Петербургское действо

"Это не грабители, подумалъ онъ. Кто-то детъ". Черезъ нсколько мгновеній молодой человкъ ужь приближался къ мосту и невольно пристально оглядывалъ его со всхъ сторонъ. И вотъ, вдругъ сердце въ немъ екнуло.

— Показалось! Помилуй Богъ! — чуть не вскрикнулъ онъ, ободряя себя.

Но нтъ, не показалось. Изъ подъ моста появились дв фигуры и бородатый мужикъ съ дубиной, медленно обходя мостъ, чтобы преградить ему дорогу, крикнулъ весело, какъ показалось Шепелеву, не смотря на страхъ:

— Не спши, баринъ! Аль не баринъ, солдатъ. Не спши! Тутотка по ночамъ не указано ходитъ.

Шепелевъ хотлъ что-то произнести, но не могъ. Мужикъ поднялся на мостъ, молодой человкъ хотлъ броситься бжать назадъ, но сзади поднимался на тотъ же мостъ другой товарищъ. Невольно и почти безсознательно онъ взмахнулъ пустыми руками и крикнулъ, задыхаясь:

— Не подходи, убью!

Но оба мужика съ обихъ сторонъ, какой-то спокойной походкой, приближались къ нему.

— Вишь какой страшный! A ну, убей! Погляжу! — выговорилъ, подходя, молодой парень съ дубиной. — Ну, не маши. A то вотъ я размахнусь, такъ взаправду ты у меня пополамъ перелетишь.

Въ ту же минуту бородатый мужикъ взялъ юношу за плечо и выговорилъ спокойно:

— Давакось тулупъ и сапоги, а достальное — Господь съ тобой. Намъ не треба въ вашей амуничк; и продать-то нельзя не покупаютъ. A вотъ тулупчишко и сапожки — это можно.

Оба мужика стали растегивать съ крючковъ тулупчикъ и едва успли снять его съ оробвшаго Шепелева, — какъ одинъ изъ нихъ, бородатый, ахнулъ и бросился бжать опрометью съ моста въ сторону. Молодой парень пустился за нимъ. Въ ту же минуту, изъ-за угла, шибкой рысью, появилась и приблизилась тройка лошадей и большія сани.

Шепелевъ невольно бросился на встрчу санямъ, крича::

— Стой! Стой!

Тройка остановилась, но кучеръ крикнулъ ему:

— Пошелъ съ дороги! Раздавлю! Меня не ограбишь, а то вотъ господа изъ ружьевъ убьютъ!

Но сидвшіе въ саняхъ поднялись на своихъ мстахъ и, приглядвшись, очевидно, поняли настоящее положеніе дла.

— Нтъ, Степанъ, т воры, а это преображенецъ. Они убжали съ платьемъ его. Вонъ они….

Шепелевъ быстро приблизился къ санямъ и увидлъ въ нихъ двухъ молодыхъ офицеровъ въ полузнакомыхъ, ему мундирахъ, такъ какъ онъ еще не привыкъ распознавать гвардейскіе полки. Это были измайловцы или кирасиры.

— Сдлайте милость, заговорилъ молодой человкъ, взволнованнымъ голосомъ, не оставляйте меня! Меня сейчасъ ограбили. Вы удете, они опять меня догонятъ. Да и далеко идти, озябнешь въ одномъ сюртук.

Оба офицера, крайне моложавые на видъ, казалось, чуть не по семнадцати лтъ каждый, зашептались между собой и вдругъ начали громко хохотать. Смхъ этотъ былъ на столько неожиданный, веселый и дтски искренній… что Шепелевъ самъ чуть не улыбнулся.

— Ну, садитесь, нечего длать. Довеземъ и будемъ вашими спасителями. Вдь вы, кажется, не простой солдатъ, вы рядовой изъ дворянъ?

— Да-съ.

— Ну вотъ я и права! вымолвилъ офицеръ и вдругъ будто смутился, но тотчасъ же засмялся звучнымъ, почти дтскимъ смхомъ.

Шепелевъ не замтилъ ничего, влзъ на облучекъ около кучера и себя не помнилъ отъ радости. Мысленно онъ клялся никогда боле пшкомъ не ходить къ Тюфякинымъ. Тройка двигалась небольшою рысью, такъ какъ узкая дорога не позволяла хать шибче, ибо пристяжныя то и дло проваливались въ мягкомъ снгу.

