Петербургское действо
Шрифт:
— Полно упираться въ меня. Чего не видала? Ну, гляди въ тетушку, а то въ стну. Совсмъ сдается, по карманамъ лазишь своими глазами. Теб бы въ сыщики…
И дйствительно, взглядъ княжны упирался и тяготилъ князя, будто нестерпимымъ гнетомъ придавливалъ его. Когда же Василекъ опускала вки, когда на этомъ лиц потухалъ свтъ чуднаго взора, то вчно блдноватый обликъ лица, безъ капли выраженія въ чертахъ, не только терялъ всякій смыслъ, и свой чудный разумъ, но совсмъ мертвлъ.
У княжны Василька, кроткой, богомольной, добросердой къ бднымъ, всегда сочувствующей всмъ несчастнымъ, была теперь одна особо любимая молитва. Отъ этой молитвы вскор посл ея выздоровленья, на первой недл Великаго поста, въ первый разъ въ
И все это, просимое ею такъ часто и такъ горячо: и миръ души, и защита отъ назойливыхъ, но несбыточныхъ для нея мірскихъ надеждъ и мечтаній, и примиреніе съ незавидной долей — все было дано ей… И съ лихвою! Это все и говорило теперь о себ, свтясь лучисто во взор ея, словно ліясь изъ глазъ и проникая глубоко въ душу всякаго человка.
Василекъ, любившая все и всхъ и находившая наслажденье въ заботахъ о другихъ, разумется, любила тетку и обожала младшую сестру. Пережившая въ уголк своей горницы и въ церкви больше, нежели Настя въ гостяхъ, она скоро стала для младшей сестры не сестрою, а матерью, изрдка журившей любимое дитя, но ничего не видвшей въ немъ кром достоинствъ.
Настю баловали вс. Тетка видла въ ней единственную надежду породниться съ сановитымъ и важнымъ человкомъ чрезъ ея замужество и, конечно, придумывала какъ бы разстроить завщанный отцомъ бракъ ея съ Шепелевымъ.
Братъ, если не любилъ ея по неимнію сердца, то всячески ласкалъ и баловалъ сестру, исполняя ея малйшія прихоти, но за это бралъ у нея тайкомъ и тратилъ все, что она получала отъ тетки. Кром того, онъ надялся теперь, при совершеннолтіи Насти, еще боле выиграть отъ дружбы съ ней и, при появленіи въ Петербургъ жениха Шепелева, былъ первое время самъ не свой.
Наст, честолюбивой, надменной и тщеславной, тоже крайне не нравился суженый, пріхавшій изъ деревни и сидвшія еще въ званіи рядового преображенца, когда за ней въ церкви и на гуляньи въ новомъ саду ухаживали одинъ маіоръ гвардіи и даже одинъ нмецъ адьютантъ самого принца Голштинскаго, т. е. Фленсбургъ.
Однако за послдніе дни князь Глбъ вдругъ, къ великому удивленію Пелагеи Михайловны и Василька, началъ стоять за Шепелева горой, онъ даже радовался такой свадьб и находилъ, что лучшаго жениха желать нечего, только бы чинъ ему поскоре дали.
Пелагея Михайловна, зная племянника, ршила, что это тоже "не спроста"; но объяснить себ или догадаться въ чемъ заключается тайна — она не могла. Оставалось держать только "ушки на макушк", — что она давно, относительно Глба, и длала.
Настя была смлаго, почти дерзкаго нрава, заносчивая, пылкая и въ то же время была вполн подъ вліяніемъ брата. Она все мене и мене слушалась тетки, а въ особенности обожавшей ее сестры, которую, въ шутку, звала "наша инокина" или "мать Василиска" и полу-шутя, полу-серьезно уговаривала сестру идти въ монастырь. Къ жениху своему Настя, не смотря на согласіе идти за него, не смотря на тайные совты и уговоры брата, относилась все-таки небрежно, иногда даже оскорбительно.
На первыхъ же порахъ она объяснила Шепелеву, что ему слдовало бы жениться на ея сестр, что это все равно, такъ какъ ихъ части материнскаго наслдства одинакія, а наслдство отъ тетушки она готова даже уступить сестр, если онъ на ней женится.
Василекъ подозрвала, что сердце и голова Насти были уже заняты, были "на сторон"; но кто былъ этотъ человкъ, ей въ умъ не приходило.
