Петербургское действо

— Ваше благородіе! А! ваше благородіе.

Офицеръ не обращалъ вниманія и шелъ къ себ. Уже у самыхъ дверей комнаты онъ, наконецъ, почувствовалъ, что кто-то схватилъ его тихонько за рукавъ кафтана.

— Ваше благородіе! раздался тотъ же жалостливый голосъ.

Фленсбургъ нетерпливо обернулся.

— Чего тамъ?

— Ваше благородіе, окажите божескую милость. Ослобоните…

— Чего?

— Ослобоните… Наше дло такое. За утро что дловъ упустишь. Работникъ у меня дома одинъ. Одному не управиться. A здсь токмо сборы все одни.

— Да чего теб надо? вн себя крикнулъ Флеисбургъ.

— Будьте милостивы, ослобоните. A самая работа, совсмъ намъ не подходящая. И головку повредить тоже можно. A вы дозвольте я, вашему благородію, вашескаго укажу… Нмца Мыльнера. Тутъ на Морской живетъ. Мыльнеръ этотъ единымъ тоись мигомъ распилитъ. Мастеръ на эвто! Ей-Богу. A намъ гд же. И головку тоже — помилуй Богъ.

— Ты слесарь, что часовой привелъ ночью?

— Точно такъ-съ.

— Такъ пошелъ къ чорту. Такъ бы и говорилъ. Не нужно тебя. Убирайся ко всмъ дьяволамъ!

И Фленсбургь пунцовый, злобный вошелъ къ себ и заперся со злости на ключъ.

Слесарь же, собравъ свой инструментъ съ ларя въ полу тулупа, прытко шмыгнулъ изъ дворца и бгомъ пустился по улиц.

Добжавъ до угла набережной Невы, онъ вдругъ наткнулся на кума.

— Эвося. Вахромей. Откуда? воскликнулъ слесарь и сталъ живо и весело разсказывать все виднное за утро.

— A чуденъ народъ. Ей-Богу. Я вблизь-то къ нимъ не лазалъ закончилъ онъ разсказъ. A какъ вздта, куманекъ! Ахтительно! Первый — сортъ вздта!

Кумъ Вахромей все слушалъ и молчалъ, да все моталъ головой.

— Да и не самъ значитъ… Кабы самъ вздлъ, такъ за мной бы пилить не послали тады! объяснилъ заключительно слесарь.

— Д-да! заговорилъ наконецъ Вахромей. A я такъ полагаю, что самъ. Что мудренаго? Вдь нмцы. Надть-то — надлъ, ради озорства, а снять-то и не можетъ. Д-да! И опять тоже… На-ародецъ!? Нтъ, нашъ братъ православный, коли бы ужъ вздлъ, такъ и снялъ бы самъ. Да! A этотъ, вишь, солно-то показывать взялся, да и не додлалъ.

— Сплоховалъ, значитъ… разсмялся слесарь.

— Сплоховалъ. Сплоховалъ! жалостливымъ голосомъ шутилъ Вахромей. Теперь вотъ не въ настоящемъ вид и ходи!..

— Въ другой разъ ужъ показывать не станетъ.

— Ни-ни… Озолоти — не станетъ! Зачмъ ему показывать! Ученый теперь…

XIII

Бывшій сдаточный солдатъ за «буянскія» рчи, а нын капитанъ-поручикъ Акимъ Квасовъ, сталъ за двадцать лтъ службы офицеромъ въ лейбъ-компаніи поумне и поважне многихъ родовитыхъ гвардейцевъ. Сверхъ того десять лтъ службы простымъ солдатомъ при Анн Іоановн и Бирон тоже не пропали даромъ и научили многому отъ природы умнаго парня.

Около тридцати лтъ тому назадъ, бойкій и рчистый малый Акимка или Акишка позволилъ себ болтать на сел, что въ господскомъ состояніи и въ крестьянскомъ все т же люди рожаются на свтъ. Акишка ссылался на то, что, таская воду по наряду въ барскую баню, видлъ ненарокомъ въ щелку и барина и барыню — какъ ихъ мать родила. Все то же тло человчье! Только будто малость побле, да поглаже, особливо у барынки.