— И какъ это тутъ однимъ ходить по ночамъ? заговорилъ кучеръ. — Я вотъ сказывалъ, моя правда и вышла, обернулся онъ въ сани. — Вотъ видите, барыня… охъ, тьфу!.. баринъ. Видите, баринъ, говорилъ я: скверное тутъ мсто, воровское. Первый разъ похали и вотъ одного уже упасли. A въ другой разъ поди, и насъ кто ограбитъ и коней отобьетъ. И прощай, лошадушки.

— Ну, перестань, не болтай! — выговорилъ другой офицеръ, молчавшій до тхъ поръ.

Голосъ его показался Шелелеву еще мягче, звучне, еще боле юношескій, нежели голосъ перваго, и вдобавокъ со страннымъ акцентомъ, выдававшимъ будто не русское происхожденіе.

Шепелевъ, окончательно прійдя теперь въ себя, обернулся съ своимъ новымъ знакомымъ и сталъ всматриваться въ нихъ. Оба офицера были дйствительно крайне моложавы, а второй, сейчасъ заговорившій, былъ замчательно красивъ собой. Не смотря на то, что мсяцъ скрылся снова за тучи, Шепелевъ могъ разглядть обоихъ, и лицо второго офицера показалось ему необыкновенно оригинальнымъ. Въ особенности большіе глаза и тонкія, черныя, какъ смоль, брови поразили его. Эти брови и глаза напомнили молодому человку портретъ пріятельницы его матери, который всегда вислъ у нея въ спальн. А пріятельница эта была родомъ не русская, а грузинская княжна.

"Совсмъ та матушкина пріятельница, — подумалъ Шепелёвъ. — Красавецъ офицеръ! Вотъ кабы мн быть такимъ!"*

Офицеры зашептались снова между собой и вдругъ опятъ начали смяться. Въ эту минуту мсяцъ скользнулъ изъ-за облака, и на улиц стало снова свтло, какъ днемъ.

— Ну, однако, послушайте, сударь солдатъ, выговорилъ первый офицеръ. — Садитесь, какъ слдуетъ, лицомъ къ конямъ. Нечего насъ такъ разглядывать. Сглазите, пожалуй, вмсто благодарности, что мы васъ захватили.

Шепелевъ отвернулся, какъ ему приказывали, и вдругъ странная мысль пришла ему въ голову. Ему показались эти офицеры подозрительными.

"И совсмъ будто по пятнадцати или четырнадцати лтъ каждому", подумалъ онъ.

Между тмъ, начались улицы Петербурга, дорога сдлалась сразу вдвое шире. Кучеръ припустилъ тройку во всю рысь, и воскликнулъ:

— Эхъ! не любо безъ бубенчиковъ. Точно вотъ воры демъ, ворованное веземъ; либо конокрады, чужую тройку угнали.

— Я теб ужь сказала, не болтай, — раздался строгій голосъ второго офицера.

И затмъ тотчасъ-же Шепелевъ услыхалъ за спиной своей новый звонкій залпъ хохота.

— Я теб сказалъ, не болтай, — повторилъ-тотъ же красавецъ офицеръ. — Еслибъ я былъ гнвный баринъ, я бы тебя за болтовню прогналъ, — продолжалъ офицеръ, какъ бы умышленно громко и съ разстановкой, будто желая обратить вниманіе на свои слова.

Шепелевъ, сидвшій рядомъ съ кучеромъ, замтилъ. какъ тотъ ухмыльнулся и потрясъ головой, какъ бы говоря:

— Охъ ужь вы, затйники!

Они хали шибко и вскор были ужь около Итальянскаго дворца. Затмъ повернули на Невскій проспектъ и быстро доскакали до площади, гд налво показалась небольшая церковь — казанскій Соборъ. Здсь, тотъ-же красивый офицеръ, очевидно, владлецъ саней, остановилъ кучера и обратился къ Шепелеву.

— Ну, господинъ солдатъ, слзайте и бгите домой. Шибко бгите, вамъ надо согрться. A то застудитесъ и заболете, и умрете! И тогда не стоило мн васъ спасать.

— Слушаю-съ.

— Вамъ непремнно надо жить, я вамъ это приказываю! полушутя вымолвилъ офицеръ, когда Шепелевъ слзъ съ облучка и сталъ предъ санями.

— Спасибо вамъ, господа; отъ всей души благодарю, съ чувствомъ вымолвилъ Шепелевъ, кланяясь. — Если бы не вы. Богъ всть, что бы было. Убили бы, пожалуй, меня.

Красивый офицеръ наклонился изъ саней и протянулъ Шепелеву руку. Юноша, привыкшій, по обычаю, цловаться, здороваясь и прощаясь, или просто кланяться, не зналъ, что значитъ эта протянутая рука.