Петербургское действо

Но юноша Державинъ, уже знакомый по опыту съ бдностью, съ несправедливостью людской, былъ мало похожъ на юношу Шепелева. Онъ, и не зная по-нмецки, вывернулся бы изъ затрудненія и не ударилъ лицомъ въ грязь, если бы попалъ въ кабинетъ принца.

— Экая обида, что я ушелъ изъ дворца. Охъ, Господи! Вотъ кабы знать заране! сожаллъ онъ теперь. Богъ знаетъ, что бы еще вышло изъ моей бесды съ принцемъ. Пожалуй бы съ разу въ люди вышелъ.

XVII

Семейство Тюфякиныхъ состояло изъ старой двицы, опекунши, лтъ 50-ты, длинной, сухопарой, словоохотливой и на видъ добродушной, но страшно упрямой, — двухъ сиротъ: княженъ Василисы и Настасьи и своднаго брата ихъ, князя Глба, который, однако, жилъ отдльно. Глбъ былъ старше сестеръ лтъ на десять, и былъ отъ перваго брака покойнаго князя Андрея Тюфякина съ простой женщиной татарскаго происхожденія, которая погибла насильственной смертью, подъ можемъ своей горничной. Об княжны были отъ второй жены князя, тоже скончавшейся и урожденной Гариной, принесшей мужу большое состояніе въ приданое. Такимъ образомъ, молодыя двушки-сироты были богаты, но находились еще до полнаго совершеннолтія младшей княжны подъ опекой родной тетки, тогда какъ ихъ сводный братъ, офицеръ гвардіи, былъ почти бденъ, т. е. имлъ 50 душъ крестьянъ гд-то въ глуши, близъ города Кадома, куда и хать было опасно.

Эта разница состояній породила много семейныхъ недоразумній, ссоръ и бдъ и повліяла даже на характеръ и поведеніе князя Глба. Онъ завидовалъ сестрамъ и враждовалъ съ ихъ теткой-опекуншей, которая тоже не любила его, не считала даже настоящей родней и звала въ насмшку: "нашъ киргизъ!"

Покойный князь Андрей безпорядочной жизнью съумлъ въ семь лтъ сильно разстроить огромное состояніе своей второй жены. Еслибъ онъ не утонулъ вдругъ въ Нев, двнадцать лтъ назадъ, купаясь подъ хмлькомъ посл пира, то, конечно, ничего не передалъ бы дочерямъ. Имъ осталось бы только состояніе теперешней ихъ опекунши-тетки, которая была сама по себ очень богата.

Посл несчастія съ отцомъ, двочки остались — старшая по шестому году, а младшая — четырехъ лтъ и ухали тотчасъ съ матерью въ деревню. Пасынокъ, уже юноша, остался въ Петербург.

Вдругъ овдоввшая княгиня Анна Михайловна хотя и была женщина слабохарактерная, съ странностями и причудами, но съумла, однако, въ пять лтъ деревенской жизни снова устроить свои дла и поправить состояніе. Двочекъ своихъ она держала странно, почти въ заперти и въ гости никуда не пускала. Изъ сосдей своихъ она тоже у себя не принимала никого. Скоро стало, однако, извстно въ околодк, что княгиня-вдова совершенно въ рукахъ своего наемнаго управителя изъ поляковъ, который распоряжался самовластно въ ея имніяхъ и въ дом. Даже во многомъ, касавшемся до дтей, вдова не обходилась безъ его совтовъ. Если за это время княгиня не стала вдругъ женой молодаго и красиваго поляка, то единственно изъ нежеланія потерять свой титулъ, которымъ очень кичилась. Но, однажды, пять лтъ тому назадъ, явился вдругъ къ нимъ въ глушь въ гости пасынокъ, князь Глбъ. Веселый и умный молодецъ-гвардеецъ, простодушный на видъ, внимательный и почтительный съ княгиней мачихой, ласковый съ сестрами, остался на все лто и искусно, постепенно, незамтно завладлъ скоро всмъ и всми. Осенью онъ уже прогналъ поляка, взялся за дло по имніямъ и повернулъ все на иной ладъ…

Прежде всего двочки, уже взрослыя, были выпущены на волю, здили въ гости, веселились всячески и, конечно, также стали обожать брата.

Вскор же, т. е. мене чмъ чрезъ годъ посл прізда Глба, княгиня, весной, по настоянію пасынка, перехала снова на жительство въ Петербургъ.

Здсь началась новая жизнь, показавшаяся дочерямъ еще боле странною, потому что он не понимали въ чемъ дло. Однако, невольно и безсознательно он тотчасъ не взлюбили этого брата Глба. Вдобавокъ он замтили, что чмъ боле мать ихъ любила, ласкала и превозносила пасынка, тмъ боле стала ненавидть его ихъ столичная тетка Пелагея Михайловна Гарина, съ которой он теперь познакомились и подружились.

Безпорядочная и зазорная жизнь княгини Анны Михайловны въ столиц окончилась какой-то внезапной болзнью, которая быстро унесла ее въ одинъ мсяцъ.

Сестра ея, Пелагея Михайловна, старая два и одинокая, сдлалась тотчасъ опекуншей и воспитательницей племянницъ. Это, конечно, сдлалось не по закону, а какъ-то само собой, вслдствіе желзной воли ея и множества "ходовъ", т. е. большаго количества вліятельныхъ знакомыхъ въ Петербург.