A чрезъ мсяца два парень Акимъ, собиравшійся было жениться, былъ за эти «буянскія рчи уже рядовымъ въ Пандурскомъ полку. Артикулу онъ обучился быстро, но языкъ за зубами держать не выучился! Однако смлая рчь, однажды его погубившая, во второй разъ вывезла. Отвтилъ онъ умно молодому царю Петру Второму и былъ переведенъ въ Преображенцы. При Анн Іоанновн попалъ онъ и въ Питеръ… Въ конц царствованія ея снова за „воровскую“ рчь попалъ по доносу языка въ мытарство, въ допросъ и въ дыбки, однако былъ прощенъ и вернулся въ полкъ — ученымъ! И сталъ уже держать свой ретивый языкъ за зубами.

Но этотъ случай сдлалъ его заклятымъ врагомъ нмцевъ и приготовилъ усерднаго слугу „дщери Петровой“ въ ночь переворота. A за долгое царствованіе ея, офицеръ лейбъ-кампаніи Квасовъ подомъ лъ нмцевъ. Тотчасъ по воцареніи Петра еодоровича лейбъ-кампанія была уничтожена, офицеры расписаны въ другіе полки и при этомъ капитанъ-норучика Квасова, какъ одного изъ лучшихъ служакъ, лично извстнаго государю, когда еще онъ былъ великимъ княземъ, перевели тотчасъ въ любимый государевъ полкъ — кирасирскій.

Квасонъ поздилъ съ недлю верхомъ и слегъ въ постель… Затмъ подалъ просьбу, гд изъяснялся такъ: „Каласеромъ быть не могу, ибо всю кожу снутри себ ободралъ на кон. По сему бью челомъ, кому слдъ, или по новой вольности дворянской дайте абшидъ, или дозввольте служить на своихъ двухъ ногахъ, кои съ измальства мн очень хорошо извстны и никогда меня объ земь неприличнымъ офицерскому званію образомъ не сшибали и на оныхъ двухъ ногахъ я врне услужу государю и отечеству, чмъ на четырехъ, да чужихъ ногахъ, въ кой я вры ни самомалйшей не имю. И какъ ду я на оныхъ-то непрестанно въ чаяніи того обртаюсь — быть мн вотъ на полу“.

Вслдствіе этой просьбы, надъ которой государь не мало потшался. Квасовъ былъ переведенъ въ преображенцы. И каждый разъ теперь, что государь видалъ его на смотрахъ и ученьяхъ, то спрашивалъ шутя:

— Ну что теперь, не чаешь быть на полу?

— Зачмъ, ваше величество. Моя пара своихъ природныхъ сивокъ 50 лтъ служитъ, да еще не кормя! отвчалъ однажды Квасовъ довольно развязно.

— Какъ не кормя. Самъ же ты шь!? разсмялся Петръ.

— Такъ и мъ не для ногъ. A коли они чмъ и пользуются — такъ Богъ съ ними! шутилъ Квасовъ.

Теперь, въ пхотномъ строю Квасовъ избгалъ всячески попасть на лошадь. За то былъ онъ и ходокъ первой руки и ему случалось ходить въ Тосну пшкомъ, гд жила его одна его пріятельница простая баба.

Акимъ Акимычъ Квасовъ былъ извстенъ не одному государю, а чуть не всей столиц отчасти своей грубоватой прямотой рчи, переходившей иногда чрезъ границы приличій, а отчасти и своимъ диковиннымъ нравомъ.

Объ себ Квасовъ съ самыхъ дней переворота былъ уже высокаго мннія, но не потому, чтобъ попалъ изъ сдаточныхъ въ дворяне. На счетъ дворянства у Акима Акимыча такъ и осталось убжденіе, вынесенное изъ барской бани.

— Вотъ и я важная птица нын, говорилъ онъ. A нешто я вылинялъ, перо то все то же, что у Акишки на сел было, когда сдали! И Акимъ Акимычъ прибавлялъ шутя:

— Мн сказывалъ одинъ книжный человкъ, когда я былъ походомъ подъ Новгородомъ. Что Адамъ съ Евой не были столбовыми дворянами, а оное также какъ вотъ и мною службой пріобртено было уже Ноемъ. Сей Ной именовался патріархомъ, что значило въ т поры, не то, что въ наши времена, а значило оно вельможа иль сановитый мужъ. Ну-съ, а холопы иль хамы пошли, стало быть, отъ Ноева сына Хама. Такъ-ли-съ.