Не смотря на то, что самъ Шепелевъ не взлюбилъ свою нареченную, а Настя тоже всячески, сначала умышленно, а потомъ невольно отталкивала его отъ себя; не смотря и на желаніе тетки — имть
боле вельможнаго зятя положеніе дла не измнялось. Шепелева и княжну называли и представляли знакомымъ, какъ сговоренныхъ еще въ дтств покойнымъ отцомъ. Свадьба же ихъ должна была послдовать по полученіи Шепелевымъ офицерскаго чина.Перемна въ мысляхъ князя на счетъ этой свадьбы была такъ неожиданна, такъ двусмысленна, что стала подозрительна даже и Шепелеву.
Почему не прочилъ князь любимой сестр кого-нибудь изъ своихъ блестящихъ товарищей или изъ русскихъ офицеровъ Голштиневаго войска, или изъ придворныхъ? Это было для всхъ вопросомъ. Одна Настя на все пожимала нетерпливо плечами или усмхалась.
Князь объяснялъ это желаніемъ видть исполненіе воли покойнаго отца и тмъ, что полюбилъ Шепелева. И тому и другому — ни Шепелевъ, ни тетка, конечно, не врили.
Юнош, разумется, не нравился князь, хотя будущій шуринъ былъ крайне ласковъ съ нимъ, и Шепелевъ старался длать видъ, что вполн радъ съ нимъ породниться.
Вновь прибывшій на службу недоросль изъ дворянъ не могъ, впрочемъ, безъ нкотораго рода уваженія смотрть на офицера въ положеніи князя, не могъ вполн отршиться отъ обаянія того, что князь былъ пріятель и участникъ всхъ затй Гудовича, генералъ-адьютанта императора и любимца графини Елизаветы Романовны Воронцовой.
Всему Петербургу было извстно, что князь Тюфякинъ-былъ очень близокъ съ Гудовичемъ, любимцемъ Воронцовой, который покровительствовалъ князю боле чмъ кому либо и звалъ своимъ другомъ, "князинькой" и "тюфячкомъ". Князя Глба поэтому звали въ Петербург со словъ Гетмана: "фаворитъ фаворита фаворитки".
Князь былъ непремннымъ членомъ всхъ пирушекъ и дорогихъ раззорительныхъ затй Гудовича. Не будь на свт старой двы тетки, то, конечно, онъ добился бы опекунства надъ состояніемъ княженъ и все бы прошло сквозь его пальцы. И сироты княжны остались бы скоро безъ гроша, раззоренныя, благодаря всмъ этимъ затямъ придворнаго кружка любимцевъ государя.
Но противъ старой двицы, имвшей много друзей въ Цетербург, противъ "Кремня Михайловича", какъ звалъ ее князь Глбъ — трудно было бороться даже и Гудовичу, если бы онъ захотлъ услужить своему фавориту.
— Какъ бы намъ ее похерить? часто говорилъ Глбъ Андреевичъ другу и покровителю.
— Дай срокъ. Теперь нельзя, отзывался Гудовичъ. — Вотъ станетъ Лизавета Романовна императрицей — тогда и кути душа. Будемъ творить все, что Богъ на душу положитъ!!..
XVIII
Юношу Шепелева подмывало поскоре повдать въ семь невсты приключеніе свое у принца, и въ сумерки онъ отправился съ Тюфякинымъ. Разсчетливость Пелагеи Михайловны, доходившая до скупости, побудила княженъ Тюфякиныхъ перехать, по смерти матери, и жить въ мстечк Чухонскій Ямъ, потому что тутъ у тетки опекунши былъ свой домъ, старинный, деревянный, построенный еще при юномъ государ Петр Алексевич Второмъ. Домъ былъ окруженъ большимъ дворомъ и садомъ. Оврагъ, довольно глубокій для того, чтобы тамъ свободно могли скопляться сугробы зимой и бездонная грязь лтомъ, отдлялъ садъ отъ остальныхъ пустырей, раздленныхъ на участки. Нсколько лтъ поздне между Чухонскимъ Ямомъ и Петербургомъ долженствовало воздвигнуться Таврическому дворцу. Мсто это было не хорошее. Тутъ всегда водились головорзы.
День былъ ясный, тихій и морозный, и хотя юноша шелъ быстрой походкой, однако сильно озябъ и радъ былъ, завидя домъ.
Пройдя дворъ и поднимаясь уже на большое крыльцо дома, Шепелевъ увидалъ кучку людей направо у флигеля, гд помщались погреба, молочные скопы, клти для птицъ и вообще всякія принадлежности дома. Среди этой столпившейся кучки онъ узналъ по стройному стану и по шубк старшую княжну. Въ ту же минуту кучка двинулась къ нему. Княжна узнала его и издали кивнула ему головой. Онъ остановился и дождался.