Не видаясь почти за послднее время съ княгиней, ведшей неприличную жизнь, Пелагея Михайловна, узнавъ о смерти сестры и немедленно явясь въ домъ на панихиды, привезла изъ своего дома и пожитки, и людей своихъ. Прежде чмъ покойная была зарыта въ землю, тетка уже поселилась въ ея комнатахъ и управляла въ дом. Въ то же время и какъ бы волшебствомъ она осадила или, по ея выраженію, "поурзала Глбовы крылушки".

Князь Глбъ хотя и остался было сначала жить въ дом съ сестрами, но Пелагея Михайловна взяла его какъ бы на хлба, что и заявила, положивъ "киргизу" жалованье по двсти червонцевъ въ годъ, ради родства.

Князь, однако, и старую двицу, и сестеръ вскор съумлъ немного снова расположить въ свою пользу, хотя пріобрсти надъ теткой такое безграничное вліяніе, какое имлъ надъ ихъ матерью, онъ и пробовать не сталъ. Не такова была Пелагея Михайловна.

— Кремень Михайлычъ! звалъ онъ ее за-глаза. — Никакой калитки не найдешь, даже щели простой, чтобы въ ней въ душу влзть, злобно говорилъ князь своимъ пріятелямъ и прибавлялъ въ минуту похмлья:- Я погляжу еще, да воли нельзя добромъ взять, такъ я ее поверну инымъ вертомъ.

Но время шло и князь Глбъ, живя то отдльно, то у ceстеръ, получалъ свое жалованье отъ тетки, иногда и подачки деньгами не въ счетъ положеннаго, и все еще надялся какъ-нибудь со временемъ обойти старую дву.

Что касается до сводныхъ сестеръ, то младшая относилась въ нему дружелюбно, старшая-же по-прежнему — недоврчиво, боязливо и сдержанно. Об сестры были уже теперь двушки-невсты. Княжн Василис, старшей, минуло 18-ть лтъ, а младшей, Наст, 16.

Настя была уже давно, чуть не съ рожденья, предназначена заглазно бытъ женой дальняго родственника отца, юноши Шепелева, который теперь только познакомился съ невстой, явившись на службу въ гвардію. Василиса не была сговорена ни за кого. Но и теперь, не смотря на приданое, никто не присылалъ сватовъ, никому въ Петербург не приходило на умъ просить ее за себя у тетки опекунши. Сама тетка часто говаривала, что ея любимиц не бывать замужемъ никогда!.. Причина этому была простая.

Княжна Василиса или, какъ звали ее вс съ дтства, "Василекъ", еще будучи четырнадцати лтъ, опасно заболла оспой, самой сильной, и до того времени прелестная лицомъ, теперь была обезображена. У бдной двушки все лицо, лобъ, даже носъ и губы были испещрены ямками, бороздками и рубцами. Лицо это, обыкновенно блдное, багровло по временамъ и отъ сильнаго движенія, и отъ тепла, и отъ малйшаго душевнаго волненія. Не смотря на то, что лица, изуродованныя оспой, были довольно обыденнымъ явленіемъ, бдная княжна все-таки привлекала на себя любопытство даже прохожихъ. Это лицо тмъ боле обращало на себя вниманіе, что въ немъ было еще до болзни нчто дарованное судьбой, чего болзнь не могла уничтожить, и что теперь придавало лицу еще боле странное выраженіе.

Среди этого, испещреннаго бороздами, человческаго облика свтились, сіяли чуднымъ свтомъ большіе, великолпные синеватые глаза. Вся сокровенная внутренняя жизнь, вся душа, которая, обыкновенно, самовластно ложится въ разнообразныя, прихотливыя черты человческаго образа, у княжны Василька не могли отразиться въ изуродованномъ лиц. И жизнь ушла изъ лица этого въ одни ясные большіе глаза. Вся эта жизнь, теперь печальная, обойденная судьбой, полная горечи и разбитыхъ надеждъ, и вся теплота кроткой и любящей души, вся чистота и глубина ея, все сосредоточилось въ этихъ, всегда грустно-задумчивыхъ глазахъ и сказывалось какимъ-то ласково-нжнымъ, теплымъ, грющимъ свтомъ. Никогда не вспыхивалъ и не горлъ этотъ синеватый взоръ, а вчно свтился тихо и безмятежно среди безжизненнаго облика. Взоръ этотъ будто мерцалъ, но лучи его таинственнымъ свтомъ озаряли все и всхъ, какъ тихій, почти робкій лучъ лампады, которая теплится предъ кіотомъ среди тьмы и нмоты ночи, озаряетъ золотыя ризы образовъ, и ярко сіяютъ он, будто собственнымъ свтомъ. И сптъ этотъ, это ровно льющееся сіяніе всегда будто говоритъ душ: покой. смиреніе, любовь…

Одинъ пятилтній ребенокъ, увидвшій княжну въ гостяхъ у матери, долго глядлъ ей въ лицо и, наконецъ, спросилъ:

— Зачмъ она все глядитъ?… Все глядитъ!!…

Ребенокъ первый разъ въ жизни, благодаря взгляду Василька, замтилъ, что въ глазахъ человческихъ есть что-то… помимо двухъ круглыхъ зрачковъ.

Дйствительно, глазами Василька говорила ея душа и сказывалась вся. И эти глаза понемногу проникали тоже въ душу всякаго. Даже тяжело бывало инымъ, какъ, напримръ, князю Глбу и подобнымъ ему, долго сдерживать на себ взглядъ княжны. Иногда онъ досадливо. отворачивался или говорилъ сестр: