшутилъ надъ Нарцисомъ такъ, что негръ вскочилъ и, со сна, началъ орать на весь дворецъ.

— Тише, дуракъ! это я! испугался Петръ едоровичъ, что Нарцисъ со сна не узнаетъ его и ползетъ драться.

Государь прошелъ въ свою спальню, слъ на кровать и протянулъ ноги негру. Нарцисъ, какъ и всегда, бережно сталъ стаскивать съ нихъ узкіе башмаки и длинные чулки.

— Слушай, Нарциска! воскликнулъ Петръ едоровичъ:- знаешь-ли ты, что сегодня будетъ?

— Знаю! соннымъ голосомъ отвчалъ Нарцисъ. — Сегодня 27-е, ну, стало быть, въ Гастилицу съ Разумовскому графу пировать подете.

— Эва диковина! A что я тамъ сдлаю?

— Венгерскаго или какого другого…

— Врешь! прервалъ государь. — Это тоже не диво! Я тамъ «Алексевну» увижу и прямо оттуда ее въ монастырь сошлю. Дло ршенное, сейчасъ честное слово далъ. Понимаешь, дуракъ? Я своему честному слову никогда не измняю. Если монархи не будутъ держать своего слова, то тогда и міру конецъ, весело болталъ государь и, улегшись въ постель, веллъ Нарцису разбудить себя не ране часу дня.

— Въ два Разумовскіе уже кушаютъ, замтилъ Нарцисъ.

— Не твое дло, черный чертъ!

Въ два часа дня государь уже всталъ и быстро собирался. Экипажи уже были поданы. Онъ прошелъ снова на половину Маргариты и, найдя ее въ утреннемъ пеньюар, остановился въ удивленіи.

— Разв вы все таки не дете въ Гастилицу?

— Я вамъ сказала, что нтъ! отозвалась графиня, улыбаясь и не вставая съ своей кушетки.

Государь глядлъ на нее въ удивленіи и, наконецъ, сталъ упрашивать. Маргарита отказалась на отрзъ.

— Отчего вы не хотите? Ну, пожалуйста. Для меня.

— Ни за что! сказала Маргарита. — Во первыхъ, ни фельдмаршалъ, ни гетманъ меня не звали. Во вторыхъ, тамъ будетъ, я знаю наврное, императрица. Хотя она россійская государыня, а я простая придворная дама, но тмъ не мене я не могу позволить ей унижать мое чувство собственнаго достоинства.

— Что это значитъ? вспыхнулъ слегка государь.

— Этого я не скажу…. Богъ съ ней!…

— Нтъ, я требую! Скажите. Что она сдлала? Когда!

— Извольте…. Вчера въ театр она хохотала каждый разъ, какъ вы играли соло… Я, невольно глядя на нее, пожала плечомъ… Она такъ взглянула на меня, съ такимъ презрньемъ что я хотла выйдти изъ ложи и уйдти къ себ. И если я осталась, то только потому, что мн хотлось дослушать ваше соло на скрипк.

Государь-артистъ слегка покраснлъ.

Говоря это, Маргарита думала:

«Какъ я скоро выучилась великолпно лгать.»

— Но вдь я вамъ общалъ, слово далъ и исполню его, сегодня-же! При васъ ее возьмутъ и прямо изъ Гастилицы повезутъ въ Петербургъ. A затмъ или на Смольный дворъ или, можетъ быть, прямо въ Шлиссельбургъ.